В последующие денечки Павлик уже регулярно после школы заглядывал к Маме в буфет, чтобы выпросить «коклету» или хотя бы булку с сосиской для Рыжика. Таким образом он старался, как говорили по телику, «внести свой вклад», поскольку уход за котенком в основном обеспечивала Карина. Она и корм с молоком покупала, и даже специальные лоточек и лежаночку откуда-то притащила. Ребята распределили между собой нехитрые обязанности, у них даже некий распорядок оформился: в первой половине дня, пока Павлик был в школе, с Рыжиком проводила время, кормила и поила его Карина; Павлик же «принимал смену» после учебы – играл с котенком, скармливал тому нехитрые буфетные гостинцы, выбрасывал в жерло мусоропровода содержимое лотка. Вечерами же и на выходных они оба гуляли с Рыжиком на улице, во дворе и парке, внимательно присматривая, чтобы никто из местных котейку не обижал.

Павлик за безопасность питомца переживал не на шутку. Его все подмывало поделиться с подругой историей про жуткий живой факел, сделанный из уличной кошки, и другими страшными байками из детства дядь Геры, но как это сделать так, чтобы не нарушить данное «компрачикосам» слово?.. Удержать же все эти ужасы внутри собственной головы тоже казалось невозможным. Да и Карина подмечала беспокойство приятеля, интересовалась, что его гложет. В итоге Павлик рассказал про «фокус» с леской, сославшись на старшаков из школы – дескать, от них услышал. Карину его рассказ привел в ярость.

– Вот же уроды! – сказала она и выругалась матом. Она вообще нередко ругалась, совсем как взрослая. – Этим козлам самим причиндалы бы поотрывать, чтоб не плодились! – А потом добавила: – Мелких обижать нельзя – запомни это, мелкий. Маленькие слабее, обидеть маленького – много ума не надо. Нет в этом ни силы, ни смелости – так батя говорит. Он, типа, пацифист, мой батя, он вообще считает, что обижать никого нельзя, что все надо делать по закону… И тут я с ним не согласна ни разу. Но вот мелких – мелких трогать не моги! Знаешь такую песенку?..

И она напела Павлику куплет, который показался ему смутно знакомым, хотя он и не мог вспомнить, где и когда эту песню слышал.

– У ко-ошки четыре ноги… Позади-и у нее – длинный хвост, длинный хвост! Но трогать ее не моги – за ее малый рост, малый рост!

С тех пор строчки эти стали для них обоих чем-то вроде тайного, понятного только им заклинания. Частью некоего каждодневного ритуала, включавшего в себя прогулки по парку и обязательные поглаживания Рыжика.

Домой Павлика при этом ни капельки не тянуло. Дома теперь день-деньской заседал, один или с друзьями-компрачикосами, дядь Гера.

Тому, казалось, было совершенно плевать, где пропадает пасынок. Искать работу дядь Гера бросил. Все чаще Павлик, возвращаясь в квартиру для ночевки, слышал, как Мама с отчимом ругаются – и все реже ему доводилось слышать звуки «примирения» из спальни. У Павлика даже затеплилась надежда, что в скором времени «мятый папа» наконец-то исчезнет из их с Мамой жизни. Провалится туда, откуда приперся.

А пока – пока утешением и отдушиной для Павлика служило время, проведенное с котом и подругой. Рыжика он вообще воспринимал как своего рода «компенсацию» – это умное словечко как-то раз произнесла Карина, рассказывая про развод родителей. Павлик понял так, что «компенсация» – это когда тебе что-то хорошее взамен чего-нибудь плохого дается. Тепло и любовь, щедро источаемые рыжим котенком, получается, ком-пен-си-ро-ва-ли присутствие в жизни Павлика дядь Геры.

А еще он был очень рад, что пушистого солнца становилось все больше – Рыжик прибавлял на глазах и уже через пару недель вырос раза в два. Теперь Павлик мог его не просто гладить, но даже зарыться лицом в шерстку на брюшке, чтобы ощутить «кайф» (еще одно Каринкино словечко), когда маленькие клыки покалывают затылок через волосы, – котенок, играя, норовил куснуть. Карина, наблюдая за друзьями, бурчала насчет блох, вшей и прочих гадостей, но сама то и дело хихикала.

