Я всё чаще наведывалась туда. То заточить ножи, то обменять пирог с тыквой и яблоками на пригоршню гвоздей, чтобы братья укрепили крыльцо, то ещё за какой-нибудь мелочью. Находила десятки причин пройти мимо, вернуться именно той дорогой, что шла мимо кузницы. Но сердце знало: тянет меня туда не нужда, а взгляд Огнеяра. Горячий, как пламя в горне. Когда кузнец смотрел на меня, дыхание сбивалось. Я ловила себя на том, что слежу за его работой. Как он двигается, как напрягаются мышцы под рубахой, как отблески алых углей золотят кожу, как скользит по виску капля пота. И душа замирала так сладко и жарко, словно кто-то невидимый открыл в груди дверцу, за которой жил огонь. Казалось, между нами натянулась невидимая нить, с каждым днём всё крепче стягивающая моё сердце невидимыми стежками, пришивающая его к Огенеяру, и не было сил оборвать её.

– Тили-тили-тесто, ведьма – кузнецова невеста, – дразнилась деревенская малышня, кидая мне вслед яркие листья.

Коты, сопровождавшие меня, точно верные стражи, посматривали на детей снисходительно, даже немного насмешливо. А я гнала прочь опасные мысли. То, что кузнец относился ко мне без опаски, как к равной, ничего не значило. Он умеет приручать огонь, ему ли бояться деревенской колдовки? Да и кто по доброй воле захочет ведьму в жёны? Ещё и отмеченную самой Осенью. Ожог затронул лицо Огнеяра, а не разум!

А в канун Самайна я впервые повстречалась лицом к лицу с теми, о ком до того слышала лишь в старых сказках. С тремя Лордами Осени. Они пришли забрать своё, как и предрекала бабка Агафья. Они пришли за мной.

Я возвращалась из лесу с полным лукошком рябины. Знакомая тропка легко ложилась под ноги, а вокруг царила та особая, хрустально-звонкая тишина, которая бывает лишь на изломе осени. Внезапный порыв ветра качнул верхушку берёзы, и та осыпала меня золотыми монетами листьев. Ветер обрадованно подхватил их и закружил в сияющим вихре. Я зажмурилась, пережидая внезапный листопад, а когда вновь открыла глаза, вздрогнула, увидев троицу мужчин в богатой одежде и с костяными венцами в волосах. Нереально красивых. Слишком прекрасных для живых. Первый с кудрями цвета мёда, волосы второго были чернее свежевспаханной земли, а у третьего – белее первого снега. Лорд Сентябрь. Прощальная ласка лета, золотистые лучи на нитях летящей паутины, сладкая тяжесть спелых груш и яблок, прозрачность воздуха и высота синего неба. Лорд Октябрь. Буйство красок и шёпот теней, огненный клён и серая пелена дождей, отблески костров, запах прелой листвы, хрустящий под ногами первый кружевной лёд на лужах, пьянящий сидр и тревожность Самайна. Лорд Ноябрь. Дыхание холода и тишины, голые чёрные ветви на фоне свинцового неба, первый колючий снежок, заиндевевшая земля и туман, стирающий границы. Говорили, когда-то их звали иначе, но это было так давно, что они сами позабыли собственные имена. Коты сидели у моих ног и не выказывали страха. Мне показалось, они, в отличие от меня, ждали этой встречи. Кленовый лист на моём плече обжёг жаром.

– Здравствуй, юная ведьма, – с мягкой улыбкой произнёс Сентябрь. – Мы отметили тебя при рождении, наблюдали за тобой все эти годы и сейчас пришли, чтобы дать то, чего заслуживает избранная Осенью.

– Стань нашей жрицей, рождённая на Грани, – продолжил Октябрь. – Стань нашим голосом, проводником нашей воли.

– И мы щедро вознаградим тебя, – закончил Ноябрь.

Они говорили, а я чувствовала, как воздух вокруг дрожит от магии. Мне и не снилась такая сила!

Сентябрь протянул ладонь, на которой блеснули золотые монеты.

– Я дарую тебе изобилие, что не иссякнет веками.

На ладони Октября возник рубиновый кулон на тонкой цепочке.

– Я дарую тебе власть над сердцами и тайные знания.

Ноябрь протянул хрустальную статуэтку в виде изящной девушки с кошкой на руках.

– Я дарую тебе вечную молодость и бессмертие.

Они стояли передо мной – трое Владык, и я чувствовала, как их чары скользят по моей коже, оплетают незримой сетью. Щедрые дары. Те, от которых не отказываются, и от тех, кому отказывать не принято. И разве не к этому меня готовила судьба, разве не о том свидетельствовал знак на моём плече?

