Сегодня Магнус избегал центра, он вышел у супермаркета на окраине. Озеро Кликимин замерзло, два лебедя кружили в поисках полыньи, куда можно сесть. По дорожке к спортцентру трусил бегун. Обычно Магнусу нравилось в супермаркете – яркий свет, цветные ценники, бесконечные ряды товаров. Здесь его никто не знал, а потому никто не приставал. Иногда кассирша любезно комментировала его покупки, и он улыбался, вспоминая времена, когда все приветливо с ним здоровались. После магазина он заходил в кафе, брал кофе с молоком и что-нибудь сладкое – булочку с абрикосами и ванилью или кусок шоколадного торта, такого липкого, что приходилось есть ложкой.

Но сегодня он торопился. На кофе не было времени – Магнус хотел успеть на первый автобус в обратном направлении. На остановке он поставил два пакета у ног. Мелкий, как сахарная пудра, снег оседал на куртке и волосах. В этот раз автобус был пуст. Магнус сел сзади.

Кэтрин вошла через двадцать минут, когда они проехали полпути. Сначала он не заметил ее – протирал запотевшее стекло и смотрел в окно. Автобус остановился, но Магнус был погружен в свои мысли. И тут что-то заставило его обернуться. Может, ее голос, когда она брала билет, хотя Магнус его не расслышал. Или запах ее духов – тот самый, что витал в его доме в новогоднюю ночь. Хотя нет, вряд ли: он сидел слишком далеко. Он втянул носом воздух, но учуял только солярку и запах мокрой шерсти.

Он не ожидал, что Кэтрин его узнает. Уже то, что он ее видит, было счастьем. Обе девушки ему нравились, но Кэтрин просто завораживала. В ее волосах по-прежнему синели пряди. На ней было длинное серое пальто почти до лодыжек с мокрым и заляпанным грязью подолом и ярко-красный вязаный шарф цвета свежей крови. Она выглядела уставшей. Интересно, к кому она ходила в гости? Даже не посмотрев в сторону Магнуса, она плюхнулась на переднее сиденье, словно не было сил идти дальше. Со своего места он видел плохо, но, кажется, она закрыла глаза.

Она вышла на его остановке. Магнус задержался, пропуская девушку вперед, все еще не надеясь, что она его вспомнит. Разве это возможно? Все старики для нее на одно лицо, как для него туристы. Но у двери автобуса она остановилась, обернулась и увидела его. Медленно улыбнулась, протянула руку, чтобы помочь спуститься. Через шерстяные перчатки он не почувствовал ее кожу, но прикосновение все равно взбудоражило его. Тело отозвалось неожиданным возбуждением – только бы она не заметила.

– Привет, – сказала она густым, как патока, голосом. – Прости за ту ночь. Надеюсь, мы тебя не потревожили.

– Вовсе нет. – Он запнулся от волнения. – Я был рад, что вы зашли.

Она усмехнулась, будто он сказал что-то забавное.

Несколько шагов они прошли молча. Магнус ломал голову, о чем бы заговорить. В ушах стучала кровь – как в те дни, когда он слишком долго полол турнепс под палящим солнцем, согнувшись над мотыгой и задыхаясь от натуги.

– Завтра в школу, – вдруг сказала она. – Каникулы кончились.

– Тебе нравится учиться? – спросил он.

– Не особо. Скукота.

Он не знал, что ответить.

– Мне тоже не нравилось, – наконец выдавил он. Потом добавил, просто чтобы продолжить разговор: – Где ты сегодня была?

– Не сегодня. Вчера. У друзей. Там была вечеринка. Меня подбросили до остановки.

– А Салли почему не с тобой?

– Ей не разрешают. Родители строгие.

– Хорошая была вечеринка? – спросил он с неподдельным интересом.

Сам он редко бывал на вечеринках.

– Ну, знаешь…

Она умолкла.

Магнусу показалось, что она вот-вот откроет какой-то секрет. Они дошли до тропинки, по которой ему нужно было подниматься к дому, и остановились. Он думал, что она продолжит говорить, но она просто стояла. Сегодня ее глаза не были ярко накрашены, осталась только размазанная черная подводка, будто Кэтрин не смывала макияж с прошлой ночи. В конце концов он заговорил сам:

– Не хочешь зайти? Выпьем по стаканчику, согреемся. Или чаю?

