Тим хотел съязвить что-нибудь вроде того, что не настолько глуп, чтобы заблудиться в трех соснах, даже в полной темноте, но передумал и произнес совсем другое:

– Я надолго не задержусь, мне еще обратно идти.

Геннадий издал странный звук, похожий на хрюканье, – вероятно, это было нечто среднее между смехом и скептическим фырканьем.

– Не выдумывай, заночуешь здесь! У меня целый месяц выходных не было, с тех пор как предыдущий сменщик сбежал отсюда. Он так спешил, что даже зарплату не стал забирать. Я не хочу и нового сменщика лишиться, даже не отдохнув.

– Но я не планировал оставаться здесь на ночь… – забормотал Тим, стараясь говорить как можно мягче, чтобы не разозлить Геннадия своим категорическим отказом. – Меня хозяйка ждет, я предупредил ее, что сегодня буду заселяться.

– Ничего, позвонишь и скажешь, что заселишься завтра! – отрезал тот, помотав лохматой головой, которой давно не касались не то что парикмахерские ножницы, но даже самая простая расческа. – А вообще, хорошо, что ты пришел: хоть разбудил меня, а то ведь я случайно задремал на посту. Разморило меня на солнышке, вот я и потерял бдительность. Здесь, чтоб ты знал, расслабляться нельзя, особенно после заката. Она ведь, как и положено любой нечисти, в основном по ночам шастает, дневного света не выносит, но если ее сильно потревожить, то и средь бела дня явиться может. Пока я тут один, много шума не произвожу, она меня почти не беспокоит, а вот как только хозяин стройку затевает, так и начинается… Ну и быстро заканчивается. Несколько трупов – и снова тишина, до следующего раза.

– А почему вы так уверены, что это ведьма всех убивает? – осторожно полюбопытствовал Тим, следуя за своим суровым спутником.

– Так ведь она всюду свои «амулеты» разбрасывает! Луковицы, то есть. Недаром ведь ее Луковой ведьмой прозвали. Правда, неизвестно, зачем она так делает и почему это именно лук, но, видимо, на то у нее есть свои причины.

Они подошли к кирпичному зданию рядом с вышкой, имевшему жутковатый вид из-за оконных проемов, лишенных стекол и затянутых плотной полиэтиленовой пленкой. С внутренней стороны их прикрывали доски, уложенные либо крест-накрест, либо горизонтально, с небольшими промежутками, так, чтобы некоторое количество дневного света проникало внутрь здания.

Заметив, что Тим разглядывает окна, Геннадий пояснил:

– Я заменил стекла пленкой и укрепил досками на всякий случай, а то, бывало, как начнет она в окна скрестись, аж оторопь берет… Пока рассвета дождешься, с ума можно сойти!

Тим мысленно усмехнулся, подумав, что едва ли Геннадию стоит опасаться сойти с ума, ведь, судя по всему, этот этап у него уже в прошлом. Однако для поддержания беседы он спросил, стараясь придать своему лицу заинтересованное выражение:

– А вы хоть раз ее своими глазами видели?

– Хоть раз?! – Геннадий коротко хохотнул и, осекшись, опасливо огляделся, а затем повернулся к Тиму и злобно прорычал: – Ты, я вижу, мне не веришь!

Тим отвел глаза. Пора бы уже понять, что задавать вопросы этому типу слишком рискованно: он совершенно неадекватный. Нужно подумать о том, как поскорее от него отделаться и двинуться в обратный путь, пока солнце еще не село. Вот только как это сделать, если они уже вошли в дом и Геннадий запер дверь на огромный железный засов?

– Мало кому удалось увидеть ведьму несколько раз: большинство после первого раза не выживают. Но я один из счастливчиков! – Геннадий, судя по всему, почувствовал себя внутри дома в относительной безопасности и потому, осмелев, хвастливо подмигнул Тиму. – На моей памяти немало встреч с Луковой ведьмой! Ну она и красавица, скажу я тебе!

– Красавица? – удивился Тим, отмечая про себя, что Геннадий впервые упомянул прозвище ведьмы, а до этого говорил о ней не иначе как «она».