Мир подрагивал. Сердце колотилось, точно безумное. Но где-то внутри – на самом краю сознания – раздалось тихое: «Не бывает предначертанных судеб, Зарина. Бывает только выбор».

– А… – в горле неожиданно пересохло, и я откашлялась прежде, чем продолжить. – А я могу подумать?

Лорды переглянулись.

– До рассвета, – произнёс Ноябрь, и Сентябрь с Октябрём согласно кивнули. – Мы будем ждать твой ответ на этом же месте. Не разочаруй нас, юная ведьма.

Вновь взметнулись листья, закружили, а когда опали, Лордов уже не было. Со мной остались лишь коты, молчаливые свидетели этого разговора. Подобрав лукошко с рябиновыми гроздьями, я поспешила в деревню. И не узнала собственный дом, когда подошла к знакомым воротам. Дерево сияло свежей краской, крыша, ещё утром поросшая густым мхом, радовала глаз красной черепицей. Из трубы вился сизый дымок, а порывы ветра приносили с собой аромат мясного пирога. И внутри тоже всё было иначе. Мать с сестрой любовно перебирали отрезы дорогих тканей, отец, устроившись на новом ярком ковре, пересчитывал монеты, черпая золото пригоршнями из огромного сундука, богато украшенного драгоценными камнями. Братья сидели на лавке и жадно следили за каждым новым столбиком. А стол ломился от разносолов. Я увидела блюдо с запечённым поросёнком, лосиные губы в клюквенном соке, вазу с крупной икрой, какую-то диковинную рыбу с красным мясом – в наших реках и озёрах такие не водились. Пироги большие и малые, яблоки в карамели… Глаза разбегались!

– Доченька! – мать метнулась ко мне и обняла так крепко, что у меня сбилось дыхание. – Кормилица!

– А я всегда знал, что Лорды не позволят той, что отметили при рождении, прозябать в нищете, – довольно прогудел отец. – Вот теперь заживём! Лошадь и возок справим, Елисея на городской женим. Может, на купеческой дочке, а то и на боярышне какой.

– Можем себе позволить, – поддакнул Елисей, мой старший брат.

– Так вы же с Аксиньей сговорились, – пробормотала я.

– А, – брат махнул рукой, – Ксенька не нашего круга ягода! Мы-то вон чего нынче, а она? За ней захудалую козу дают да десяток кур.

Не все были с ним согласны, я заметила, как трое младших братьев поморщились.

– Так не по-людски это, – попыталась возразить я.

– Богатство преумножать надобно, – наставительно произнёс отец. – Да ты садись за стол, доченька, чего у порога мнёшься, как неродная. Праздновать будем! Только тебя и ждали.

Братья согласно загомонили, наперебой уверяя, что и они никогда не сомневались, что я принесу в семью счастье. Под умильными взглядами семьи, неожиданно проникшейся ко мне тёплыми чувствами, кусок в горло не лез. Уж лучше бы они продолжали меня не замечать! Фальшивая любовь горчила, как испорченный мёд, и была такой же неприятно липкой. Я едва досидела до конца ужина, а после, когда моя семья вернулась к пересчёту свалившегося на них богатства, тихо направилась к двери. Эти дары были мне не по нраву. И я не хотела их принимать.

… кажется, я всё-таки разочарую Лордов Осени…

Я прокралась на чердак, забросила в узелок нужные травы да пару катаных свечей. Моих умений было слишком мало, чтобы выстоять против гнева трёх владык, но я знала, кто может помочь.

В кузнице горел огонь, разбрасывая тёплые отблески по стенам. Коты, прокравшиеся следом за мной, запрыгнули на полки и довольно прищурились на пламя в горне. Огнеяр оторвался от работы и вопросительно взглянул на меня.

– Мне нужно ведьмино очелье, – выдохнула я. – И три фибулы. Кленовый лист, тыква со свечой и снежинка. К рассвету.

Кузнец молчал, не сводя с меня пристального взора. Я позволила себе несколько мгновений полюбоваться им, затем высыпала на наковальню все нехитрые сбережения. Немного серебра да горстка меди.

– Забери, – мотнул головой Огнеяр. – Я знаю, зачем тебе это. И помогу.

Пока он раскладывал инструменты и выбирал сталь для фибул и очелья, я решилась и напомнила:

– Огнеяр, однажды мы с тобой говорили о выборе и предназначении. Ты же неспроста сказал, что не все дары следует принимать.