Однажды она даже пригласила Павлика к себе. В тот день ее родители уехали в суд по своим «разводным» делам, а Карина сбежала с уроков. Значит, можно было поиграть втроем во дворе, но сначала соседка решила похвастать кое-чем, вот и позвала мальчика в свое жилище.

Он поразился тому, какие порядок и чистота там царят. Удивленно уставился на круглую белую штуку, стоящую на полу в коридоре, – таких Павлик прежде не видывал.

– Робот-пылесос, – пояснила Карина. – Сам убирает. А управлять им с телефона можно, прикинь? И еще через вот эту штуку, голосом.

– Обманываешь!

Но Карина и правда скомандовала:

– Алиса, уборка!

И робот загудел и принялся разъезжать по ламинату, вращая щеточкой.

– Ты богатая! – сказал Павлик восхищенно. И добавил: – Я тоже, когда вырасту, богачом стану. Олигархом!

Карина фыркнула:

– Счастье-то не в деньгах измеряется, мелкий.

– Я знаю, что не в деньгах, – насупился Павлик.

Ему было досадно, что она до сих пор обзывает его мелким или соседом. Он-то сам давно уже думал про нее не иначе, как про Кариночку. Больно уж старшая девочка Павлику нравилась, хотя признаться в этом даже самому себе было ужасно стеснительно.

– А в чем же, если не в деньгах? – подначила «Кариночка» с ехидцей. – А, олигарх?

– Счастье измеряется… – задумался на секунду Павлик. – В котах! Вот в чем!

Карина посмотрела на него с улыбкой, но уже без насмешки. В таких ее улыбках Павлик ощущал тепло сродни тому, что исходило от Рыжика. От такого тепла он всякий раз млел.

– Вот уж правду говорят, что устами младенца…

– Я не младенец!

– Неважно. Суть-то в другом, Павлик. – Кажется, это был первый раз, когда она назвала его по имени. Да еще и так ласково! – Твоя правда насчет котиков. Знаешь, как говорят?.. Котята – это ангелы, посланные людям с небес, чтобы присматривать за нами.

Павлик про такое ни от кого никогда прежде не слыхал, но ему очень понравилось. А еще он подумал, что это касается не только котят, но и добрых ласковых девочек.

– А смотри, что я Рыжику купила! – отвлекла его от этих непривычно взрослых размышлений Карина.

Достала свой школьный рюкзак с черепом и вытащила оттуда кошачью игрушку – палочку с перьями и маленькими бубенцами-блестюшками.

Прихватив забаву, ребята вышли на площадку у лифтов.

– Буэнас диас, чиканос! – перегородил проход дядь Гера. Вырос словно из ниоткуда, ребята за малым в него не врезались. И, похоже, для него самого это стало такой же неожиданностью, как и для Павлика с Кариной.

– Петрович, мля… – процедил, показавшись у дядь Геры из-за плеча, молодой «компрачикос».

– Чо за херня? – подал голос и старший.

Вся троица застыла на площадке перед лифтами. Оба дядь-Гериных приятеля суетливо оглядывались по сторонам, на двери соседских квартир, на лифты и в сторону лестничной площадки.

Мятый Человек нахмурил было брови, но затем, нарочито широко растянув губы, показал коричнево-желтые зубы в фальшивой ухмылке:

– Чего не в школе-то, амигос?

– Учительница болеет, – быстро соврала Карина. – А вы что тут делаете?

– Да вот, – выступил вперед старший. – Этажом, походу, ошиблись. Звиняй, малая, бывает.

Голос у него был спокойный, но вот взгляд прищуренных, словно через амбразуру посматривающих, глаз так и сновал, метался туда-сюда.

– И правда, ошибочка вышла… Косячок-с! – кивнул дядь Гера. Затем, не глядя, махнул рукой в сторону мусоропровода. – А у вас тут что ж, получается, приют для кошаков беспородных? Нормально так обустроились, сеньоры! И сеньоритки…

Громадная ладонь потянулась к Карине. Та резко дернула головой, избегая прикосновения. Дядь Гера осклабился еще шире, демонстрируя уже все свои коронки:

– Не кипешуй, мучача!

Перевел взгляд на Павлика и подмигнул:

– Губа-то не дура, маль-чико…

На улице Карина сказала Павлику, что играть во дворе сегодня не хочет.

