В конце 1990-х я регулярно ходил в Plan 9 Records, частный музыкальный магазинчик в Ричмонде, штат Вирджиния. Легко мог целый час перебирать стеллажи с подержанными пластинками и обычно покупал себе несколько штук. Я уже неплохо был знаком с Little Feat, всю жизнь слушая их хиты «Dixie Chicken» и «Fat Man in The Bathtub». Но после того, как я открыл для себя группу Mothers of Invention Фрэнка Заппы, работавшего с легендарным Капитаном Бифхартом, и узнал, что с ней связан Лоуэлл Джордж, мне стало интересно копнуть глубже и ознакомиться уже с сольным коллективом Джорджа Little Feat. За три доллара я купил их убитую пластинку Dixie Chicken.

Когда я перевернул винил и опустил иглу на вторую сторону альбома, на фоне потрескиваний и щелчков зазвучал фанковый барабанный бит и электропианино, уступив место красиво написанной песне Фрэда Такетта в душевной интерпретации Лоуэлла Джорджа. Я был очарован и тронут этой неземной музыкой. Ритм, аранжировки, мелодии и гармонии заставили меня почувствовать себя ребенком. Я сидел перед проигрывателем, положив ногу на ногу, и впитывал песню и ощущения, которые она во мне вызывала.

Точно не могу сказать, что вдохновило Фрэда Такетта на написание такого текста, и не думаю, что хочу знать. Часто бывает, что, узнав, о чем песня, теряешь с ней определенную связь. Для меня «Fool Yourself» о том, как тяжело угнаться за жизнью, которая несется быстрее, чем хотелось бы.

На огромном полуострове к юго-востоку от Вирджинии, между реками Джеймс и Йорк, располагается маленький городок Вильямсбург. Основанный в 1632 году, он был центром раннего американского колониального правительства. Среди жителей городка были отцы-основатели: Джордж Уит^[3], Джеймс Монро^[4] и Патрик Генри^[5]. Вместе с соседними значимыми городами Джеймстауном и Йорктауном Вильямсбург образует «Исторический треугольник» Вирджинии – трио свободно соединенных музеев живой истории, сохранившей поля битвы Войны за независимость и поселения эпохи колониализма. Кроме того, в Вильямсбурге располагается и парк развлечений Буш-Гарденс, что превращает этот город в самое посещаемое туристическое направление в штате, притягивая любителей истории со всего мира.

Также Вильямсбург является родиной Колледжа Вильгельма и Марии. Он был основан в 1693 году и считается вторым старейшим колледжем в Соединенных Штатах. Скандально известный своей приемной комиссией колледж может похвастаться выпускником Томасом Джефферсоном^[6], а также другими президентами, судьями Верховного суда и десятками сенаторов США.

Соседние районы Вильямсбурга гораздо более скромные. По сравнению с его престижным статусом краеугольного камня американской истории, богатой университетской средой, живописной территорией колледжа и сезонными туристическими достопримечательностями, окраина округа Джеймс-Сити скорее выделяется более медленным и тихим провинциальным укладом жизни. Пригородные земли соседствуют с пространными лесами и фермами. Узкая двухполосная проезжая часть пролегает через болота и поля, где когда-то временно проживали солдаты армии Войны за независимость и Гражданской войны. Трейлерные парки, церквушки и кладбища скрыты за торговыми рядами, дисконтными магазинами и сетевыми ресторанами. Местные представители рабочего класса зарабатывают на жизнь промышленностью и гостиничным делом, развившимся благодаря туристическому бизнесу Вильямсбурга, либо работают в огромной пивоварне «Анхойзер-Буш» за чертой города. Они с головы до ног одеваются в костюмы эры колониализма, в которых работают при исторических достопримечательностях, а затем покупают ужин в авто-кафе по дороге домой: призраки наших отцов-основателей, заказывающих чизбургер и картошку фри. Пикантный кислый запах бродящего солода и хмеля периодически накрывает районы городка. Похоже, никто и не возражает.

