Васин разозлился тоже – я видела это по тому, как заполыхали недовольством и потемнели глаза Тимофея.

– Никто никого не забирает! Я ухожу сам, Лена. Мы с тобой разойдёмся интеллигентно. Чуть позже расскажем дочерям о том, что разводимся…

Выдерживать я этого больше не могла. Само осознание, что Тим стал настолько бездушным, породило во мне просто невероятный гнев.

Вскочив, я схватила мужа за одежду и потребовала ответа:

– То есть, ты сейчас вот так спокойно уйдёшь к этой свой сучке, а меня оставишь здесь делать вид перед дочерьми, что ничего не случилось? Что мы и дальше живём вместе, но папа просто уехал в командировку? Что мне нужно им соврать? А? Что? Я тебя спрашиваю!

Всего крохотное мгновение – и я уже отлетела прочь, потому что Васин оттолкнул меня легко, словно пушинку.

– Она не сучка! Не смей так говорить о ней, Лена! Помни, что она – твоя сестра!

Муж впал в крайнюю степень ажитации. Я и себя не узнавала в том, что говорила и делала, и передо мной сейчас находился какой-то незнакомец.

– Засуньте эту сестру туда, откуда она уже никогда не выползет! – прошелестела я, начиная задыхаться от тех жутких ощущений, которые никуда уже не денутся.

Я была уверена – их станет лишь больше, когда вся эта история приобретёт огромный размах. А это неминуемо случится, потому что я не собиралась отползать в сторону, где стану зализывать свои раны. И с отцом непременно поговорю, причём в самом обозримом будущем.

– Лена, давай успокоимся, – всё же проговорил увещевательным тоном Тимофей, поднимаясь следом.

В его голосе сквозили настолько неискренние нотки, что меня даже подташнивать стало. Разве так расходятся с любимыми людьми? Разве я не достойна хотя бы того, чтобы со мной развестись по-человечески?

И есть ли вообще такой способ, который бы помог минимизировать те жуткие душевные страдания, от которых я разбивалась и разбивалась на осколки?

– Конечно, делать никакой вид перед дочерьми не нужно, но я предлагаю тебе самой взять время на то, чтобы всё это обдумать. Посуди сама – я говорю о том, что мы дальше жить вместе не будем. Но оставляю вам эту квартиру, живите в ней, конечно же. Алименты тоже буду платить, сколько назначит суд. Ты ещё молода, у тебя ещё может быть новый мужчина…

И вновь я погрузилась в ощущение, что если бы Васин меня поколотил, я бы и тогда не испытала сотой доли того, что властвовало надо мною теперь.

Он совершенно «на голубом глазу» говорил мне о новом мужчине… Как у него вообще язык поворачивался заводить данную тему, ведь Тим знал, что я буду последней, кто сейчас побежит искать себе новую любовь?

– Замолчи, Васин! Замолчи, потому что ты несёшь полную ересь!

Я закрыла уши руками и зажмурилась. Он прав… Пусть уходит и оставит меня одну, потому что чем больше слов произносил Тимофей, тем меньше я верила в происходящее.

– Вечером возвращайся и будем говорить с Кристиной и Викой, – выдохнула я, распахнув глаза.

– Лена, я не думаю, что стоит так быстро… – начал Тим, но я его быстро прервала:

– Думать по данному поводу буду только я. Даю тебе один шанс сесть и поговорить обо всем с детьми вместе со мной. Иначе я сама им выдам всю правду, и поверь мне, из моих уст она будет звучать настолько паршиво, насколько всё есть на самом деле.

Васин снова злился и смотрел на меня так, будто я в одночасье стала его смертным врагом. Что ж… Мне уже плевать. Всё решено, всё известно… Осталось лишь не позволить им всем окунуть себя в ещё большее дерьмо.

Поэтому пусть муженёк едет хоть в офис, хоть ко второй жене, хоть к чёрту на рога. А я отправлюсь к отцу и пусть он всё расскажет, глядя мне в глаза.

– Хорошо, пусть будет по-твоему, – ответил Тимофей, видимо, приняв какое-то решение.