– Давай лучше в парк сходим. А то этот ваш, мятый… задолбал уже, если честно.

Оказывается, дядь Гера пару раз ловил ее на парковке рядом с «Пятерочкой», куда выбирался за водкой и вином для своей «текилы». То подмигнет, то громко, на всю парковку «Привет соседям!» крикнет, как будто знает ее, Карину, тыщу лет.

Но самое неприятное – взгляд. Даже когда она молча проходила мимо, делая вид, что не замечает мужчину и не слышит окриков, то все равно затылком ощущала – «да и не только затылком, если честно», – как дядь Гера пялится ей вслед.

– Он и сейчас у окна торчит, – уверенно сказала Карина. – Можешь не проверять, я точно знаю. Даже если не видно, он все равно там. Я же ведьма, мы такое нутром чуем, понял?

– Понял, – не стал спорить Павлик.

Он просто припомнил, как в прошлый раз дядь Гера сказал своим компрачикосам, что те, мол, должны его, Павлика, узнавать уже. Теперь стало ясно почему: кухонное окно в тот день было открыто и вся троица в него курила. Курила и, получается, смотрела наружу, во двор. На них, на Павлика и Карину, смотрела.

Тему эту никто из ребят больше не затрагивал, чтобы не портить вечер. Вместо этого они дотемна играли с Рыжиком в парке. Карина показывала Павлику белочку, которую приметила на одном из деревьев. Потом Рыжик забрался на ветку другого дерева, а спуститься обратно сам уже не мог, испугался. Карина даже хотела звонить в МЧС, спасателям! Но Павлик не упустил шанса покрасоваться перед подругой, заполз по стволу наверх, по-обезьяньи, и стащил рыжее солнышко. Солнышко с перепугу надуло Павлику прямо на футболку, зато Карина назвала мальчика «настоящим рыцарем» и, смеясь (и чуточку морщась от запаха), чмокнула в щеку.

А еще неделю спустя квартиру Карины обворовали. Павлик узнал об этом за ужином из разговора Мамы с дядь Герой.

– Обнесли? Полиция опрашивала? Да ты чо… – прокомментировал новости отчим. – Наверняка кто-то из своих закрысил, потому и мусора опросы проводят. К нам, кстати, тож заглядывали…

Павлику совсем не понравилось, каким тоном это было сказано. Точно такое же нарочитое удивление звучало в голосе дядь Геры в тот день, когда он с приятелями «по ошибке» на восьмом этаже им с Кариной встретился. Да и не заходил никто сегодня: в дверь стучали-звонили, но отчим не открыл – это все Павлик из своей комнаты прекрасно слышал.

– Хрен на блюде, а не люди, мучача, вот чо я те скажу.

– Герман, ну не при ребенке же…

Мама вроде бы и сердилась на бранное слово, и в то же время не очень. Возможно, подумалось Павлику, это как-то связано с тем, что сожитель преподнес ей в подарок какие-то дорогие духи. Собственно, и разговор-то весь состоялся за распитием «текилы» по случаю очередного замирения.

– Порфавор, мучача… – скалился дядь Гера, пьяный и довольный. И тянул ручищи к торчащим из-под подола у Мамы коленкам. – Тэ амо, кариньо. Ты ж в курсе, си?.. Давай-ка малого баиньки отправим, а сами – аморэ, аморэ…

В своей комнате, пряча в очередной раз голову под подушками, Павлик все думал: не видал ли он раньше этот подарочный пузырек?.. Не стоял ли тот на полочке в прихожей, в квартире у Каринки?..

Сама Карина, впрочем, по поводу случившегося не особо переживала. Так и сказала на следующий день, пока гуляли с Рыжиком во дворе:

– Жалко, конечно, что робота и еще кое-что из батиных прибамбасов вытащили. Но счастье ж не в деньгах, Павлик, ты помнишь?..

– Счастье в котиках.

– Точно! А денег предки еще заработают. Может, и с разводом своим назад отыграют, раз такое дело. Оно ведь знаешь как бывает? Если в жизни что-то плохое случается у людей, то это их как бы объединяет… Компенсация, мать ее!

Вот только плохое – что-то по-настоящему, очень-очень плохое, хуже не бывает! – произошло с ними позже.