Самая страшная книга 2026 (страница 9)
– Я тут в этого «Ларри» попробую, пока спишь. Слушай, ну ты матери не говори про игры и все это, ладно?
Стас пробормотал что-то и провалился в сон, напоследок успев подумать, что теперь-то он бесповоротно взрослый – ведь у него с отцом появились общие секреты.
Когда Стас думал об отце, почему-то всегда в первую очередь вспоминал его дурацкую привычку называть понравившееся словом «болоньезе». Не молодежными «клево», «зашибись» или «офигенно», не «классно» или «балдеж» поколения постарше. Отец говорил только «болоньезе».
Стас иногда представлял себе, как спрашивает: «Пап, почему все-таки „болоньезе“?» Потом пытался придумать за него ответ и всякий раз заходил в тупик, но задать вопрос в реальности робел – отношения у них с отцом были не очень. И когда Регина объявила, что сегодня они будут есть болоньезе, Стас тут же с восторгом рассказал ей про папину причуду и, смеясь, попросил найти объяснение.
– Черт его знает! – Регина беспечно пожала плечами. – Время тогда безумное было, взрослые вообще чудили.
«Взрослые…» – с улыбкой повторил про себя Стас. Его умилило, как непосредственно это прозвучало. Они ведь сейчас были уже куда старше, чем родители Стаса в тот год, когда в доме появился компьютер. Мама и папа поженились в восемнадцать, а к Стасу впервые переехала женщина – Регина – в его сорок два.
В тридцать родители думали, выглядели и говорили совершенно по-другому, как будто они слеплены были из иной, более взрослой материи. Лишь загадочное отцовское «болоньезе» рассыпалось в памяти шальными искрами и чуть-чуть ломало ощущение непоколебимой зрелости. Стас на пятом десятке чувствовал себя и мыслил так же, как и в двадцать, – только здоровье стало похуже и убыло волос. «Недовзрослый», – мысленно припечатывал он себя.
Съехались с Региной они очень быстро. Неудивительно – она тоже была из недовзрослых. В тридцать семь у нее не имелось жилья: Регина мыкалась по бойфрендам и друзьям.
– Я думаю, – откровенно говорила она, – Танька меня так ловко к тебе приклеила, чтобы побыстрее выселить. Но я у нее и правда подзадержалась, с полгода точно жила. Ее муж как-то спьяну нам тройничок предложил. Танька его табуретом ушатала, клянусь! В общем, тогда она и начала мне тебя продавать. Стас – компьютерный гений, добрее Стаса никого не знаю, Стас уважает женщин, Стас то, Стас сё…
Он уже знал, что главным аргументом в этой ангельской характеристике стал «компьютерный гений». Регина честно рассказала ему, что устала горбатиться за копейки и решила… заняться вебкамом. Но с компьютером она была на уважительное «Вы», а идти в «курятники», как окрестила вебкам-студии, она не хотела.
– Я уже для них, во-первых, старая! – смеялась Регина. – Во-вторых, не хочу никаких менеджеров, кураторов, как там у них эти электросутенеры называются? А то это уже какая-то проституция получается. А вообще куча козлов – моих бывших – видели меня голой бесплатно, теперь хоть деньги за это получу.
Стас воспринял эти откровения спокойно. Подрабатывая случайным фрилансом, он научился терпимости к источникам чужих доходов. Не воруют – уже нормально. Вебкам-трансляций он, конечно, никогда не организовывал, но сообразил, что уж это-то нагуглить несложно.
– Ну и переезжай ко мне, как раз одна комната пустует, – набравшись смелости, предложил он Регине.
И через три дня они уже перетаскивали ее вещи к Стасу. Танька, провожая их, прослезилась от радости и напоследок перекрестила в окно. Танькин муж, помогавший спускать баулы с этажа, выглядел насупленным и угрюмым – он до последнего лелеял фантазии о тройничке.
Жить у Стаса бесплатно Регина отказалась наотрез:
– Я подушку безопасности собрала как раз под такой случай. Буду платить за комнату. Не вздумай сопротивляться!
Стас, конечно, сопротивлялся. Регина клала ему деньги в карман, а он вынимал их и прятал в ее рюкзачок. Она засовывала купюры под его клавиатуру, а он доставал их и пропихивал в щель под дверью ее комнаты. Переводила на карту, а он тут же возвращал. Тогда Регина закатила скандал – кричала, что съедет, вернется к Таньке, согласится на тройничок с ее мужем или вообще станет бомжевать. И Стас вынужденно принял деньги.
В обычно унылой, серой, вечно холодной квартире как будто наступила весна. Регина порхала по комнатам, шутила, включала музыку и, мило фальшивя, подпевала. Рисунок на угрюмых обоях походил на голые ветки, но даже они расцвели россыпями солнечных зайчиков, когда Регина отмыла с окон многолетнюю грязь.