О том, что он там надумал, спрашивать бесполезно. Надо принять, как данность, что я жила столько лет с предателем и лжецом.

– Вечером буду. Прости, Лен, что всё вот так… Я хотел сделать иначе, уверяю.

Потоптавшись на месте и не дождавшись от меня ответа, Васин просто вышел из квартиры. А я осталась наедине с собой.

Возможно, мне стоило быть более хитрой и изворотливой. Сесть и придумать какой-то план… Но я не могла. Это было выше моих сил.

Да и чем бы я тогда отличалась от тех, кто меня растоптал, словно я была никчёмным человеком, не заслуживающим нормального отношения?

Наверное, ничем.

Хотя, с волками жить – по-волчьи выть. Кажется, так?

Надо будет очень крепко подумать именно в эту сторону…

***

К отцу, разумеется, я поехала почти сразу, как немного пришла в себя. Смысла оставаться наедине со своими чувствами и в одиночку переживать то, что никакого позитива не приносило, я не видела. Раз уж даже самые родные люди обо мне нисколько не думали, то и я не стану принимать в расчёт их желания.

Тем более, что связана эта таинственность была лишь с одним – с попыткой прикрыть свою задницу…

Когда появилась у родителей в квартире, меня охватило такими противоречивыми эмоциями, что я чуть не разрыдалась на пороге. Вот он – мой дом, где живут те люди, которые были для меня основой основ. И выходит, всё это блеф? Существует только в моих воображении и памяти?

– Ой, Леночка! Что-то случилось? – тут же всполошилась мама, которая выглядела весьма уставшей.

Она очень переживала из-за того, что папа болел и мы никак не могли разобраться с этим вопросом. Сейчас, наверное, будет слишком жестоким обрушивать на неё всю правду. Поэтому я приняла решение – сначала поговорю с отцом, а уже потом будет ясно, как скоро стоит посвятить во всё мать.

Растянув губы в улыбке, в которой искренности не было ни на йоту, я объявила:

– Ничего не случилось! Просто решила сделать сюрприз. Побуду с папой час-другой, а ты как раз собиралась на маникюр, но всё времени не находила.

Молодец, Лена, пять баллов! Учитывая, что запись к маминому мастеру лучше начинать за пару недель до процедуры, сейчас вряд ли удастся обнаружить окошко в расписании. Однако, на удивление, это сработало, словно сама судьба давала мне возможность переговорить с отцом с глазу на глаз.

– Ой, как хорошо! Таня как раз мне писала сегодня, что я могу к ней прийти! – обрадовалась мама.

У неё было очень важное правило в жизни: что бы ни случилось, маникюр должен быть безупречным. Так что данный факт сегодня играл на моей стороне.

– Вот и иди, я как чувствовала, что мне нужно к вам.

Ощущая себя пластиковой куклой, которая играла в какой-то странной театральной постановке, я сняла обувь и прошествовала в гостиную, где упала на диван. Ноги почти не держали, а в голове моей происходила отчаянная работа мысли. Как и какими словами сейчас говорить с отцом, учитывая его состояние?

– Лариса! Что там происходит? – раздался его голос из спальни, и я поняла, что папа очень встревожен.

Нехорошее предположение о том, что Васин уже написал или позвонил ему и всё рассказал, заставило меня замереть на месте. Это было совершенно отвратительно по отношению ко мне. Не дать ни единой возможности увидеть реальную реакцию папы, а подготовить его заранее.

Словно кодекс чести изменщиков, который должен быть соблюдён, и эти двое предателей когда-то условились подставить друг другу плечо в случае чего.

– Лёш, всё в порядке, это Лена забежала! – крикнула мама в сторону спальни, и я решилась.

Поднялась и, подойдя к двери в комнату, распахнула её. Тут же в меня буквально впился требовательный взгляд отца. В глазах его плескался страх, но при этом сквозило немое предупреждение. Он словно обещал мне все кары мира, если вдруг всё пойдёт не так, как нужно ему.

– Я пришла, чтобы маму отпустить на маникюр, – откликнулась я бесстрастно, прекрасно поняв, что папа действительно в курсе прибытия Альбины и обнажения передо мною злосчастной правды.

