Дом Филса был огромным, из коричневого кирпича с белыми колоннами и высоким забором. У меня не было возможности полюбоваться интерьером, потому что Вудс сразу потащил меня в какое-то полуподвальное помещение. Хорошо хоть, оно не было жутким, пыльным и темным. Единственное, что отличало это помещение от любой другой красивой, богато обставленной комнаты любого крутого особняка – полное отсутствие окон.

Я уселась на белое кожаное кресло и приготовилась слушать.

– Надеюсь, тебе не нужно чай-кофе-туалет и прочее дерьмо и мы можем сразу приступить к делу?

– Сразу к делу.

– Отлично.

Он разложил свой чемоданчик на столе напротив кресла, где я сидела, и открыл его. Внутри был какой-то странный девайс с экраном, кнопочками и кучей проводов.

– Что это? – спросила я с некоторой долей беспокойства.

Он взял стул с высокой деревянной спинкой, сел возле меня и начал прикреплять все эти проводки к моей голове.

– Что вы делаете?! – доля беспокойства в моем голосе все росла и росла.

– Сиди тихо и не рыпайся.

Когда он закончил, я выглядела как новогодняя елка, украшенная гирляндой. Он нажал на кнопку, посмотрел в экран и кивнул удовлетворенно сам себе.

– Что?

– Теперь мы готовы к беседе.

– Ладно…

– Скажи мне: что ты думаешь о правительстве?

Я была настолько ошарашена, что пролепетала в ответ свое излюбленное:

– Чего?

Вудс, начиная раздражаться, повторил:

– Что ты думаешь о правительстве? Или ты глухая?

– Нет, не глухая.

– Ну так что?

– Хм… – Я стала быстро думать. Он хотел честный ответ или ложь? – Я индифферентна.

– Ага. – Все это время он наблюдал за чем-то на дисплее, у меня не было возможности увидеть, что там, потому что чемодан был развернут открытой крышкой ко мне. Через несколько секунд он торжественно изрек: – Ты врешь.

– Ох, боже ты мой… Что это за вопрос такой? Вы работаете на правительство, я не могу вам правду сказать!

– Это хорошо, тебе и не нужно. Что тебе нужно – это притвориться, что то, что ты говоришь – это то, что ты на самом деле думаешь.

– То есть соврать?

– Нет. Когда ты врешь, ты думаешь о правде, ты просто не произносишь ее вслух. А я хочу от тебя, чтобы ты реально думала то, что произносят твои уста. Понятно?

– Нет!

Я была в замешательстве, поэтому ему пришлось повернуть кейс другой стороной, чтобы показать мне наконец, что на дисплее. Там были две кривые, красная и зеленая. Красная, как он сказал, показывала, что я думаю, а зеленая, как можно догадаться, что я говорю.

– Я не могу прочесть твои мысли, – продолжал Вудс объяснять, – но я могу увидеть, если эти две линии разные.

– А как это работает? Простым языком, пожалуйста.

– Как полиграф, но усовершенствованный. В то время как полиграф ловит изменение твоего пульса, эта штукенция работает только с твоим мозгом.

– Окей. А дальше?

– Твой мозг создает импульсы, когда ты мыслишь. Картинки того, о чем ты думаешь. И твой мозг создает импульсы, когда ты говоришь что-то, потому что, чтобы сказать что-то, ты в первую очередь воссоздаешь образы того, о чем говоришь. Эти импульсы и создают линии. Между этими импульсами микросекунды, так как сперва ты думаешь, а затем говоришь. Поэтому я вижу две линии. Когда они одинаковы, или почти одинаковы, это означает, что человек говорит правду. Или…

– Или?

– Или человек говорит конкретно то, что думает.

– То есть – правду.

– Необязательно. Наша задача на сегодня научить тебя думать то, что ты на самом деле не думаешь.

Я поразмыслила над этим буквально секунду.

– Это невозможно.

– Ну… Тяжело, но не невозможно.

– Но ведь мозг постоянно работает. Его нельзя контролировать.

– И да, и нет. Насколько нам известно, телепаты умеют вылавливать только яркие мысли. И, как ты сказала сама, сознание работает постоянно. Можно это представить себе как океан. Телепат сможет прочитать только поверхность, и, если постараешься, сумеешь скрыть то, что находится глубже. Но только если поверхность будет такой яркой, что он и не подумает, что существует другой уровень.