– О, поверь, увидев ее, ты пожалеешь, что не родился слепым! – Геннадий захохотал – громко, раскатисто и бесстрашно. – Эта старая кошелка точно мертвая! Поверь, я хорошо ее рассмотрел. Она – трупак, без сомнений, в лице нет ни малейшей искры жизни, разве что глаза… Кажется, что они запросто могут прожечь дырку в твоей душе. И голос гипнотический. Если услышишь, затыкай уши, иначе она заставит тебя жрать лук. Бывали здесь такие случаи со смертельным исходом…

Потом Геннадий проводил Тима в помещение с длинным столом, рассчитанным как минимум на два десятка человек, с кирпичной печью в углу и массивным угловым диваном, занимавшим две противоположные от печи стены. Вскоре на столе появились две железные кружки, исходящий паром чайник и сковородка, прикрытая забрызганной жиром крышкой.

– Картошка с грибами. Угощайся! – небрежно бросил Геннадий и, протянув Тиму погнутую алюминиевую ложку, занял место за столом.

При других обстоятельствах Тим ни за что не стал бы есть неизвестные грибы, приготовленные чокнутым типом вроде Геннадия, но сейчас не стал отказываться, не в силах больше выносить муки голода, терзавшие его уже давно.

– Имей в виду, парень: побывав здесь, в логове Луковой ведьмы, и почувствовав источаемое ею зло, ты уже никогда не будешь прежним, как бы банально это ни звучало, – проговорил Геннадий после того, как отправил себе в рот как минимум треть сковородки своей стряпни. – Никто здесь долго не задерживается, хотя такую зарплату еще поискать! Ведь наверняка и ты, как узнал, сколько тебе отвалят за месяц, подумал, что это нехилые денежки, а?

– Точно, именно так и подумал! – охотно подтвердил Тим, разомлев от горячей еды, которая оказалась не просто съедобной, но и очень даже вкусной. Хотя говорят ведь, что голод – лучшая приправа. Пожалуй, сейчас Тиму показался бы вкусным даже черствый сухарь.

– Клюнул и я на эту приманку, да сдуру взял огромный кредит: ну, раз зарплата позволяет, почему бы и не взять? Решил кучу всяких проблем, порадовал себя новым автомобилем, а только теперь привязан я к этому месту. И хотел бы уволиться, да никак: долги прочно меня здесь держат! Но ты не переживай. Если будешь меня слушать, делать все как надо и не делать, чего не надо, ничего страшного с тобой не случится. Есть же техника безопасности на вредных и опасных производствах, вот и моя наука вроде того. Перво-наперво заруби себе на носу: если вдруг во время обхода территории тебе почудится что-то странное – голос услышишь или тень где-то мелькнет, – не вздумай туда пялиться, и уж тем более не суйся в то место, а дуй оттуда на всех парах и не оглядывайся. Ну и не ори, само собой. Помощи все равно не дозовешься. В полицию звони только в том случае, если заметишь в лагере посторонних: на ведьму полиция давно не выезжает, я пробовал – бесполезно. Еще и оштрафуют за ложный вызов. Задергали их с этой ведьмой, ясное дело! Но если они и приедут, ничем тебе не помогут: ведьма на то и ведьма, что сама выбирает, кому на глаза показаться. Полиция ее не найдет и уедет, а ты с ней снова один на один останешься, так что не зли старушку, и все будет «окей», как вы, молодежь, выражаетесь. Главное – до заката запрись в сторожке и, пока не рассветет, к окнам не подходи. На стук и голос не реагируй, а лучше уши берушами заткни. Помни: в сторожку она никак не проникнет, если ты сам ее не впустишь, а такое вполне может произойти, потому что любая ведьма всегда хитрее человека, даже самого умного. Заговоришь с ней, и она обведет тебя вокруг пальца, ты и глазом моргнуть не успеешь, так что не будь слишком самоуверенным! Ну вот и вся наука. А теперь пора на боковую! – Геннадий залил опустевшую сковородку водой из чайника, накрыл крышкой и поднялся из-за стола. – Посуда пусть стоит, завтра вымою. Располагайся на диване, а я пошел к себе. По пустякам меня не дергай, спросонья я злой, могу и в ухо дать ненароком, имей в виду!

