– Послушайте, – терпеливо, но все так же невозмутимо сказал санитар. – Ну нету у меня его тела. Где я его вам возьму? Не верите – пойдемте со мной, я вам все покажу. Вообще-то не положено, но уж ладно… Раз не верите – пошли в холодильник, в зал пошли, мне не жалко. Если найдете там вашего… – Он сделал жест рукой. – …забирайте. Распишитесь только – и пожалуйста, я не против. – Он встал со стула. – Ну что, идем?

Мужчина невольно отпрянул, Ольга тоже автоматически отступила. Стоя санитар оказался на полголовы выше посетителя.

– Зачем мне чужие тела? – заартачился мужчина. – Мне нужен мой отец!

– Ну как хотите… Тогда телефончик все-таки запишите. Они во-о-он тут, в соседнем корпусе. – Санитар неопределенно махнул рукой. – Терапевты.

– Но что, простите, труп может делать в терапевтическом отделении? – подала Ольга голос из-за спины Сысоева-младшего. – Терапия для живых все-таки, я правильно понимаю?

Родственник резко обернулся, санитар глянул над его плечом.

– Я из театра, – расплывчато пояснила Ольга. – Люди ждут, послали вот выяснить. Так что, скажите, пожалуйста, может делать покойник в терапии?

– Мне откуда знать, – пожал плечами санитар. – У меня вообще обед, а вы тут ворвались! Номер диктовать? Или идем в холодильник?

– Давайте номер, – решила Ольга и, пока родственник мешкал, достала телефон.

– Но… но что же я скажу людям? М-маме? – пробормотал несчастный сын.

Санитар покачал головой:

– Ну отмените все. Вы это… – Увидев, что Ольга набирает номер, санитар стал теснить их сначала в коридор, а потом в сторону зала прощаний. – Вы оттуда позвоните. У меня работа.

– Погодите, там толпа людей, все на нервах, оно вам надо? – уперлась Ольга. – Давайте мы все же здесь решим.

– Терапия, – ответили Ольге.

– Добрый день, – затараторила она, – мы родственники умершего актера чудновского драматического театра Сысоева. Сегодня в четырнадцать тридцать должна была состояться панихида…

– А потом отпевание, – дернул ее за рукав сын усопшего.

– А потом отпевание! – кивнула ему Ольга. – Все готово, пришли люди, принесли венки, нас ждут в церкви, а труп не выдают! Простите, тело, – поправилась она, заметив, как искривилось лицо сына. – Тело не выдают! Вместо него в морге дали ваш номер.

– Минутку, – сказал голос, потом трубку, очевидно, положили на стол, и слышно стало, как отдаляются чьи-то шаги.

– Алло, добрый день, – раздался в трубке приятный, круглый мужской голос. – Заведующий отделением Антонов. Что вы хотели?

– Мы ищем тело артиста Сысоева, – уже раздраженно сказала Ольга. – А в морге его нет. Говорят, оно у вас.

– Может, и у нас, – согласился Антонов. – Но это не точно.

– А вы проверить не хотите? – разозлилась Ольга.

Сын усопшего стал делать ей знаки:

– На громкую включите! На громкую!

Ольга ткнула пальцем в нужную кнопку.

– Вы не знаете – а мы, что нам делать?! – сорвался на крик Сысоев-младший. – Это, в конце концов, мой отец! Что вы с ним сделали?

– Молодой человек, – устало произнесли на том конце. – Никто с ним ничего не сделал. Если, как вы говорите, он умер…

– Да, умер! Верните мне тело отца немедленно!

– …если он умер, ничего хуже с ним произойти уже не может. На домашний адрес пациента Сысоева, указанный в карте, было отправлено официальное уведомление. Так что ждите. Всего хорошего!

На экране телефона высветился отбой.

– Такой вот ненавязчивый сервис, – буркнула Ольга.

– Ну дела! – пробормотал Сысоев-младший и ослабил узел траурного галстука. – Ну дела… И что теперь? Что им всем сказать?

– Скажите, что похороны отменяются, а дальше всех оповестят. Хотите, я объявлю?

– Хочу! – обрадовался он. – Будьте так добры.

– Вы тогда идите, я вас догоню. А вот матушке вашей придется, конечно, поподробней. Вы пока с ней поговорите.

