– Напомню.

Они разошлись без прощаний.

Он шёл вдоль проспекта, чувствуя, как дождь стекает под воротник.

В неоне отражались его собственные шаги – удвоенные, словно кто-то шёл рядом, чуть в стороне.

Телефон завибрировал. Сообщение.

Отправитель – без имени. Только время: 00:41.

Он открыл.

Одно предложение: “Не ищи виновных. Ищи оставшееся.”

Он остановился под навесом.

Внизу, в лужах, отражались буквы с рекламного экрана: СОХРАНИ СЕКУНДУ – ПОДАРИ ЕЁ БЛИЖНЕМУ.

Он почувствовал, как сердце делает лишний удар.

Слишком сильный, как вспышка света в темноте.

Ветер донёс запах – металлический, холодный.

Так пахнет воздух перед грозой.

И вдруг он понял: кофе в его руках снова остыл. Хотя он только что его купил.

Он поднял крышку стакана.

Внутри поверхность была неподвижна, как зеркало.

Он увидел в ней своё лицо – и рядом другое.

Женское.

Лея.

Он резко оглянулся.

На улице – никого.

Только мерцающий экран кафе и капли дождя, медленно сползающие по стеклу.

Он посмотрел в отражение снова – лица уже не было.

Только тень, похожая на отпечаток времени, когда оно касалось его жизни.

Он выдохнул.

– Ты снова здесь, – сказал он тихо.

Ответа не было.

Только шорох дождя, похожий на дыхание.

Он вернулся в отдел.

Коридоры были длиннее, чем утром, – или просто он шёл медленнее.

Каждая лампа под потолком зажигалась с запозданием, будто проверяла, стоит ли вообще светить.

На столе лежала новая сводка: “Массовое обращение. Район №12. Утром исчезло восемь часов.”

Время начала – 7:00.

Время окончания – 15:00.

Ни один житель не помнит, что происходило в этот промежуток.

Он поднял глаза на стену.

Часы показывали 16:00.

Он моргнул – стрелка прыгнула на 16:03.

Моргнул снова – 16:09.

Потом 16:09.

И ещё раз 16:09.

Он понял: стрелка застряла, но цифры продолжают бежать.

Это было как смотреть на лицо человека, у которого сердце бьётся, но взгляд уже ушёл.

Он взял диктофон, включил запись.

– Наблюдается ускорение внешних процессов. Возможно, локальное. Симптомы: усталость, искажение восприятия длительности. Время перестаёт быть равным себе. – Он замолчал. – Как будто его кто-то переписывает, но не с начала, а с конца.

Он выключил диктофон, посмотрел на окно.

За стеклом вечер. Хотя по календарю – середина дня.

Он вспомнил слова матери: “Не торопись. Любовь не любит спешки.”

И вдруг понял, что боится не смерти – боится забыть.

Потерять не человека, а воспоминание о нём.

А это – другая форма кражи времени.

Он снова взял телефон. Хотел позвонить матери, но экран засветился сам.

Входящий вызов. “Мама”.

– Сынок… – её голос был тихим, будто она говорила издалека. – А я тут подумала… может, это я у тебя краду время?

– Что ты…

– Когда ты приходишь, мне кажется, день тянется дольше. Даже когда мы молчим. А потом ты уходишь – и всё сразу сжимается. Может, это я. Может, я и есть твоя аномалия.

Он не знал, смеяться или плакать.

– Мам, если бы ты могла красть время, я бы дал тебе всё своё.

Она засмеялась.

– Тогда ты бы исчез.

– Зато ты бы жила дольше.

Пауза. Потом:

– Тогда, может, это и есть любовь.

Он хотел что-то ответить, но связь оборвалась.

Он долго смотрел на экран.

00:41.

Часы на стене всё ещё стояли.

И вдруг он услышал – тик. Один. Ещё один.

Маятник снова заработал.

Мартин закрыл глаза.

Почувствовал, как город вокруг дышит.

И понял: время не умирает. Оно просто ищет тех, кто его слышит.

Ночь пришла без звука. Без грозы, без грома, без даже намёка на ветер.

Она просто упала – как ткань, накинутая поверх города.

