Но вот они и в парадном зале. Тоже ничем не поразившем: Конан видывал ковры попушистей, купола, украшенные затейливой резьбой по дереву – получше, и мозаики на полу – выполненные поискусней.

На возвышении у дальней стены стоял роскошный трон с резными подлокотниками, и на нём восседал, как сразу понял киммериец, Коэн собственной персоной. И – тоже ничего необычного.

Типичное восточное лицо «поперёк шире», с глазками-щёлочками, светло-коричневый цвет лица и рук, шикарный, чуть подвыгоревший халат… Чалма. С драгоценным камнем по центру лба.

– Приветствую тебя, многоуважаемый Коэн! – Конан, неторопливо подойдя на пять шагов, вежливо, но не особенно низко поклонился. Пусть сразу местный властитель понимает, что Конан – горд, и цену себе знает!

– Здравствуй, прославленный Конан-киммериец. – властитель тоже чуть наклонил голову, – Рад, что ты согласился помочь нам!

– Минуту, уважаемый Коэн. Пока, – Конан выделил тоном это слово, – не помочь! А только – выслушать.

– Да, всё верно. Ты – славишься как раз деловым и прагматичным подходом к любым делам. Мы наслышаны о тебе. Несмотря на отдалённость нашего города от… э-э… цивилизованных стран, кое-какие новости доходят и сюда. И я знаю, что ты на редкость трезвомыслящий и рассудительный наёмник, – теперь уже Коэн подчеркнул тоном последнее слово, – И мы надеемся, что работа, которую я хочу предложить тебе, не вступит в противоречие с твоими… Моральными установками!

Конан насторожился. Но и заинтересовался. Никогда ещё никто не упоминал о его «моральных установках»! Да он и сам имел о них, если честно, весьма смутное представление.

– Я внимательно тебя слушаю, уважаемый Коэн.

– В таком случае… – правитель словно поколебался, – Скажу тебе честно, уважаемый воин из Киммерии. Да, у нас есть проблема. Но вначале – немного предыстории.

Мы живём здесь, в этом уголке пустыни Нумиб, в этом городе, носящем и имя нашего народа, уже семьсот сорок три года. Мы – это народ Малуссии.

Наши первые правители, приведшие своих людей сюда, спасаясь от набегов туранцев, были замечательными магами. И не только. А ещё и – мастерами на все руки. Так что город этот они отстроили легко и быстро. И с тех самых пор мы прекрасно живём здесь, ни к кому не имея претензий, и ни с кем не затевая ссор и войн. Правда, было три набега: тех же туранцев, стигийцев, и заморанцев, которые зачем-то пытались захватить наш город. Хотя никаких «традиционных» богатств, вроде золота, или алмазов, рубинов, изумрудов, у нас нет. Да и зачем они тем, кто живёт изолированно, в пустыне, и с остальным миром предпочитает в тесные контакты не вступать?

Но мы отбили их, и они ушли. И больше не появлялись. К величайшему нашему сожалению за долгие годы спокойствия почти все наши волшебные практики, как и сами наши маги – умерли. Их знания оказались забыты, утрачены. И исчезли. Причём – маги сами или не смогли передать свои знания достойным ученикам, или просто… не захотели.

Но для нас это тогда не имело значения: на нас долгие триста лет никто не нападал!

Зато двадцать два года назад…

Коэн сделал паузу, хмуря чело, и, очевидно, думая, как преподнести проблему своему потенциальному наёмнику так, чтоб она с одной стороны – не показалась нерешаемой, а с другой – ерундовой, надуманной.

– Перед нашими воротами появилась целая делегация из женщин.

Они назвались омбузонками, и предложили торговать. От нас они хотели товаров, и… Кое-каких услуг. На очень выгодных условиях.

Они покупали бы наши опалы, агаты, и бирюзу, которые мы здесь добываем в древних глубоких шахтах, и обмениваем на нужные нам продукты, железо, дерево, и медь – в поселениях на побережьи. А нам женщины продавали бы как раз – нужные нам всегда продукты. Финики, сыр, вяленное мясо. Муку. Масло. Соль. И другое.