– Мне кажется, я начинаю понимать. Вы хотите, чтобы я думала одновременно две разные вещи, одна должна быть громче – чтобы они думали, что это моя единственная мысль на данный момент, а вторая должна быть тихой – для меня.

– Точно. Дело в том, что ты не сможешь просто перестать думать навсегда и выдавать им только те мысли, которые они хотят услышать. Но ты можешь сделать свой истинный голос настолько тихим, что они никогда его не услышат.

Когда мы закончили с теорией, то снова перешли к заданию.

– Что ты думаешь о правительстве?

«Ненавижу».

«Обожаю!» – более ярко.

– Обожаю! – ответила я. Он покачал головой раздосадованно. – Что? Нет?

– Нет…

– У вас теперь три линии?

– Нет. Девайс не может прочитать глубоко скрытые мысли. Он отмечает только то, что увидит и телепат.

– И?

– И линии снова разные. Ты думаешь не то, что говоришь. Пробуй еще.

…У меня заняло четыре с половиной часа научиться контролировать свои истинные мысли и прятать их под мыслями-обманками. Я чувствовала, что мой мозг сейчас взорвется, да с такой мощностью, которая с легкостью уничтожит весь район. Но Вудс казался довольным. Последние три вопроса и мои ответы сделали красную и зеленую линии идентичными. Что касалось меня, я не могла поверить, что реально сделала это. Мне казалось, что это какой-то сбой или просто слепая удача, поэтому я не разделяла его оптимизм. Повторять этот подвиг долгими неделями каждые сутки по двадцать четыре часа кряду я, конечно, не смогу. А надо.

– Они убьют меня, – прошептала я удрученно, развалившись в кресле в изнеможении; руки свисали прямо до пола, а голова опущена до самой груди.

Он просто-напросто кивнул.

– Да, убьют.

– Блин, Вудс… В вас присутствует то, что нормальные люди называют эмпатией?

– Нет, говорил же тебе. Не хочу к тебе привыкать. А теперь поднимайся! У нас полно дел. А ты лежишь как… безработная.

– Безработная, – фыркнула я и поднялась. – И что теперь?

– Теперь, – проговорил он, вытаскивая сложенный листок из внутреннего кармана пиджака, – прочитай это, запомни слово в слово и сожги.

Он отдал мне бумагу. Разворачивая, я задорно прыснула.

– Сжечь? Зачем?

– Затем, что это твоя биография. Каждый человек должен знать свою биографию, а не иметь ее в записанном виде. Если только ты не престарелый романист, собирающийся писать мемуары. – Он достал зажигалку и поиграл с колесиком. – Или ты можешь ее слопать, если тебе так удобнее.

– Нет, спасибо. Ты говоришь, как персонаж шпионского фильма.

– Мы именно в нем.

Я стала читать. В возмущении отбросила бумажку.

– Вы что, издеваетесь? – Он метнул в меня непонимающий взгляд, мол, что такое? – Это моя биография!

– Не совсем.

Я снова взяла бумагу в руки.

– Да, тут написано, что у меня нет братьев и сестер. Но Майкл мне и не родной брат, то есть не совсем, то есть двоюродный…

– Да, у вас с Майклом разные фамилии, разные родители. Вы не видели друг друга долгие годы. Филс надеется, что это прокатит. И ты ни при каких условиях не должна его упоминать.

– И я жила с племенем чиппева всего два месяца, не год.

– Да, но твое резюме должно быть убедительным.

– Резюме?

– Да. Ты будешь работать в «Фараон Инкорпорейтед».

– Чего? Я… Я… – Я была озадачена, но быстро взяла себя в руки. Я знала, что они собираются внедрить меня в логово Фараона под прикрытием. Какая разница, если я буду на него работать? Хорошо хоть, они не собираются сделать из меня торговца наркотиками или еще какой сброд. – Но при чем тут племя?

