– Господи, знаешь что? Да. Именно это и говорю. Ты не заслуживаешь той доброты, внимания и щедрости, которую постоянно дарит тебе Оливия. Ты не заслуживаешь этого, потому что не можешь даже увидеть этого, а тем более оценить. Ты просто ожидаешь этого как должное.

– Я знаю, что у тебя нет своих детей, но если бы они у тебя были, ты бы поняла, что так и надо вести себя родителю.

– Нет. Это не так. Не так должен вести себя родитель, ожидая от своего ребенка продвижения своей собственной социальной карьеры, ожидая, что тот будет бесконечно угождать ему. Это жесть, Мелани. Это манипуляция. А Оливия просто хорошая – настолько хорошая, что всю свою жизнь жертвовала своими собственными желаниями и потребностями, лишь бы ты была счастлива, потому что так ей самой легче жить, чем когда ты устраиваешь ей ад, если она не делает того, чего ты хочешь от нее. И она, скорее всего, смирилась бы с этим дерьмом, позволила бы тебе лить слезы и ныть о том, как тебе тяжело, что ее бросили в день свадьбы, но я не буду.

– Я не уверена, какое вообще отношение это имеет к… – но Ками не дает ей закончить фразу.

– Потому что лично мне надоело смотреть, как она прогибается под всех, под кого угодно, но особенно под тебя. Ты эгоистична, груба и, честно говоря, возможно, завидуешь своей дочери, но это тебе нужно обсудить со своим психотерапевтом. С меня хватит, что ты грубишь ей в моем присутствии. Ты можешь сейчас извиниться перед ней, и мы все можем посочувствовать ей, но если ты хочешь сидеть здесь и превращать это в день жалости к тебе самой, то тебе стоит уйти. – Рот моей матери открылся, и, кажется, впервые в жизни она испытала неподдельный шок.

– Что ж, я никогда не…

– Да ни хрена подобного. Может быть, если бы с тобой так разговаривали, ты бы не стала такой дрянью, но, к сожалению для всех, кому приходится иметь с тобой дело, тебе никогда не говорили «нет». И знаешь что, когда я увижу тебя в следующий раз, я продолжу играть в эту игру. Я буду тебе улыбаться, потому что этого хочет Лив, но знай: я вижу тебя насквозь, и я проведу остаток своих дней, пытаясь исправить вред, который ты причинила своей дочери, вред, которому ее отец изо всех сил пытался противостоять, но и он не всесилен, ибо каждый раз, когда ты снова вторгалась в ее жизнь, ты не оставляла ничего, кроме разрушения.

Мое сердце сейчас бьется так же сильно, как в тот момент, когда я открыла сообщение от Брэдли.

И так же, как и тогда, мой желудок болит от легкого чувства облегчения, проносящегося через меня, за которым быстро следует здоровая доза вины.

Облегчение от того, что мне не нужно выходить замуж за Брэдли.

Облегчение от того, что я никогда бы не высказала ничего из этого своей матери, независимо от того, насколько это было правдой, но Ками сделала это. И она сделала это ради меня.

Мое сердце все так же бьется, а желудок все так же бурчит, когда я перевожу взгляд между мамой и Ками, пытаясь просчитать на пять шагов вперед, как та отреагирует.

Может быть, у нее наступит момент просветления.

Может быть, именно это ей и было нужно, этот момент, чтобы вбить в нее здравый смысл, и мы всегда будем вспоминать этот неудавшийся брак как горько-сладкое время в нашей жизни, когда наши отношения изменились к лучшему.

Потеряй одни отношения, но обрети другие.

Но к своему возрасту я уже должна понимать, что не стоит ожидать слишком многого от Мелани Кинкейд, ныне Сент-Джордж.

Она поворачивается ко мне, ее челюсть напряжена, глаза слезятся так же лживо, как и раньше.

Она не расстроена тем, что сказала Ками. Она расстроена тем, что у Ками хватило наглости сказать это.

– Позвони мне, когда ее не будет рядом.

То, что скрывается за этой фразой: «Я буду ждать извинений».

