Чертыхнувшись, я привычно уже сунул трость под мышку, ухватил брошенные на дощатый настил саквояж и вещмешок, огляделся напоследок и зашагал вслед за валившим с пристани народом. Промашки с этим не вышло – очень скоро я вышел за ворота, где решил не скупердяйничать и не стаптывать сапоги, а нанять извозчика и прокатиться по родному городу с ветерком.

Много времени поиски свободной коляски не заняли, а там я велел седоусому дядьке гнать к вокзалу. Для приезжего такая поездка была в порядке вещей – приплыл и сразу по железной дороге дальше отправился, а значит, и судачить тут не о чем. Чай, не в трущобы и не на Холм отвезти велел. Опять же, в привокзальной округе пруд пруди гостиниц на любой кошелёк – вот в одной из них я и решил остановиться.

Но, расплатившись с извозчиком, смерил пристальным взглядом «Паровой котёл» и счёл это заведение для себя недостаточно престижным. Мало того, что и сам Черноводск теперь казался жутким захолустьем, так ещё и гостиница была не из лучших. Плюс на площади у вокзала оказалось как-то очень уж много стрельцов и тайнознатцев-огневиков.

Ну их!

Передёрнув плечами, я двинулся по одной из взбиравшихся на Холм улочек и с интересом завертел головой по сторонам, в первую очередь уделяя внимание попадавшимся навстречу прохожим. Те в ответ пялились на меня, и виной тому был отнюдь не только не сочетавшийся с нарядом вещмешок – белой вороной я смотрелся в первую очередь из-за своей заморской шляпы. С этим срочно требовалось что-то сделать, только сначала следовало подыскать жильё.

На подходящее пристанище наткнулся уже в кварталах, откуда могли взашей погнать не только босяков, но и прочую не самую респектабельную публику. Если разобраться, застроенная трёхэтажными каменными особняками улица мало чем уступала Закатной стороне Южноморска, да и его центру проигрывала далеко не с самым разгромным счётом. Приглянувшаяся мне гостиница называлась «Небесная лестница». Замощённая брусчаткой улица шла в горку, поэтому вместо обычного тротуара там обустроили каменную лестницу – не иначе именно она и послужила причиной для столь вызывающего названия.

Впрочем, а почему бы и нет? Чай, не клоповник какой-нибудь, а заведение первого класса: блистали чисто вымытые стёкла, сияла на солнце надраенная медь ручки, тянулась по фасаду цепочка газовых фонарей, дежурил на крыльце бородатый привратник в столь изукрашенной позументом ливрее, что её запросто можно было спутать с полковничьим мундиром. Пару лет назад я бы рот при виде эдакой роскоши разинул, а сейчас даже уголком рта скептически ухмыльнуться поленился.

Привратник предупредительно распахнул входную дверь, я небрежно кивнул и прошёл внутрь. Там – полированный мраморный пол с чёрными и белыми квадратами, изукрашенная позолотой стойка портье, огроменная хрустальная люстра и расставленные по альковам и у окон круглые столики. Витал лёгкий намёк на табачный дым, пахло свежесваренным кофе.

– Номер. На одного. На седмицу, – раздельно проговорил я и кинул на стойку церковную бляху.

Молодой человек с напомаженными волосами и завитыми усиками начал было интересоваться моими предпочтениями, но я заставил его умолкнуть, приподняв растопыренную пятерню.

– Самый простой из тех, что не на первом этаже. – Ещё и усмехнулся многозначительно. – Тяга к роскоши мне чужда.

– Потребуется ли питание?

– Полный пансион, – решил я.

Никаких проволочек не случилось, и очень скоро я выложил за проживание сумму, способную ощутимо ударить по карману вернувшегося из-за моря полевого лекаря первого класса, но вполне посильную для рантье с капиталом поболее пяти тысяч целковых, после чего оказался препровождён на третий этаж. Коридорный самолично отпер дверь номера и занёс мой багаж, я одарил его гривенником и оглядел своё временное пристанище, но задерживаться в нём не стал – только кинул на полку шляпу и сразу спустился в вестибюль.

Пересёк его, вышел на крыльцо и справился у привратника, где найти в округе шляпника.