Мартин сидел у себя дома и смотрел, как стрелки на настенных часах двигаются рывками, словно спотыкаясь. Между “тик” и “так” возникали неровные провалы – то длиннее, то короче. Он прислушался.

Где-то в глубине комнаты, за стеной, тикали другие часы – старые, настольные, оставшиеся от отца. Их ритм не совпадал.

Два маятника, два сердца.

Один бежал. Другой – хромал.

Он закрыл глаза, прислушался.

В комнате пахло лекарствами, пылью и чем-то ещё – чуть сладковатым, как воспоминание.

На кухне шипел чайник. Вода закипала, но не спешила подняться пузырями. Она как будто ждала сигнала.

Он подошёл, выключил плиту.

Пусть будет тишина.

На столе лежала папка с надписью “Район №12 – потеря восьми часов”.

Он разложил фотографии: улицы, люди, кадры с камер наблюдения.

На всех – странная особенность: тени.

Все тени шли в одну сторону, независимо от источника света.

Даже в помещении.

Он долго смотрел на снимки, потом перевернул один из них и увидел на обороте короткую надпись, едва заметную карандашом:

“Время имеет направление только для тех, кто его боится.”

Он вспомнил Лею. Её фразу в кафе: “Я уже видела этот момент.”

И поймал себя на мысли, что скучает по ней не так, как по женщине, а как по указателю – по человеку, который хотя бы на секунду знал, куда всё это движется.

Телефон завибрировал.

Сообщение.

Без имени. Только текст:

“Не смотри на часы. Смотри в между.”

Он положил трубку. Встал.

Подошёл к окну.

Город снизу казался сонным. Свет витрин расплывался в дождевых каплях.

На перекрёстке стояла толпа – человек десять, может больше.

Они просто стояли. Не двигались. Не разговаривали.

Словно ожидали чего-то, что должно произойти ровно в одну и ту же секунду.

Он взял плащ, вышел на улицу.

Воздух был тяжёлый, влажный.

Каждый шаг отзывался глухим эхом, будто город стал пустым, как старое здание.

Он подошёл ближе к перекрёстку. Люди стояли всё так же – неподвижные, с опущенными головами.

Одна женщина держала в руках сумку с хлебом. Другой мужчина – газетный свёрток.

Их лица – странно спокойные, но глаза открыты.

Мартин остановился.

– Что происходит? – спросил он.

Никто не ответил.

Он шагнул ближе и понял, что они дышат.

Но слишком медленно.

Один вдох длился секунд тридцать.

Выдох – ещё дольше.

Как будто их тела жили в другой скорости.

Он щёлкнул пальцами перед лицом ближайшего мужчины.

Тот не моргнул.

Только спустя секунды три – лёгкое движение зрачков.

Замедленный отклик.

И тогда он услышал – не звуком, а будто внутри головы – тихое, протяжное:

“Не мешай.”

Он отпрянул.

Оглянулся.

На противоположной стороне улицы горел экран – реклама “Хронос Индастриз”.

На ней – улыбающееся лицо девушки.

Подпись: “Мы подарим вам время, если вы забудете о своём.”

Мартин поднял взгляд на небо.

Дождь больше не шёл.

Капли просто зависли в воздухе, как прозрачные ноты.

Их было сотни, тысячи, каждая – маленькая линза, отражающая свет.

В каждой он видел частицу себя.

В одной – лицо матери. В другой – девочку с рюкзаком.

В третьей – Лею.

Он стоял под этим хрустальным дождём и понимал: всё, что происходит, не случайность.

Время собирает тех, кто помнит.

На мгновение стало темнее – будто кто-то выключил солнце.

И тогда он увидел: люди, стоявшие на перекрёстке, начали двигаться.

Не вперёд, не назад – а одновременно.

Их жесты были зеркальными, будто кто-то управлял ими одной рукой.

Он сделал шаг вперёд – и мир дрогнул.

Асфальт под ногами стал мягким, как резина.

Звук – глухим.

Он ощутил, как внутри что-то щёлкнуло.

Секунда растянулась.

Всё вокруг – свет, дождь, дыхание – стало медленным, как в замедленной съёмке.