Он выдохнул не без облегчения, когда осознал, что мама ничего не знает, даже попытался заискивающе улыбнуться.

– Я могу и не уходить… Если тебе снова нездоровится… – произнесла мама растерянно.

Она слишком хорошо чувствовала своего мужа, что раньше вызывало у меня восхищение, а сейчас – агрессию в сторону отца. Ему же это было так удобно… Комфортно пользоваться семейным благополучием, созданным руками той женщины, которой он безбожно врал столько времени…

– Нет-нет, иди Лар, иди, – откликнулся папа, и я повернулась к ней.

– Мам, давай, беги на маникюр, мы здесь прекрасно проведём время, – пообещала, не сумев сдержать того, что прорывалось через все преграды, которые я выставляла внутри себя.

Пока мама собиралась, я прошла в их с отцом комнату и устроилась на стуле. На папу старалась не смотреть, хотя и ощущала, как он пытается установить между нами зрительный контакт.

– Всё, я побежала! Скоро буду, – донёсся до меня голос мамы их прихожей, а через пару мгновений она ушла.

И как только мы с отцом услышали звук поворачивающегося в замке ключа, показалось, что пространство заиндевело. Стало ледяным и хрупким.

– Я думаю, ты в курсе всего, папа, – произнесла я, всё же взглянув на отца.

Голос мой при этом был хриплым, царапал горло.

Тот человек, которого я безумно любила и которому доверяла на все сто, упрямо вздёрнул подбородок и ответил:

– Да, я знаю, что Альбина к тебе приходила. Но поверь мне – я сделал свой выбор уже давно. Только ты и Лара – моя семья. А всё остальное не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к тебе, ни тем более к твоей матери!

Папа говорил с запалом, и я бы, возможно, поверила его словам, если бы не видела своими глазами тот чёртов альбом.

Отец прекрасно жил на две семьи, растил Альбину… Он познакомил свою вторую дочь с моим мужем. Так что все его фразы можно было делить на десять, а то и на сто.

Но сказать ему об этом я не успела. Потому что папа вдруг ошарашил:

– Маме нельзя нервничать. Она не говорила тебе, чтобы не волновать, но не так давно у неё обнаружили рассеянный склероз. Сейчас она на уколах… И эти новости ей здоровья не прибавят. Так что давай обсудим всё, о чём бы тебе хотелось поговорить, а после ты будешь просто молчать по поводу Альбины.

Известия о маминой болезни стали ещё одним ударом. Сколько будет подобных потрясений, которые устроят мини атомный взрыв в моей порядком истощённой нервной системе?

Что ещё я узнаю следом? То, что не позволит мне и дальше быть тем человеком, которым я являлась на протяжении тридцати пяти лет своей жизни?

– Что за бред? – не без воинственности, явно звучащей в голосе, потребовала я ответа у отца.

Первой мыслью была идея о том, что папа просто придумал это, чтобы избежать обнажения грязной правды. Но может, это и впрямь истина? Мама ведь была очень любящим родителем, она всегда меня ограждала от плохих новостей, говоря, что жизнь в любом случае выдаст целый ворох неприятных известий.

– Никакой не бред, – откликнулся отец.

Он опустил ноги с постели, и я в очередной раз отметила про себя тот факт, что папа сильно исхудал. А может, здесь всё просто? Пока мама реально болела, отец был в нервном напряжении по поводу того, что будет с ним и его семейной обустроенностью, в которую он так вцепился. Вот и недомогание налицо…

– Я бы не стал такое выдумывать, ты же знаешь. И я очень за неё переживаю.

Сложив руки на груди, я смотрела за тем, как отец встаёт и начинает медленно одеваться. Наверное, это было неправильно, но сейчас в каждом его жесте и движении мне виделось нечто театральное. Как будто он намеренно показывал мне, как всё плохо и как ему тяжело.

А на деле мне нужно было думать о том, что трудно вовсе не ему. Пока только на моих плечах лежал весь груз тех жутких новостей, которые ещё не скоро смогу осознать.

– Так переживал все эти годы, что тебе это не мешало полноценно растить Альбину? – хмыкнула в ответ.