– Вот что, Фёдор, – произнесла Ольга в трубку, пока мимо плыл поток одетых в темное людей, расходившихся с отмененной панихиды. – Сменщик твой все отрицает. Про зомби не слышал, а некоторые тела, говорит, забирают. Зачем забирают – не знает. Вопрос теперь, кто кому должен. Я тебе десятку за какую-то лажу или ты мне – за то, что я с тобой кучу времени потеряла? Как будем решать?

– Конечно, он тебе не скажет, – хмыкнул Фёдор. – А ты на что рассчитывала? У нас жесткие указания, я ж говорил. Узнают – тут же с работы вылетишь. Надеюсь, ты про меня не упоминала, Потапова?

– Спокойно, Федя. Я свое слово держу, в отличие от некоторых.

В трубке послышался вздох облегчения.

– Но тела-то не было, так?

– Не было. – Ольга проводила взглядом жену – или вдову? – Сысоева, которую вели под руки в сторону катафалка. – Но мало ли что там случилось. Может, эпидемия какая-то опять, и они пока изучают. Откуда мне знать.

– Ну да, ну да. Забрали, значит, зараженные тела поближе к больным, в терапию, то-се. И там изучают. Лаборатория-то у нас, если что.

– А я откуда знаю, терапия это была или нет? Мало ли что за номер.

– Терапия-терапия, не сомневайся. Их там уже штук десять, жмуриков. Какая-то ты, Потапова…

– Жадная? – подсказала Ольга. – Как ты со своими бутербродами?

– Недоверчивая, – вывернулся он. – Стараешься для тебя, а что взамен?

– Ладно, обиженка моя. – Ольга в сердцах пнула медово-кофейный камешек – бывшую гордость затопленных чудновских каменоломен. – Давай так решим. Я хочу своими глазами видеть ожившего покойника. Ты говорил, у тебя копатели? Вот пусть они меня с собой и возьмут. Вскроем парочку свежих могил, посмотрим, что там внутри, порезвимся, одним словом. Если ты прав – договор в силе. Ну?

– Что… – Федька прочистил горло. – …так и пойдешь посреди ночи кладбища обносить?

– Что ты! Главному редактору это не по статусу. Отправлю, пожалуй, кого-нибудь из отдела происшествий. А потом еще заставлю репортаж написать: «Осквернение могил: хобби или бизнес?»

– Знаешь, Потапова, может, ты там и главный кто-то, но точно дурнее, чем я думал.

– То есть расходимся? Жду тогда свою десятку.

Ольга посмотрела на погасший экран и мстительно усмехнулась. Пахло пылью, сыростью с реки и глупыми весенними надеждами. Копание каких-то там могил могло быть только шальной Федькиной выдумкой.

Глава 2

– Никит! – Ольга приоткрыла дверь сынарника, едва зашла в квартиру. – Зойка не звонила? Думает она бабку свою хоронить?

– Не в курсе, ма. – Сын даже не оторвал взгляда от монитора с игрой.

– Здрасте, теть Оль!

Рядом с сыном сидел его лучший друг, обычно безмолвный.

– Привет, Андрюш. Никит, ели чего?

– Не. Бутеров перекусили.

– Ясно, – ответила Ольга уже из ванной, тут же метнулась на кухню и стала мыть куриные голени, нарезать лук, добавлять в сковородку краснодарский соус и набирать воду под макароны. Через полчаса сели ужинать.

– Андрюха, – обратилась Ольга к гостю, – а ты почему здесь вообще? Я тебя не гоню, но чего ты Юле не помогаешь?

– Да я бы с радостью, теть Оль! Но она же сама! Держу не так, пою не то, подгузник меняю неправильно. А теперь вообще нервная стала. Заболела, говорит, Маруся. Я говорю: «Да все с ней нормально, посмотри. Ест, спит – чего еще от нее хотеть, ей же месяц всего!» А Юлька: «Нет, вот три дня назад она на погремушку смотрела, а теперь перестала». Я говорю: «Да просто надоела ей твоя погремушка», а Юлька – в слезы: «Ты черствый, ты не понимаешь». Ну я и ушел.

В детстве Андрей был тем еще заморышем: нежнокож, светлобров и пискляв, – Ольга сразу даже не заметила, что он постарше. Теперь три года казались мелочью, но вначале разница удивила: дружба шестиклашки с девятиклассником – явление не такое уж частое. Как они познакомились, Ольга узнала, когда оба уже окончили школу. Никита признался, что прогуливал уроки, околачиваясь в городском парке и высматривая живность на берегах Мёртвого озера. Андрей же ходил через парк домой – дальней дорогой, потому что на короткой его однажды подкараулили какие-то пацаны и навтыкали зуботычин.