Его грузная фигура выплыла из кухни, едва вписавшись в дверной проем. По коридору прокатился скрип половиц, взвывших разлаженными скрипками, затем глухо хлопнула дверь, и стало очень тихо. Несколько минут Тим сидел неподвижно, дожидаясь, когда Геннадий уляжется и уснет. Вскоре из глубины дома донесся такой богатырский храп, что Тиму показалось, будто стены и пол сотрясаются от легкой вибрации. Больше не опасаясь быть услышанным и спеша как можно скорее покинуть эту пропахшую табаком и мышами сторожку, он подхватил свой рюкзак и бросился к выходу. Не без труда отодвинув засов, Тим распахнул дверь и… остолбенел.

Глава 7. "Луковый" след

За дверью была кромешная тьма. «Не видно ни зги», – вспомнилась Тиму строчка из какого-то стихотворения. Теперь он знал, как это бывает. Но до чего же быстро стемнело! И почему здесь не горят фонари? Тим заметил немало фонарей на территории лагеря – старых, мутноглазых, еще советских, но с виду вполне рабочих. «Ведь в сторожке электричество есть, почему же вокруг такая темень?!» – недоумевал он, осознавая, что возвращение в поселок придется отложить до утра.

Внезапно где-то поблизости раздался хруст, как будто с луковицы содрали шелуху. Остро запахло сырым луком, да так, что у Тима защипало в глазах, и он почувствовал, как по спине стекают ручейки холодного пота. Мысленно обругав себя идиотом, он приготовился нырнуть в дом, и в этот момент голос Геннадия проревел у него за спиной, вторя его мыслям:

– Ты зачем дверь открыл, идиот?!

Послышался щелчок, под потолком коридора вспыхнула тусклая лампочка, и на земле перед Тимом вытянулась бледно-желтая дорожка света, на которой отразилась его тень. Тяжелая рука разгневанного смотрителя вцепилась ему в шею и потащила назад. Тим инстинктивно дернулся. Футболка на нем затрещала по швам, и он неожиданно высвободился. Вероятно, клок ткани, оторвавшийся от футболки, остался в руках у Геннадия, а может, тот сам отпустил Тима, не желая с ним возиться, но как бы там ни было, Тим не знал, что теперь делать с обретенной свободой. Дверь сторожки с треском захлопнулась за ним, и он вновь очутился в кромешной темноте, но на этот раз без путей к отступлению. По всему телу резво забегали мурашки: казалось, что чей-то зловещий взгляд сверлит его затылок. Тим резко повернулся, с опаской обшаривая руками пространство перед собой, и, не встретив никакого препятствия, немного успокоился. Сбросив со спины рюкзак, он на ощупь отыскал в его недрах фонарь и принялся лихорадочно кромсать тьму узким лучом света. Когда на глаза ему попалось белое безжизненное лицо, фонарь едва не выпал из его дрогнувшей руки, но потом Тим нервно рассмеялся: лицо принадлежало статуе горниста, бесстрастно взиравшего на мир с высоты бетонной тумбы.

– Слышь, пионер, ты меня до смерти напугал! – воскликнул он, стремясь разрушить гнетущую тишину собственным голосом. В детстве этот прием не раз помогал ему справиться со страхом. – Не подумай, что я трус, просто ночью ты похож на обескровленную жертву вампира. Тут любой испугается, знаешь ли…

Горнист, само собой, ничего не ответил, но у Тима возникла иллюзия, что тот его услышал. Это помогло ему сохранить здравомыслие и не броситься со всех ног куда глаза глядят, навстречу собственной гибели (известно ведь, что от паники погибает гораздо больше людей, чем от опасности, которая ее вызвала).

Как назло, в голове разом зазвучали голоса отца, Митрича и Геннадия, вещавшие страшные истории о Луковой ведьме, обитавшей в «Лучиках». Воображение тотчас нарисовало Тиму силуэт старухи, подкрадывающейся к нему во мраке, ее горящие злобой глаза и костлявые пальцы с острыми ногтями, сжимающие луковицу, которой она приготовилась заткнуть ему рот.