Она доходит до места, где на кровати лежит ее маленький клатч, хватает его и выходит из номера.

В комнате остаемся только Ками, Сиси и я, и все мы дружно смотрим на дверь.

Что за хрень сегодня витает в воздухе?

Глава 3

Где купить пасхальные шоколадные яйца Reese вне сезона? 🔍

Суббота, 19 августа

После того как мама уходит, мы остаемся сидеть в ошеломленном молчании.

Ну, точнее, Ками.

Я же снова принимаюсь наводить порядок, чтобы хоть чем-то занять свои руки и мысли.

– Тебе не стоило этого делать, Кам, – говорю я, хватаясь за груду салфеток и перекладывая их в мусорное ведро. – Я знаю, что это было сделано из лучших побуждений, но в этом не было необходимости.

Я понимаю, как кто-то может обидеться или расстроиться из-за моей мамы, если он не рос с ней в одном доме. Она резкая и нахальная, и не в веселом ключе, как в случае с Ками, но она действует без злого умысла.

По крайней мере, я заставляю себя в это верить.

– Я благодарна тебе за этот поступок, правда. Но она просто перегружена. И она права – она так раздула это событие для своего круга друзей, а ты знаешь, какими могут быть эти женщины. Она будет объектом стервозных сплетен, пока не случится какой-нибудь следующий скандал, и в этом моя вина.

Мы успели поработать с достаточным количеством дам ее круга, чтобы Ками понимала, о чем я.

– Ее воспитали так, чтобы она не думала о других людях, а лишь о том, какое влияние будет оказано на нее саму. Наверное, в этом можно винить моего дедушку…

– Лив, – наконец говорит Ками, прерывая мой бессвязный словесный поток, подходит к тому месту, где я убираюсь, и берет мои ладони в свои, останавливая меня, – нет. – Ее теплые глаза встречаются с моими, словно вводя меня в транс, и внезапно мне становится ясно, насколько она сейчас серьезна.

Как сильно ей нужно, чтобы я поняла то, что она собирается мне сейчас сказать, даже если она знает, что мне это не понравится.

– Мне нужно, чтобы ты знала: ни в чем, ни в чем из этого ты не виновата. Ни в чем. Не слушай ее. Ты не заслужила этого. И ты не виновата ни в эмоциях своей матери, ни в том, как к ней будут относиться ее так называемые друзья. – Я вздыхаю и прикусываю губу, но не смею прервать зрительный контакт с ней.

– Я действительно на него жаловалась. Очень много. – Ками закатывает глаза, и до меня доносится тихий смешок Сиси.

– Жаловалась за что? За те вещи, в которых он должен был помогать тебе как твой партнер?

– У него очень напряженная работа. – И он никогда не уставал напоминать мне об этом.

– И у тебя тоже, Оливия. – Я лишь пожимаю плечами.

Связи с общественностью и планирование вечеринок для богачей – это не то же самое, что управлять финансами клиентов‑миллионеров, у которых всегда невозможные ожидания.

– Он зарабатывает больше денег.

– Господи, да какая разница? Но раз мы пошли по этому пути, то ты стоишь больше денег, чем он. – Она поднимает руки в обороне, прекрасно зная мои доводы. – Не то чтобы это имело значение. Но если мы так смотрим на вещи, разве он не должен был беспокоиться о тебе? О том, что тебе нужно или хочется? Если все это в конечном итоге сводится к твоей ценности, что… Оливия, посмотри на меня, – я в этот момент сосредоточила свое внимание на идеальном французском маникюре, который сделала накануне, – что совершенно не так. Но если ты собираешься использовать это в качестве оправдания, то заслуживаешь взглянуть на полную картину.

Копание в этом вопросе вызовет слишком много потрясений в моей и без того уже расшатанной психике, поэтому вместо этого я снова разрываю зрительный контакт и опускаю взгляд на свои руки, на свои идеально подпиленные ногти и на маленький порез на указательном пальце.

Я заработала его, делая подарки для друзей жениха.

«Мы можем заказать их», – сказала я о замысловатых фляжках с выгравированными инициалами. «Смотри, на этом сайте предлагают сделать их и отправить нам уже через несколько дней». Я поднесла к нему свой телефон, чтобы показать магазин подарков, на котором нашла фляжки по его просьбе.