За что, Ольга поняла быстро, когда впервые увидела чужого ребенка у себя дома. На ее приветствие он просто не ответил, вообще не посмотрел в ее сторону. Некоторое время он сидел на стуле и разглядывал сквозь стекло трехлитровой банки белую мышь, выхваченную Ольгой в зоомагазине у владельца какой-то змеюки, который хотел скормить зверька на завтрак своей питомице. Потом Андрей резко встал, молча натянул обувь и, так и не сказав ни слова, вышел за дверь. Никита и ухом не повел, продолжал кормить мышь семечками. «С ним все нормально?» – спросила Ольга, прислушиваясь к звукам в коридоре: не поджигает ли странный мальчик дверь в квартиру. «А, да, – небрежно кивнул сын. – Он просто очень стеснительный».

Тем удивительнее было, что Андрей очень быстро женился.

Однажды вечером Ольга застала у себя на кухне незнакомую девочку с гладкими волосами по плечи и крупной темно-коричневой родинкой у глаза. Та сидела одна, молча, даже телевизор был выключен. Когда Ольга вошла, девочка вскочила со стула и поздоровалась. «Садись, садись, – сказала ей Ольга. – А ты кто?» – «Юля. Я с Андреем пришла». Андрей с Никитой, судя по звукам, рубились за стеной в очередную стрелялку. «Вот негодяи, – возмутилась Ольга, набирая воды в стакан, – бросить сестренку на кухне одну, а самим развлекаться». «Я ему не сестра, – возразила Юля, потупившись. – Мы с ним поженимся». Ольга закашлялась, фыркнув водой на кухонный фартук за раковиной. По сей день она гордилась тем, что удержалась и не спросила, сколько крошке лет. Юле было девятнадцать, они с Андреем познакомились полгода назад. С той самой встречи Ольге стало очевидно, что подходят они друг другу идеально.

Однако женитьба ничего не изменила в отношениях близких друзей: по сей день оба, случись что, бежали друг к другу. Что уж они там обсуждали, Ольге было неведомо. Иногда ей казалось, что они вообще ни о чем не разговаривают, только играют в компьютерные игры или смотрят кино. Но это была лишь видимость: ребята по-прежнему делили на двоих и радости, и беды. Как теперь – когда приболела новорожденная Маруська.

Ольга Андрею тоже сочувствовала: сама сходила когда-то с ума от любой Никиткиной хвори. Спасибо сводной сестре Машке – пока та была жива, могла что-то подсказать, успокоить или помочь, хоть на руках у нее тоже была своя еще совсем маленькая Зойка. С Зойкой Никитка и рос. Двоюродная сестра была двумя годами старше. Шесть лет они дружно прожили в одной квартире: Ольга забрала племянницу к себе, когда ее отец женился второй раз. Мачеха Зойку не обижала, но девочка тяжело переживала смерть матери и чувствовала себя одинокой, особенно после рождения младшего братика. В восемнадцать Зойка перебралась в квартиру прабабки по отцу, Зины.

Прабабка скончалась на днях, и Ольга никак не могла дозвониться до племянницы и узнать насчет похорон.

Вечером Ольга звонила ей несколько раз, в последний – перед сном, но Зойка не брала трубку. Всему виной была, разумеется, плохая мобильная связь на левом берегу реки Жёлчь, делившей город на две части. На правом берегу между тем все работало прекрасно. Все технические проблемы местные жители связывали с падением метеорита: якобы лес за Жёлчью озарился невиданной по яркости вспышкой, затем раздался грохот такой силы, что слабоумный Ермолка-козопас упал замертво, а очнувшись, обнаружил в себе способности, прославившие его среди жителей Чудного в веках. Однако никаких следов метеорита ни тогда, ни позже так и не нашли. Зато жители Чудного привыкли обвинять метеорит в восстаниях станков, отгрызавших пальцы и руки по самые плечи, во взрывах котлов, в отказавших тормозах, заклинивших автоматических дверях и воротах – список взбесившегося оборудования каждый чудновец мог перечислять бесконечно, добавляя от себя все новые кровавые случаи. Нарушение элементарной техники безопасности и пьяную удаль почему-то упомянуть всегда забывали.