– Через два перекрёстка и направо, а там вывеску увидите, – подсказал бородатый дядька и с благодарностью поклонился, получив за подсказку чуть гнутый пятак.

Вывеска магазинчика и в самом деле оказалась весьма приметной, а сам он достаточно просторным. Головных уборов в нём было выставлено на продажу превеликое множество: как мужских, так и женских – всех размеров, расцветок и фасонов. Какие-то украшали золочёные, а то и серебряные пряжки, другим за опоясывавшие тульи ленты воткнули красочные птичьи перья, но мне подобные излишества не требовались. Более того – я хотел подобрать что-нибудь предельно неброское.

Столь популярные у горожан картузы плохо подходили к сюртучной паре, летние соломенные шляпы мало чем отличались от моей собственной, а высокие цилиндры показались одновременно чрезмерно вычурными и недостаточно практичными. В итоге выбирать пришлось между цилиндрами низкими и котелками.

– Обратите внимание на модели из бобрового фетра с алхимической пропиткой! – подсказал оценивший мой интерес приказчик. – Не промокают под дождём и не теряют форму! Идеально подойдут к вашему костюму!

Так оно и было, да и цену запросили вполне посильную, просто вспомнилось вдруг, что подобный головной убор носил суженый Заряны – аспирант Белояр из семьи Калёных уз. Конкретно до этого молодчика мне никакого дела не было, и я отнюдь не считал зазорным в эдакой малости на него походить, вот только царапнула вдруг противная мыслишка, а не стремлюсь ли подражать ему намеренно? Не пытаюсь ли подсознательно казаться кем-то могущественным и влиятельным?

Таковым я хотел стать, а никак не казаться. Купил котелок.

День только начинался, до обеда оставалась куча времени, и возвращаться в гостиницу не было никакого резона, так что, покинув магазинчик, я двинулся вверх по склону – прямиком на Холм со всеми его усадьбами боярских родов и дворянских семейств, конторами промышленников и влиятельных банкирских домов, особняками купцов первой гильдии и прочего преуспевающего люда. Где-то там располагалась епископская резиденция, но я решил наведаться к знакомцу отца Шалого уже завтра, а сегодня просто собирался оглядеться.

Шёл я с надменно вскинутой головой и никому дорогу не уступал, посматривая на всех встречных-поперечных свысока. Дежуривших на перекрёстках стрельцов подчёркнуто игнорировал, ну а шпики в штатском игнорировали меня. Изредка ощущал на себе чьи-то пристальные взгляды, частенько замечал собратьев-тайнознатцев, но пристать с расспросами никто так и не решился.

Оно и немудрено. Глаза же!

Столь явно склонность к тому или иному аспекту, если не брать в расчёт белый, начинала проявляться лишь у аспирантов, а ещё ею могли похвастаться бояре и дворяне с чрезвычайно сильной родословной да немногочисленные гении, а связываться с подобной публикой было себе дороже. До тех пор, пока поведение такого тайнознатца остаётся в пределах разумного, никто ему и слова не скажет.

Не сказали и мне. Так и прошёл весь Холм насквозь, небрежно помахивая тростью и с показным безразличием поглядывая на хоромы черноводских богатеев. Иной раз на глаза попадались самые настоящие дворцы, но зависти к обитателям оных я не испытывал, а вот спалить тут всё к чертям собачьим руки так и чесались. Только нет, конечно же – нет. Ограничился презрительными ухмылочками и то старался не переигрывать и с попадавшимися навстречу тайнознатцами раскланивался, то прикасаясь пальцами к котелку, а то и приподнимая его над головой.

Жгучий оранж огневиков, насыщенная бирюза водоворотов, искристо-голубые глаза представителей школы Расколотой синевы неба, яркая зелень неведомо кого… За время неспешной прогулки повстречал выпускников самое меньшее пяти школ, и репьёв среди них была разве что половина. Как видно, после захвата Тегоса местные торгаши опасались ответного хода конкурентов и подошли к обеспечению собственной безопасности со всей серьёзностью.