Он и не надеялся, что она согласится. Воспитанная девочка – это было очевидно. Наверняка ее учили не ходить одной в дом к незнакомцу. Но Кэтрин смотрела на него, оценивая предложение.

– Для выпивки как-то рановато, – сказала она.

– Тогда чаю? – Его лицо расплылось в той самой дурацкой ухмылке, которая всегда бесила мать. – С шоколадным печеньем.

Он уверенно зашагал к дому, зная, что Кэтрин последует за ним.

Дверь он никогда не запирал и распахнул ее перед Кэтрин, пропуская девушку вперед. Пока она отряхивала снег с ботинок, он огляделся. Кругом было тихо. Никто не видел, что к нему пришла эта прекрасная гостья. Его сокровище. Его ворон в клетке.

Глава 4

Фрэн Хантер предпочитала не использовать машину, если нужно было съездить куда-то недалеко. Она беспокоилась о глобальном потеплении и хотела внести свой вклад в борьбу с ним. У нее был велосипед с детским сиденьем для Кэсси, который она привезла с собой на пароме «Нортлинк», когда переезжала. Она гордилась тем, что путешествовала налегке, а велосипед был единственным громоздким предметом в багаже. Но в такую погоду велосипед не годился. Сегодня она укутала Кэсси в комбинезон, куртку и резиновые сапоги с зелеными лягушками и повезла ее в школу на санках. Пятое января – первый день нового учебного семестра. Когда они вышли из дома, на улице еще даже не рассвело. Фрэн знала, что миссис Генри и без того не особо ее жалует, и не хотела опаздывать. Ей не нужны были новые многозначительные взгляды и приподнятые брови, разговоры других мамочек за спиной. Кэсси и так непросто вписаться в школьный коллектив.

Фрэн снимала небольшой дом недалеко от дороги в Леруик. Он стоял рядом с суровой кирпичной часовней и выглядел скромно по сравнению с ней. В доме было три комнаты и маленькая ванная, пристроенная сзади. В основном Фрэн с Кэсси проводили время на кухне, почти не изменившейся с момента постройки дома. Печку топили углем, который привозили из города раз в месяц на грузовике. Была и электрическая плита, но Фрэн нравилось пользоваться старой печкой. Так романтично… Рядом с домом не было участка земли, хотя когда-то он составлял часть фермы. В сезон его сдавали отпускникам, и к Пасхе Фрэн нужно было решить, что делать дальше. Хозяин намекнул, что мог бы продать дом. Она уже начала считать его своим – местом, где можно жить и работать. Два мансардных окна в спальне выходили на Вороний мыс. Она могла бы превратить эту комнату в мастерскую.

В сером свете зари Кэсси болтала, а Фрэн автоматически отвечала, но мысли ее блуждали далеко.

Когда они обогнули холм у Хиллхеда, солнце уже вставало, отбрасывая длинные тени на снег, и Фрэн остановилась, чтобы полюбоваться видом. Она видела воду и мыс вдали. Она подумала, что поступила правильно, вернувшись сюда. Это лучшее место для воспитания ребенка. До этой минуты она и не осознавала, насколько сомневалась в своем решении. Она так хорошо играла роль напористой матери-одиночки и почти поверила, что такая и есть.

В свои пять лет Кэсси была такой же пробивной, как мать. Фрэн научила ее читать до школы – и миссис Генри этого тоже не одобряла. Девочка бывала шумной и своенравной, и иногда даже Фрэн, презирая себя за эту ужасную мысль, задавалась вопросом, не породила ли она чудовище.

– Было бы неплохо, если бы Кэсси иногда слушалась с первого раза, – холодно сказала миссис Генри на первом родительском собрании. – Без подробных объяснений, почему я прошу ее что-то сделать.

Фрэн, ожидавшая услышать, что ее дочь гений и радость для учителя, чувствовала себя униженной. Она скрыла разочарование, пылко выступив в защиту своей философии воспитания. «Дети должны уверенно принимать собственные решения, бросать вызов авторитетам», – сказала она. Последнее, чего она хочет, – это покорного, безвольного ребенка.

Миссис Генри внимательно слушала.