Именно здесь воскресным утром 25 ноября 1972 года родился я, третий мальчик в семье Рэймонда и Марианны Мортонов. Первенец Майкл умер через несколько дней после рождения от, как нам сказали, сердечной патологии. Мой брат Аллан родился через год после Майкла, а еще через семь лет на свет появился я. Правда, я был, мягко говоря, «неожиданным» ребенком – то есть ошибкой. Но родители обрадовались, когда узнали о незапланированной беременности, и брат был в восторге от того, что у него появится младший братик.

Отец был тихим и суровым человеком. Он рос в бедной семье в сельском Мэне, в крошечном домике без туалета. Папа был одним из пяти детей. Он редко рассказывал про своего отца, который умер, когда моему папе было 12 лет. В целом о его детстве я знаю не так много деталей. Но из того, что я слышал, было понятно: папа вырос в семье алкоголика и деспота. Имело место и домашнее насилие. Как-то раз папа рассказал мне о том, как его пьяный отец гонялся за ним по заднему двору, размахивая топором и угрожая убить – а все из-за маленькой детской шалости. Спустя несколько лет после смерти отца, заехав в Мэн для студийной работы, я навестил пожилую тетушку, которая поведала мне, что творил мой дед. Моему отцу и двум его братьям здорово доставалось.

– Ты даже не представляешь, какой ад пришлось пережить мальчишкам, – сказала она мне. Хотелось узнать еще больше деталей. Моя тетушка выглянула в окно своей крошечной комнаты в интернате, которую делила с еще одним жильцом.

– Поверь, тебе этого знать не надо! – ответила она.

Я поверил ей на слово.

К сожалению, дед не умерил свой гнев даже ради матери моего отца, которую я видел всего несколько раз. Она была закрытой и сдержанной. Не показывала эмоций на людях, поскольку ей, видимо, приходилось постоянно выживать, терпя насилие со стороны мужа. Но пусть даже мы и не провели с ней много времени, я все равно ощущал негласную связь. Она смотрела мне прямо в глаза, когда говорила со мной. И не раз называла меня средним именем моего отца, Расселом. Но я никогда ее не поправлял. Мне даже нравилось. Виделись мы всего несколько раз, но она была ко мне внимательна. Однако мне всегда казалось, что она колдунья.

В подростковом возрасте отцу не терпелось сбежать, поэтому он бросил старшую школу и пошел в армию. Его определили в военную полицию и отправили в Германию, город Франкфурт. Именно там, изначально служа сержантом и обеспечивая безопасность полетов для доставки грузов во время блокады Берлина, он и познакомился с моей мамой – правда, позднее, в 1959 году.

Мама родилась в семье немцев в Гданьске в 1942 году, в разгар Второй мировой войны. У города сложная история, и он уже долгое время является частью Польши. Однако тогда Гданьск считался – по крайней мере, немцами – частью Германии. И маму тоже всегда называли немкой.

Она росла в период краха нацистской Германии и его последствий и помнит, как еще совсем маленькой девочкой жила в бараках для беженцев. После войны огромное количество немцев оказалось без куска хлеба и крыши над головой, став беспомощными случайными свидетелями того, как зловещая гитлеровская политика уничтожала их. Постоянно мотающиеся из одного глухого фермерского городка в другой, моя мама, ее родственники и их мать несколько лет жили на пожертвования фермеров и финансово успешных семей, которым с меньшими потерями удалось пережить бурю войны. Отца мамы призвали на службу в немецкую армию, и ему повезло, поскольку его взяли в плен и продержали большую часть его времени в роли солдата. Когда после войны ее отца отпустили, он воссоединился с семьей. Они поселились во Франкфурте, где начали новую жизнь на фоне заново строящейся послевоенной Германии.

Как и мой отец, в детстве мама повидала насилие. И так же, как и папа, она никогда не обсуждала со мной детские душевные травмы. Но я достаточно знал об ее воспитании, чтобы понять, что, когда мои родители познакомились, они стали спутниками по жизни. И хотя поначалу они едва ли могли говорить на языке друг друга, вместе они лелеяли мечту сбежать куда-нибудь так далеко, как только возможно, и больше об этом не вспоминать.