Ладно хоть ещё у меня глаза не багряные, а то могли бы из города выставить – всё же школа Багряных брызг первейший союзник Южноморского союза негоциантов…

С Холма я начал спускаться по Каштановому бульвару. Там на глаза попалась сначала одна самодвижущаяся коляска, а затем и другая, но напрягался напрасно – на дверцах обеих красовались эмблемы Черноводской торговой компании, а не драный чёрный змей на лиловом поле. Прибавилось карет и колясок, пришлось оставить замощённую брусчаткой дорогу и пойти вдоль фасадов домов. Так и добрался до клуба «Под сенью огнедрева».

Встал напротив крыльца, уставился на восстановленный витраж с величественным древом, обладавшим корой цвета заморского индиго и рубиновыми, оранжевыми, багряно-чёрными и уже опадающими жёлтыми листьями. Нестерпимо захотелось зайти, да только допускались внутрь лишь члены клуба и тайнознатцы в ранге никак не меньше аспиранта, а я хоть и походил на такового внешне, но любой человек с мало-мальски развитым даром или даже простец с различающим магические искажения артефактом сразу распознает аколита хотя бы и только в силу наличия на духе метки о прохождении ритуала очищения. И пусть в этом случае меня не погонят взашей, а вежливо попросят на выход, но при одной мысли о подобном развитии событий во рту стало горько от желчи.

Ничего! Я сюда ещё как-нибудь наведаюсь по праву сильного.

Ещё сам не знаю зачем, но наведаюсь непременно.

Что же касается замершего у двери усатого привратника в пронзительно-синей ливрее и обтягивающих бриджах – того самого, который наподдал мне коленом под зад и разломал ящик с инструментами, то мелькнула, конечно, мыслишка навести на него порчу, но счёл подобную мелочность недостойной, дёрнул щекой и зашагал дальше.

Миновал здание театра, повернул и двинулся вниз по Нагорной улице к набережной и Чёрному мосту. Особых изменений за время моего отсутствия в Среднем городе не случилось, разве что и тут пришлось сторониться, пропуская паровые самоходные коляски.

При этом никто не пялился им вслед с разинутым ртом. Едут себе и едут.

Некоторое время спустя с правой стороны потянулась высоченная каменная ограда монастыря Пепельных врат. Напротив главного входа и громады церкви Серых святых я остановился и пригляделся к собиравшим пожертвования послушникам – в особенности тем из них, кто был подпоясан красным шнуром. Брата Тихого не заметил, да и не стал бы к нему по старой памяти цепляться. И совершенно ненужными осложнениями такая стычка чревата, и виноват он лишь в том, что в монастырский приют в своё время угодил, не более.

Вот с братом Светлым я бы не отказался пообщаться, да только в этом случае не я из него, а он из меня душу вынуть мог. Ну его. Даст Царь небесный – свидимся ещё. А нет, тоже не беда. Не горит.

Я двинулся дальше и вскоре вышел к набережной Чёрной. При виде стены камышей на её противоположном берегу защемило сердце, но не позволил себе раскиснуть, скользнул взглядом по крышам домов родной Заречной стороны, перевёл его вниз по течению. Там отыскал угольную пристань и вроде бы даже разглядел за кронами деревьев обиталище Барона.

Захотелось перейти на другой берег и побродить по знакомым улочкам, да только что мне там делать? В Гнилой дом наведаться? А на кой ляд? На своё попечение мелюзгу я, один чёрт, не возьму, а если старшим денег дать, так у остальных жизнь из-за этого ни на грош не улучшится. И не попросить за них никого. Так что – пустое. Только зря в грязи сапоги извожу.

Пока стоял у ограждения набережной, с моста за мной наблюдала компания босяков. Угря среди них не было – то ли сгинул, то ли это место перерос, да и других старых знакомцев на глаза не попалось, так что я просто прищёлкнул пальцами. Мелькнула мысль, что для образа мне определённо недостаёт пары кожаных перчаток, и загадал пройтись по магазинам с галантереей, ну а сейчас показал подбежавшему парнишке, обтрёпанному и всклокоченному, мелкую серебряную монетку.

– О Пламене, что Бажена из «Золотой рыбки» ухлопал, слышал?

– Ага! – закивал юнец. – Само собой! О нём все слышали!

– Награду за его голову кто объявил?

Парнишка стрельнул глазами на гривенник и без запинки сообщил:

– Барон!

– Не Волче? – уточнил я.