Я должна сделать лирическое отступление. Мой отец работает в Министерстве Образования. Пару раз, выполняя социальную программу, он оставался с разными племенами и работал там учителем. Однажды, когда у меня были каникулы в университете, я жила с ним. Это было западное племя оджибве, оно же чиппева, сейчас численность популяции довольно мала. Я подружилась кое с кем и даже возвращалась пару раз, но мои визиты сводились к нескольким часам. Два месяца жизни с племенем и четыре визита никак не складывались в год, указанный в резюме.

– Вакансия переводчика. – Он достал планшет и после короткого веб-серфинга показал мне сайт. – Читай. Ты будешь подавать резюме на эту должность. Ты ведь знаешь западный диалект языка оджибве?

– Да, но не очень хорошо. Юго-западное наречие оджибвейского языка называется чиппева, и он внесен в Книгу рекордов Гиннеса как самый сложный, так что сами понимаете…

– Ничего и слышать не хочу. Учитывая, что ты жила с ними целый год, ты обязана знать его превосходно.

– Но я… – Я покосилась на лист бумаги, который все еще держала в руке. – Да, я отлично владею языком. – Сказав это, я протянула руку за зажигалкой.

– Вот и хорошо. – Когда я сожгла свою биографию, он сообщил: – Завтра ты снова сдаешь экзамен. Филс будет эйчаром, а ты попытаешься убедить его, что ты лучшая кандидатура на эту должность. О, и не забудь думать все то, о чем ты говоришь: мы снова навешаем на тебя кучу проводов.

– Ладно. Послушайте, а зачем Фараону знаток языка чиппева?

Он пожал плечами.

– Не знаю, и мне плевать. Выясни сама. – С этими словами он передал мне планшет.

На сайте была ссылка на вакансию с расширенной информацией. Там было сказано, что их корпорация планирует вести бизнес с индейцами. Они уже работают с апачами и чероки. Теперь собираются стать партнерами с чиппева.

Я вернулась на главную страницу их сайта, чтобы понять, чем они вообще занимаются. Текст был настолько запутанным, что, казалось, они занимаются абсолютно всем. И мне придется работать в столь таинственной компании…

Я вернула ему девайс.

– Ну и что ты думаешь по этому поводу? – спросил он.

Я задорно хмыкнула:

– Вдохновляет.

– Ага, тебе понравится, – дразнил он меня. – Слушай, как только окажешься там, навостри уши. Запоминай все, подмечай все, слушай и подслушивай. Но не дай себя заподозрить. Ты просто труженик, как и другие, с девяти до шести, пять дней в неделю. Сверхурочные – хорошо, но если никто не задерживается, то и ты не задерживайся. Понятно? – Я кивнула. Он заметил выражение моего лица. – Какие-то проблемы?

Пришлось признаться:

– Ненавижу офисную жизнь и очень плохо схожусь с людьми.

– Конечно, плохо сходишься. – Когда я стала подозревать его в очередной злой насмешке, он внезапно уточнил: – Умные никогда не сходятся с остальными, так и знай.

На самом деле это правда. Да, я неуклюжа и временами слабохарактерна, но я горжусь своим умом и своей сообразительностью. Я всегда была отличницей, что в школе, что в вузе.

Но теперь лучшая часть меня могла стать моей слабой стороной.

– Боюсь, что я все испорчу.

– Не бойся. Тебе и не нужно целиком сливаться с серой массой. Ты должна немного выделяться, чтобы люди Фараона тебя заметили.

Мы помолчали какое-то время, и неожиданно для самой себя я полюбопытствовала:

– Вудс… У вас кто-нибудь есть? – Из-за некоторых его слов я почувствовала, что мы родственные души. Одиночки. – Жена, дети?

Он в тот момент выхаживал по комнате; сделав еще парочку шагов, ответил:

– Нет. Но был женат.

– Что случилось? Можете не отвечать, если это личное.

– Я знаю, что могу не отвечать! – сорвался он. – Кто ты такая, чтобы давать мне разрешение? – Я все еще ожидала ответа, и через полминуты я его таки получила. – Мы развелись два года назад. Миссис Вудс решила, что муженек работает слишком много и уделяет ей слишком мало времени. И ушла. Это все, что тебя интересует, или ты продолжишь пытку дурацкими вопросами?

– Все, что вы делали сегодня, это пытки дурацкими вопросами, так что это была месть!