И этим «куда-нибудь» оказался Вильямсбург. Когда отец окончил службу в Германии, его переправили на базу Форт-Юстис в Ньюпорт-Ньюс, штат Вирджиния. С собой в Америку папа забрал мою маму, и они сразу же поженились, оставшись там, после того как отец уволился со службы – с положительной характеристикой. Папа временно работал в компании товарных поездов, а позже – автомехаником, после чего устроился на фабрику Ball Metal в Вильямсбурге на производственную линию по изготовлению пивных банок, где проработал 40 лет.

К моменту моего рождения родители жили в комфорте. Они купили скромный, но только что построенный домик в тихом тупике рядом с огромным лесом за чертой города. Первые несколько лет моей жизни мама сидела со мной дома, а днем зарабатывала тем, что нянчилась с другими детьми. Она первая заметила мой интерес к музыке.

Предки не были музыкантами, но в нашем доме всегда звучала музыка. Родителям нравился ранний рок-н-ролл 1950-х. «Stagger Lee» Ллойда Прайса была одной из любимых песен отца, а маме нравился Элвис Пресли. В гостиной у нас стоял огромный телевизор и проигрыватель. Ребенком я сидел перед этим монструозным центром развлечений, надев на себя наушники, которые были мне слишком велики. Я слушал все: от рок-н-ролла до классического кантри из коллекции пластинок родителей. Я даже слушал классическую музыку, которую рекомендовал сосед, тщетно пытаясь просветить меня еще в раннем возрасте.

Мама говорила мне, что я впечатлял ее друзей способностью выбирать определенные записи Элвиса по названию песен задолго до того, как научился читать названия на лейблах.

Когда мне было три года, мама устроилась работать в местный банк, и я стал целые дни проводить дома у близкой подруги семьи, которая на неделе успевала присматривать еще за несколькими детьми. К новой няньке я привык быстро. Детей, с кем можно поиграть, было достаточно. Мы смотрели «Соседство мистера Роджерса» и «Улицу Сезам». А на их заднем дворике мы могли делать все, что хотели.

Наш маленький многорасовый район среднего класса был полон детей всех возрастов. Пустырь рядом с нашим домом служил нам футбольным полем, а также местом сходок и встреч. Всюду бегали местные собаки (и наша), и, похоже, никто не возражал. Ребята постарше гоняли на картах^[7]. Летними вечерами по нашей улице ездили служебные грузовые автомобили, распыляя густой дым спрея от комаров, и часто за грузовиком на велосипедах ехала шайка местных мальчишек. Нам нравился запах химикатов.

Лес и длинные участки, простирающиеся вдоль линий электропередач и прилегающие к нашему району, были нашей детской площадкой. Мы строили прочные крепости, рыли траншеи, а сверху клали куски дерева, которые брали на стройках поблизости. Играли в «войнушку» и бросались друг в друга горстями грязи. Собирались вокруг канавы и с нездоровым любопытством наблюдали, как подростки постарше убивают из травматического оружия одну бедную лягушку за другой. Мы собирали ведра дикой ежевики, все руки были запачканы синим соком спелых ягод и нашей кровью после того, как мы неизбежным образом задевали колючки. Мы ели помидоры и огурцы, сорванные прямо с огорода, за которым ухаживал мой отец.

Осенью папа часто все выходные проводил в нашем лесу, рубил дрова, чтобы протопить дом во время приближающейся зимы. Аллан помогал закидывать дрова в грузовик, а иногда даже сам пилил. Мне разрешалось ходить с ними, но я был слишком мал, чтобы помогать, поэтому просто уходил глубоко в лес и играл.

Отец с братом были очень близки. Они всегда были чем-то заняты: грузили дрова, меняли масло в машине, регулировали газонокосилку. Они были командой, и мне очень хотелось стать ее частью, но я чувствовал себя отчужденным. Аллан был для папы подмастерьем, впитывал и запоминал все, чему его учил отец. Я же был другим. Гораздо более ранимым и чувствительным к окружающему миру. Тревожным и неуклюжим ребенком, не таким мужественным и суровым, более робким и застенчивым. Типичный маменькин сынок.