Со Стасом они жили в разных комнатах, и статус их отношений удачно описывался словами «все сложно»: парой себя не считали, сексом не занимались, завтракали вместе, иногда целовались и ходили по улице за руку. Стасу, по большому счету, этой «недовзрослой» любви хватало: от него ничего не требовали, было комфортно и никто не мешал с головой отдаваться его одержимости.
На второй неделе совместной жизни Стас рассказал Регине про свою игру.
Отец играл на компьютере лихорадочно и спешно: не успевал вникать и менял одну игру на другую, отдавал предпочтение всему яркому, быстрому, громкому. Он редко разбирался в правилах, никогда не проходил сюжеты до конца, с удовольствием пользовался читами и все бросал при первых же сложных задачах. Стас же, наоборот, старался вникнуть во все детали, сходить во все уголки мира, пройти всякий квест и уровень, пообщаться с каждым персонажем. Но этой вдумчивой манере вредил отец – он постоянно носил с работы дискеты с новыми играми, места на маленьком жестком диске вечно не хватало, поэтому то, к чему отец охладевал, безжалостно удалялось.
– Понимаешь, сын, я играю, чтобы расслабиться и очистить голову. На работе все… ну… так себе, – пояснял отец. – Мама твоя тоже, как бы сказать-то… требовательная и упрямая женщина. А тут я пострелял, полетал, и уже как-то нервишкам спокойнее.
В пользу для нервов верилось с трудом – отец психовал, когда у него что-то не получалось, колотил кулаком по столу. А еще очень злился, что на их устаревшем компьютере не работают современные игры.
Стас смутно понимал, что ярится отец не на пиксельных человечков и не на нехватку оперативной памяти, а на что-то куда как более реальное, происходящее за пределами выпуклого экрана. Иногда Стас, засыпая, посматривал то на монитор, то на согнутую спину отца, бормочущего под нос ругательства и яростно щелкающего мышкой, представлял свою грядущую взрослую жизнь и едва не захлебывался в накатывающих волнах необъяснимого страха.
На новый, девяносто шестой год отец купил старенький двухскоростной привод для чтения компакт-дисков и несколько забитых под завязку сборников: «200 игр на русском языке», «100 лучших игр всех жанров», «1000 игр – только хиты». На задних обложках этих дисков были напечатаны названия игр, и самые популярные выделялись курсивом и цветом. Отец, разумеется, играл только в них. А Стас, наоборот, зарывался в навалы архивов в поисках чего-то странного и необычного. Так он и наткнулся на «Роуг».
Сперва Стас даже и не понял, что это вообще игра: никакой графики, черные экраны, полоски из разноцветных символов. А потом сообразил, что за литерами и цифрами скрывается невероятный мир. Герой отмечался значком, монстры – просто заглавными буквами. В подземельях находились амулеты, зелья, кольчуги, посохи и ловушки – все тоже условно обозначенное символами и крючочками.
– Смотри, пап, вот это грифон! – Стас восторженно указывал на большую латинскую G, застывшую в подземной черноте. – А вот, гляди, хобгоблин защищает вход в сокровищницу.
– Какой еще гоблин? – удивлялся отец. – Это ж буквы. Давай лучше в «Дум». А если гоблинов хочешь, то в «Варкрафт».
– Да нет же, па, тут весь кайф в том, что мне… ну как это… Мне не навязывают! – Стас пытался объяснить отцу невероятную, невозможную, обезоруживающую красоту игры, но ему не хватало слов. – На экране буквы, да, но в голове одновременно как бы картины. И ты сам себе сочиняешь, как все выглядит! Это… ну, как читать лучшую в мире книгу, в которой ты сам все придумал.
– Да зачем придумывать? – недоумевал отец. – Я не придумывать хочу, а отдохнуть. Полетать, пострелять. – А потом, будто вспоминая, что он сейчас не с приятелем разговаривает, а с сыном, добавлял: – Нет, Стасик, ну если оно тебе воображение помогает развивать, то ты играй, конечно. Это дело хорошее. А старик твой лучше в машинки… Мне, кстати, на работе мужики говорили, что новая гонка вышла – «Нид фо Спид». Жаль, на нашей развалюхе не пойдет, а то там вообще полное болоньезе.
Позднее Стас узнал, что поразившая его прямо в сердце «Роуг» – первая ласточка целого жанра. Он и назывался в честь прародителя – «роуглайк», то есть «похожие на Роуг». Из ниоткуда – словно мокрица, самозарождавшаяся, в представлении средневековых естествоиспытателей, из сырости и тлена, – возник искаженный термин «рогалик».