Но внутри него всё осталось прежним.

Он чувствовал, как сердце бьётся слишком быстро для этого мира.

Он попытался крикнуть, но голос прозвучал без звука, только вибрацией в груди.

Один из стоящих повернул голову.

Лицо было пустым. Без зрачков. Без эмоций.

Только губы шевельнулись.

– Мы теряем дни, чтобы кто-то мог жить вечность.

И в ту же секунду всё оборвалось.

Он моргнул.

Люди исчезли.

Улица снова шумела. Машины ехали.

Мимо прошла женщина с телефоном у уха.

На асфальте – только мокрые следы, будто кто-то стоял здесь долго.

Мартин вздохнул.

Руки дрожали.

Он достал диктофон.

– Временная лакуна. Возможно, коллективный сбой восприятия. Свидетелей нет. Время наблюдения – неизвестно.

Он выключил запись.

Посмотрел на экран телефона.

00:41.

Он усмехнулся.

– Конечно.

Вернувшись домой, он увидел мать в кресле.

Она спала.

Но что-то было не так.

Под глазами – синеватые тени.

Руки – тоньше, чем вчера.

На полу – аптечная коробка, раскрытая.

Он поднял её.

Пусто.

Он сел рядом.

Смотрел, как грудь поднимается и опускается.

Медленно.

Слишком медленно.

Он тихо позвал:

– Мам…

Она открыла глаза.

– Ты опять поздно. – Голос едва слышен. – Время ушло без тебя.

– Не говори так.

– Я чувствую, как оно течёт сквозь пальцы.

Она протянула руку.

Пальцы дрожали.

– Смотри. – На коже были тонкие трещинки, как линии на старых часах. – Оно уходит и из меня.

– Мы найдём причину. Обещаю.

Она улыбнулась.

– Причина в том, что всё живое умирает, Мартин. Просто теперь это видно.

Она перевела взгляд на окно.

– Ты заметил, что ночи стали длиннее?

Он кивнул.

– Да.

– А знаешь почему?

– Почему?

– Потому что в темноте время медленнее умирает. Ему страшно.

Он сжал её ладонь.

Тепла почти не было.

Она закрыла глаза.

– Если оно придёт за мной – не гони его. Пусть возьмёт ровно столько, сколько нужно, чтобы ты остался.

Он не ответил.

Только смотрел, как в её дыхании появляются маленькие паузы – невидимые разрывы между вдохом и выдохом.

Потом она тихо сказала:

– Мне снилось, что ты был маленьким. И ты держал в руках часы. Они тикали. Но стрелки были из бумаги. Ты смеялся, говорил: они всё равно покажут то, что надо.

Она улыбнулась. – Тогда я поняла, что любовь – это тоже способ замедлить время. Просто мы забываем, как им пользоваться.

Он наклонился, поцеловал её лоб.

– Отдохни.

– Я уже отдыхаю, – сказала она и закрыла глаза.

Он сидел рядом долго.

Время будто растворилось в воздухе.

Когда он посмотрел на настенные часы, стрелки стояли.

Потом медленно дрогнули – на одно деление.

И снова замерли.

Он поднялся, подошёл к окну.

Город за стеклом был другой.

Тише. Густее.

Лучи фонарей не рассеивались, а лежали полосами, как реки света.

И вдруг он понял, что не слышит ничего.

Ни машин, ни дождя, ни даже собственного дыхания.

Он прикоснулся к стеклу.

Холодное.

И тут заметил – на улице, прямо под окном, стояла фигура.

Женщина.

В белом пальто, без зонта.

Лея.

Она подняла голову.

И улыбнулась.

Никакого удивления – будто знала, что он смотрит.

Он хотел открыть окно, позвать, но не смог.

Слова не слушались.

Лея подняла руку и медленно приложила палец к губам – тишина.

А потом показала на небо.

Он последовал её жесту.

И увидел – на чёрном фоне звёзды двигались.

Медленно, плавно.

Словно кто-то крутил небесную сферу рукой.

Он снова посмотрел вниз.

Леи не было.

На месте, где она стояла, лежали часы.

Те самые, что он видел у девочки с рюкзаком.