Фабрика колыбельных песен (страница 3)
Община взяла нас под покровительство, дала шанс нам и себе. Они выбрали нас, потому что мы были относительно здоровой парой, не отравленной метилизоцианатом до самого позвоночника, как другие. Люди устали и иссохли от многолетнего горя, им нужен был родник, из которого можно пить.
9
Активисты общины поехали с нами в Дели. Эти люди много лет вместе с адвокатами боролись за справедливую компенсацию жертвам, ходили на митинги и тут снова взяли инициативу в свои руки. Конечно, мне хотелось приехать в клинику тихо, с Джатином, поговорить с суррогатной матерью, узнать, что она за человек. Но попросить старших, чтоб они остались дома, было немыслимо. Их лица светились радостью, они взахлёб говорили о ребёнке. К тому же они уже внесли предоплату в клинику, оплатили проживание и улучшенное питание этой женщины, суррогата, а также «повышенное медицинское обслуживание» – до сих пор не знаю, что это такое. По сути, я в той поездке была не нужна. Все формальности уже уладила община. От моего организма взять было нечего, требовалось только участие Джатина.
Но я поехала, потому что всё-таки речь шла о моём ребёнке. Кто бы ни платил, кто бы ни устраивал всё это, я должна была стать матерью этого малыша. Мы ехали на машине Джатина и к утру добрались до Дели. В предрассветной столице мне стало нехорошо, казалось, все на улицах знают, куда мы направляемся. Чудилось, что бездомные смеются, шевелят ртами, грязными от пана[9]: «Вот едет Гаятри, подделка, пустая оболочка, у неё внутри ни черта нет». С каждой минутой рос стыд за то, что я нанимаю женщину, которая выносит моего ребёнка, и что мы едем за ним, как на базар.
Клиника была где-то на окраине Дели, и мы долго плутали по закоулкам. Я подумала: «Можно ли вообще доверять такой клинике?» Активисты, словно услышав мои мысли, сказали, что клиника работает уже давно и цены приемлемы.
В холле мне казалось, что камиз надет на мне задом наперёд, бельё торчит, шальвары сзади грязные. Хотя на мне был аккуратный хлопковый костюм, который лишь слегка помялся в дороге. И волосы мои казались мне лохматыми, в веточках и гусеницах, хотя я тщательно расчесалась в машине.
Хозяин принял нас, как дорогих гостей. В его кабинете было множество вещей с разных концов Азии. Утренний свет падал на могольские миниатюры, серо-голубой ковёр, бронзовых черепах. Мы словно оказались в зачарованном мире, и сам хозяин сказал мягким, как его шерстяной ковёр, голосом:
– Вам нечего смущаться, Гаятри. Не тысячи, а миллионы женщин проходят через подобное прямо сейчас. Вы пережили страшную техногенную катастрофу, не меньшую, чем Чернобыль и Хиросима. Для нас честь помочь вам. Мы все здесь как одна семья, все наши помощницы живут ради этого.
Я не знала, что ответить, и просто кивнула. Потом нам показали Фатиму. Нас познакомили как-то бегло, уже не в кабинете, а у лестницы. Мы едва успели поздороваться, как хозяин сказал:
– Пожалуйста, Фатима, не будем утомлять тебя, можешь идти в процедурную.
Маленькая проворная санитарка подхватила её под локоть.
– Пусть отдохнёт, ей тоже многое предстоит, – сказал хозяин.
Я смотрела, как она поднимается. Круглые бёдра качались под платьем, натягивали ситцевую ткань. Я подумала: «Какая же она прекрасная, сильная, какая молодая». Мне стало грустно, что я потратила столько времени на ожидание, моя молодость рассыпалась, как фасады старых домов. Я поблёкла, моя кожа увядала. С Фатимой нас разделяли эпохи. Она состояла из свежего молока с куркумой. Я подумала, что хозяин не обманул, он и правда выбрал очень крепкую, очень здоровую женщину. Тогда уже я начала ревновать к ней ребёнка. Я была даже рада, что нам не пришлось долго разговаривать.
Мне дали чаю и сладостей, а Джатин ушёл на процедуру в соседний кабинет. Было отвратительно думать, что ему включат неприличный фильм или дадут журналы с голыми женщинами. Горько от того, что доктора сочли меня настолько некрасивой и непригодной, что не позвали в кабинет вместе с мужем. Мне было очень больно. Сердце скручивалось, как мокрая тряпка. Я ревновала к Фатиме и Джатина.
Я выпила ещё чаю и поела. Постаралась успокоиться. Коснулась своего живота, словно во мне зерно, которое нужно согреть, чтоб оно проросло.
10
Моё имя приглашает во дворцы, где на потолках сплетается узор тонких стеблей, где луна отражается в воде купален, а в луковичные окна лезут красные цветы гульмохара. Такой задумывалась моя жизнь родителями. И вот в дни ожидания нашего ребёнка она стала такой. Мир развернулся прекрасным полотном, сотканным богами, волшебной легендой, которая происходит наяву.
Мы с Джатином ездили на рынки и в магазины. По дороге раздавали деньги нищим детям, и они слетались, как птицы на рис, приманивали и других детишек в шлёпанцах на босу ногу, в грязных растянутых кофтах и платках. Они курлыкали: «Мадам, мадам», трясли ладошками, будто сломанными крылышками. Джатин покупал им хлеб, выгребал из кошелька всю мелочь. Мы были так счастливы, что хотели разделить свой свет со всеми попрошайками, таксистами, продавцами газет и сладостей.
Мы выбирали костюмчики, одеяльца, ещё не зная, мальчик будет или девочка. Это не имело значения, мы сразу любили этого ребёнка, боготворили его. Цвета для детской одежды мы выбирали красные и жёлтые, как специи, которые наконец осыпали нашу пресную жизнь.
Между нами возникла сумасшедшая страсть, как у солдат, которые отслужили много лет на пустынной границе. Внутри меня потекли неведомые раньше реки. Моя кожа светилась, я располнела, так что люди стали спрашивать: «У тебя хорошие новости?», и я таинственно кивала. Да, так было. А теперь я снова рассыпаюсь, как ветхие дома, оставленные жильцами.
Мы никогда не задумывались, почему хозяин клиники не дал нам выбрать суррогата. Мы даже не знали, что у нас есть выбор. Мы слышали, что некоторые люди становятся очень близки с женщинами, которые вынашивают им ребёнка. Но хозяин изначально провёл между нами и Фатимой черту, дал понять, что мы люди разного сорта и сближение станет помехой для дела.
Фатима тоже не стремилась общаться с нами. А мы… Пожалуй, мы смущались, робели перед ней. Стыдились того, что ей приходится выполнять за нас такую работу. Работу, в которую включены внутренние органы. Понимаете, это было за гранью того, к чему мы привыкли. Было мучительно, что мы обратились за таким «лечением», как назвали его врачи клиники. Потом, на фоне этой роскошной молодой женщины мы с Джатином смотрелись бледными потусторонними тенями и стеснялись самих себя.