– Тяжело, наверное, одной воспитывать ребенка, – сказала она, когда Фрэн выдохлась.

Кэсси, восседающая на санках, как русская княжна, заерзала.

– Что случилось? – потребовала она ответа. – Почему мы остановились?

Внимание Фрэн привлекли контрастные цвета – сюжет для картины, но она потянула за веревку и двинулась дальше. Как и учительница, она пребывала во власти непререкаемых требований Кэсси. На вершине холма она остановилась и вскочила на санки сзади. Крепко держась за веревку, она обхватила дочь ногами, оттолкнулась от снега пятками и пустила санки вниз. Кэсси завизжала от страха и восторга. Они подпрыгивали на ледяной колее, набирая скорость. Холод и солнечный свет жгли Фрэн лицо. Она дернула за левую веревку, направляя санки в мягкий сугроб у стены школьного двора. «Ничто не сравнится с этим ощущением, – подумала она. – Лучше ничего и быть не может».

На этот раз они пришли рано. Фрэн не забыла библиотечную книгу Кэсси, ланч-бокс и сменную обувь. Она отвела дочь в раздевалку, усадила на скамейку и сняла с нее сапоги. Миссис Генри приклеивала к стене класса цифры. Она стояла на столе, но все равно не могла дотянуться. На ней были брюки из синтетики, слегка лоснящиеся, вытянутые на коленках, и вязаный кардиган с норвежским узором. Фрэн обращала внимание на одежду. После университета она работала ассистентом редактора в отделе моды женского журнала. Миссис Генри явно нуждалась в преображении.

– Вам помочь? – спросила Фрэн, боясь отказа.

Она справлялась с фотографами, которые могли довести до слез умудренных опытом мужчин, но миссис Генри заставляла ее чувствовать себя нервной шестилеткой. Обычно Фрэн приходила в школу прямо перед звонком, когда учительница находилась в окружении родителей и, казалось, со всеми была на короткой ноге.

Миссис Генри удивленно обернулась, увидев ее.

– Не откажусь. Кэсси, садись на ковер, выбери книгу и жди остальных.

Совершенно необъяснимо, но Кэсси послушалась беспрекословно.

Таща санки обратно в гору, Фрэн говорила себе, что радоваться этому глупо. Разве это достижение? Она же не сторонница зубрежки, ради всего святого! Если бы они остались на юге, она отдала бы Кэсси в вальдорфскую школу. А теперь она на седьмом небе оттого, что приклеила к стене класса таблицу умножения на два. И Маргарет Генри улыбнулась ей и назвала по имени.

Старика из Хиллхеда не было видно. Иногда, когда они проходили мимо, он выглядывал поздороваться. Он редко говорил. Обычно просто махал, а однажды сунул Кэсси конфету. Фрэн не любила, когда дочь ест сладкое, – пустые калории и кариес, – но старик выглядел таким застенчивым и довольным, что она поблагодарила его. Кэсси тут же засунула слегка пыльную полосатую конфету в рот, зная, что мать не станет останавливать ее при старике, а потом вряд ли заставит выплюнуть угощение.

Фрэн снова остановилась, чтобы взглянуть на воду, в надежде воссоздать образ, увиденный по дороге в школу. Ее привлекли цвета. Обычно оттенки островов приглушены, смягчены туманом: оливково-зеленые, грязно-коричневые, морской серый. Но в ярком утреннем свете картина была резкой и насыщенной. Кипенная белизна снега. Три силуэта. Вороны. На картине они были бы угловатыми, почти как у кубистов. Грубо вытесанные из твердого черного дерева птицы. И затем всплеск цвета: красный, отражение алого шара солнца.

Она оставила санки на обочине и пошла через поле, чтобы рассмотреть сцену поближе. Из-за снега калитка не поддавалась, и Фрэн перелезла через нее. Каменная стена разделяла поле пополам, но в некоторых местах обвалилась, оставив проход, достаточный для трактора. По мере приближения перспектива менялась, но это не смущало Фрэн. Картина уже запечатлелась в ее сознании. Она ожидала, что вороны улетят, и даже надеялась увидеть их в полете. Вид парящих птиц с клиновидными хвостами, помогающими балансировать в воздухе, помог бы точнее изобразить их на земле.