– У меня тоже есть метка на память об отказе, – хмыкнул кузнец и провёл ладонью по обожжённой щеке. – Я родился в Йольскую ночь. С малых лет тянулся к огню и металлу. Быстро дорос от подмастерья до мастера. Мои ножи резали острее, выкованные мной стрелы попадали в цель, гвозди всегда входили в дерево ровно. Но девятнадцатая зима принесла с собой Дикую Охоту. Им всегда нужны кузнецы. Чинить доспехи, создавать оружие, подковывать лошадей, чтобы те могли сбивать копытами звёзды и дробить лунный свет. Сулили богатые дары. Обещали, что я смогу голыми руками плавить металл и придавать ему любую форму, какую только пожелаю, и молот, что вколотит в мои изделия магию. Но я выбрал путь созидания и защиты, а не разрушения и хаоса. И тогда предводитель, не сходя с коня, развернул огненное копьё плашмя, ударил меня по щеке и сказал, что я никогда больше не сумею выковать магическую вещь. Дескать, отныне мой удел – ремесленничество.

– Но ведь это не так! – вскинулась я. – Я… Я чувствую в тебе дар.

– Верно. – Огнеяр улыбнулся светло и открыто. – Потому что живой огонь сильнее самого тёмного колдовства. И живое сердце сильнее смерти. А ожог… Невелика плата за свободу.

Он взял клещи, достал из углей раскалённую полосу железа и ударил по ней молотом. По кузнице разлетелась россыпь искр, отражаясь звездопадом в бездонных глазах котов. Огнеяр ковал долго. А я жгла травы и свечи, вплетая в металл и своё колдовство, и старалась не думать о том, какую цену придётся заплатить за свободу мне.

Но когда кузнец закончил работу, рядом с фибулами и очельем лёг ещё и широкий браслет, украшенный изящной чеканкой в виде трав, среди которых заблудились кошачьи силуэты.

– Выйдешь за меня замуж, Зарина? – тихо спросил Огнеяр.

– Ты действительно хочешь жениться на ведьме? – не поверила я. – И не убоишься гнева Лордов Осени?

– Я хочу жениться на тебе, – мягко поправил кузнец. – И страшит меня лишь твой отказ.

– Я не знаю, чем мне придётся заплатить за свой выбор, – прошептала я.

И качнулась вперёд, в крепкие, горячие объятия, позволив себе быть слабой и испуганной рядом с сильным мужчиной. На миг колыхнулся страх, что и чувства Огнеяра – лишь отголосок тёмного дара Октября. Но тут же развеялся. Я чувствовала всем существом: кузнец не лгал. И он сам сказал, что на него не действует колдовство.

– Я приму тебя любую.

Короткая, веская фраза, произнесённая без тени сомнения. И гулко стучащее под моей ладонью сердце. Слова были излишни, и я молча протянула руку, позволяя надеть на моё запястье помолвочный браслет. В открытую дверь было видно, что край неба уже розовеет. У меня оставалось совсем немного времени, чтобы дойти до назначенного Лордами места.

Очелье легло на голову изящной короной, и непривычная поначалу тяжесть вмиг выдавила из мыслей страхи и сомнения. Теперь я точно знала, что ответить владыкам Осени.

Они уже ждали меня. Три фигуры бесшумно соткались из зыбкого утреннего тумана, стоило мне приблизиться к берёзе. Коты, как и прежде, расселись за моей спиной полукругом, то ли поддерживая, то ли не позволяя отступить.

– Что ж, юная ведьма, – тепло улыбнулся мне Сентябрь, – пришло время дать ответ. Мир у твоих ног. Прими его – и наши дары. Богатство, власть над сердцами, бессмертие – всё это может стать твоим.

Я сделала шаг. Очелье холодило лоб, возвращая ясность ума, а в груди горело пламя.

– Нет, – твёрдо проговорила я, и голос мой не дрогнул. – Я не приму ваших ядовитых даров. Ваше золото, лорд Сентябрь, это сухая листва. Оно не насытит душу. Его блеск разожжёт зависть и жадность, ослепит моих родных и приведёт их к гибели. Ваша власть над сердцами, лорд Октябрь, не дарит крылья, а стягивает их липкой паутиной обмана. Она сожжёт дотла, оставив лишь пустую оболочку. А ваш дар, лорд Ноябрь, самый страшный из всех. Вечная молодость и бессмертие – это проклятие видеть, как угасают все, кто был дорог. Край бесконечной зимы, где сердце рано или поздно обратится холодным камнем, не в силах вынести боли потерь и неизбежного одиночества.

Я перевела дыхание. Лорды молчали, внимательно слушая меня, и по их бесстрастным лицам было невозможно понять, о чём они думают.