«Но это не будет значить так много, если они не ручной работы».

Я вздохнула, забирая телефон, переключая вкладки и показывая ему новую.

«Вот другой сайт, эти стоят немного дороже, но они ручной работы».

«Оливия, я очень хочу, чтобы они были сделаны нашими руками. Ты можешь, пожалуйста, выполнить эту просьбу ради меня». Я прикусила губу, думая о всей той работе, которую мне нужно проделать до нашего медового месяца, о маленьких штрихах, которые мне еще нужно закончить для нашей свадьбы, прежде чем вздохнуть и открыть свой календарь.

«Я могу заказать материалы и доставить их сюда… В четверг. В пятницу мы можем посвятить этому весь вечер. Я приеду к тебе, мы закажем пиццу и займемся подарками вместе».

Как бы я ни была измотана, я жаждала этого: насладиться обществом моего жениха, побыть наедине и с пользой провести время, поработать над чем-то вместе. До знаменательного дня оставалось всего две недели, и это был отличный вариант подпитать наши отношения.

Думаю, мне нужно было какое-то доказательство того, что я не совершаю огромной ошибки. Мне нужна была уверенность в том, что эти отношения продлятся долгие годы, что мы созданы друг для друга, как я убеждала себя.

Но так ли это было на самом деле?

«В пятницу у меня встреча с Кейси. У меня действительно нет на это времени, Оливия. Неужели ты не можешь просто сделать все сама?» Он даже не взглянул на меня, прокручивая ленту соцсетей в телефоне и облокотившись на кухонную стойку, и я помню, как впервые задалась вопросом, что я здесь вообще делаю.

Думаю, я уже несколько раз задавалась этим вопросом втихую, но впервые я спросила себя прямо.

Зачем мы это все делаем?

«Брэдли, я…» Наконец он поднял глаза и улыбнулся той мальчишеской улыбкой, которую я раньше считала чертовски очаровательной, очень милой. Я думала, что она отражает ту часть его личности, которую он делил со мной и только со мной.

Это была полная чушь, как я теперь понимаю. Хорошо отработанный взгляд, который он использовал, чтобы добиться своего.

Он сделал шаг вперед, взял меня за подбородок и прижался к моим губам мягким поцелуем.

«Ну же, Лив. Ты же знаешь, что я не силен в этих делах, а у тебя это так здорово получается».

«Я просто…»

«Вот почему я люблю тебя», – сказал он низким голосом, и я растаяла.

Я улыбнулась.

И он отошел, глаза вернулись к телефону, пока он рассеянно потянулся за ключами.

«Ладно, мне пора идти. Ты ведь со всем этим разберешься, верно?» Он посмотрел на меня, но я ничего не ответила. «Не забудь запереть дверь перед уходом». Перед уходом, потому что я там не жила.

Мы были вместе почти три года и не жили вместе.

Странно, правда?

Никто из нас не был религиозен; так что не было никакого беспокойства по поводу «жизни во грехе».

Я помню, как я смотрела, как он подошел к входной двери, в то время как я по-прежнему молча держала в руках свой телефон с туториалом по гравировке, который я собиралась ему показать. «Увидимся позже, Оливия», – сказал он, и за ним захлопнулась дверь.

Это было всего лишь две недели назад.

В субботу, после того как я провела всю пятницу, гравируя его фляжки, пока он гулял с друзьями, порезав палец об упаковку, я с улыбкой вручила ему подарки женихов. Он едва поблагодарил меня.

Тогда я убедила себя, что он был встревожен перед свадьбой. Переутомлен.

Но этот маленький порез… он значит для меня больше в данный момент.

Брэд не был ничем из этого. Он не был ни милым, ни очаровательным. Он не был встревоженным или перегруженным работой. Он точно не испытывал стресса из-за свадьбы, к планированию которой не приложил и пальца.

Он был просто засранцем.

Засранцем, который, несмотря на все мои надежды, вряд ли когда-нибудь вообще любил меня.

Никогда.