Но главным условием была не торговля. Ну, точнее, не торговля в привычном понимании этого слова. Они хотели…

А воспроизведу-ка я тебе дословно тот договор, который мой предшественник, Мухаммед Восьмой, заключил с ними двадцать один год назад. А я сдуру подтвердил – пятнадцать лет назад. – властитель достал откуда-то из складок халата цилиндрический свиток, слегка пожелтевший от времени, и скреплённый многочисленными печатями, болтавшимися на верёвочках.

– «Народ омбузонок обязуется поставлять ежегодно ко дворцу повелителя народа и города Малуссии следующие продукты в следующем количестве. (Ну, далее перечисляется сорок три товара и продукта, которые они нам действительно поставляют ежегодно! В объёмах, вполне удовлетворяющих наши потребности. Их привозят на сорока телегах!)

За это повелитель города и народа Малуссии обязуется поставлять народу омбузонок опалы, агаты, и бирюзу, в количестве… (Мы измеряем объём и вес этих драгоценностей в своих мерах, но по обычным – более, чем сто пятьдесят фунтов – малахита, и по десять – опалов, бирюзы, и агатов.)

В подтверждение этого договора и доброй воли народа омбузонок и Малуссии, народ и правитель Малуссии обязуется ежегодно предоставлять в пользование избранным сорока женщинам из омбузонок, соответственно сорок высококачественных и молодых мужчин. Для осуществления оплодотворения этих женщин. Которое производилось бы в течении трёх ночей. Для чего в городе выделялось бы сорок уединённых помещений, оборудованных постелями, и всем, что необходимо для высококачественного оплодотворения, приёма пищи, отдыха, и всего прочего для этих целей».

Конану захотелось почесать в затылке. И сплюнуть. Но он сдержался.

Да, он сталкивался ранее с воинственными девами, ведущими сугубо закрытый, замкнутый, образ жизни И не допускавшими в своё племя мужчин. Как носителей разброда и разврата, и воинственности… И им, конечно, нужны были мужчины – чтоб не вымереть! Но чтоб вот так – конкретно заключить письменный договор!..

– «Зачатие производится только таким образом, и столько раз, сколько изберёт и предложит осуществить каждая конкретная женщина каждому конкретному партнёру. Партнёров женщины меняют каждую ночь.

После этих трёх ночей женщины омбузонки должны быть свободно выпущены из города, и никто не должен пытаться их удержать. Все зачатые таким образом дети принадлежат народу омбузонок».

Пока правитель читал про «образ и количество раз», Конан то краснел, то бледнел. А ближе к концу ему нестерпимо хотелось…

Расхохотаться от души!

Потому что такого циничного и откровенного распутства со стороны женщин, и сутенёрства со стороны того же правителя, он не встречал!

Только продавались здесь услуги не женщин, а – мужчин!

Что, впрочем, картины разврата и цинизма нисколько не умаляло.

Но то, что они двадцать один год прекрасно выполняли все условия, как с одной, так и, явно, с другой стороны, говорит, вроде, о том, что всё всех устраивало! Значит, проблемы начались недавно. А какие?

Когда Коэн, дочитав, умолк, подняв глаза на киммерийца, тот не удержался:

– Скажи, уважаемый Коэн. Что именно тебя в заключённом вами, твоим предшественником Мухаммадом и тобой, договоре, не устраивает теперь?

– Ты прав, уважаемый северный воин. Предыдущие девятнадцать лет всё, вроде, было именно так, как мы и договаривались. И пусть со стороны наш договор, возможно, выглядит… э-э… не совсем порядочным, и весьма развратным и непристойным, но именно он позволил нашему народу не только выживать, но даже и вначале увеличить численность населения. Но! Только первые примерно девятнадцать лет. Да и то… С оговорками.

Конан молчал, не задавая дополнительных вопросов – ждал, когда правитель сам прервёт подзатянувшуюся напряжённую паузу.

– В договоре не оговорено, что будет с теми «высококачественными» мужчинами, которых мы предоставляли омбузонакам для… зачатия.

А с ними возникли проблемы. (Ну, это теперь мы понимаем, что это – проблемы. А первое время нам казалось всё происходящее вполне естественным!) Так вот. После выполнения ими договорных обязательств мы женили, конечно, многих из этих мужчин. Вполне в наших традициях, и в соответствии с обрядами.

И вот что странно, Конан. От таких мужей родятся только мальчики!

И сейчас их количество настолько велико, что мы всерьёз побаиваемся: как бы нам не вымереть!

Конан нахмурился: что-то не стыкуется! Ведь если для ежегодного «оплодотворения» предоставляется всего сорок человек, как их дети могут иметь хоть какое-то значение для демографии целого города, в котором этих самых мужчин наверняка несколько тысяч!

– А в последние два года стало совсем уж невыносимо! Ты можешь спросить: «а какое значение для вашего населения имеют дети всего-то около восьмиста мужчин?» И я должен честно ответить: огромное, Конан!

Дело в том, что остальные наши мужчины… Как бы это сказать…

Сейчас не вполне… кондиционны! То есть, те, кого мы не выбрали для ежегодного обряда с омбузонками, медленно, но верно, становятся пассивны и бесплодны! И даже не могут исполнять ни супружеский, ни – будем честны и откровенны! – долг любовников! И два года назад нам пришлось вернуться к традиционным законам нашего восточного народа: о том, что каждый правоверный малуссианин имеет право взять четыре жены!

И вот, после того, как мы два года назад ввели этот старинный закон, всё стало ещё хуже.

Коэн вздохнул, явно вновь остро переживая все те проблемы, что свалились на его неразумную и непредусмотрительную голову, охмурённую сладкими обещаниями и богатыми посулами. Впрочем, исполняющимися.

– Теперь у нас рожают только семьи, где муж – из числа тех, кто в своё время поучаствовал в обряде оплодотворения. И мальчиков родится – чуть ни ещё вдвое больше, чем раньше! Ну а появление каждой девочки теперь у нас отмечается почти как праздник. И всё равно: в последний год их родилось всего двадцать семь человек. А в прошлый – тридцать одна. А в позапрошлый – сорок.

И нетрудно понять и догадаться, что эти самые омбузонки тайно наложили в своё время некий… Некое заклятье на всех мужчин, с которыми они… Производили оплодотворение. И действие этого заклятья явно распространилось через них, этих мужчин, и на других наших мужчин. И всё остальное население Малуссии.

И если так пойдёт и дальше, всё наше население попросту вымрет!

И город наш достанется наследникам партнёров омбузонок!

Ну и, разумеется – самим омбузонкам!

Коэн поёрзал на своём троне, затем, как бы подчёркивая важность момента, встал. И подошёл к Конану на три шага, спустившись со ступеней:

– Конан. Мы не сомневаемся, что заклятье наложили, конечно, не сами эти женщины. Они – просто его носители. Передавшие его. Возможно, даже не подозревая об этом. (Впрочем – вряд ли!)

Ну и – избранные своим народом производительницы, которые должны не позволить их племени – вымереть. И мы знаем, что у них сейчас мальчиков практически не рождается. А когда-то, в прошлые времена, давным-давно, рождались – мы слышали, они просто… Убивали их!

А сейчас эту кровавую традицию они отменили. За ненадобностью.

Так вот. Я хочу предложить тебе работу… Несколько необычную, но для нас – жизненно важную. И – вполне в «твоём» стиле.

Ты должен вычислить, и найти того исключительно сильного мага, ну, или – колдунью, что наложила все эти заклятья! На нас, и на племя омбузонок. Потому что, – лицо властителя исказила гримаса сдерживаемой ненависти, – ну вот не бывает такого, чтоб у нас – только мальчики, а у них – только девочки! Другого объяснения, кроме чёрного колдовства, тут нет и быть не может!

Мы знаем, что ты – профессиональный… э-э… Разведчик и наёмник. (Конан подумал, что Коэн тактичен. Не сказал – «вор»!) И я хотел бы тебя нанять как раз для привычной тебе задачи: найти и уничтожить этого мага. Или эту колдунью. Потому что торговать с племенем омбузонок мы бы хотели.

А вот вымереть из-за чёрного заклятья какого-то мерзавца (Или мерзавки!) – нет!