Магия тыквенных огней (страница 3)

Страница 3

– Но у меня есть ответные дары для вас, – продолжила я негромко, но уверенно, и протянула Сентябрю фибулу в виде кленового листа. – Владыка урожая и изобилия, пусть этот лист напоминает вам о том золоте, что осень щедро дарит миру, не требуя ничего взамен. Ведь истинное богатство не хранится в сундуках. – Повернулась к Октябрю. – Владыка тайн, пусть эта тыква со свечой напомнят о свете надежды, который горит в сердце и способен развеять самую густую тьму. Ведь порой самого маленького огонька достаточно, чтобы не сбиться с пути. – И, наконец, шагнула к Ноябрю. – Владыка тишины и покоя, пусть эта снежинка напомнит о том, что ценность жизни – в её мимолётности и хрупкости. Ведь её узоры не повторяются. – Отступила на два шага, чтобы видеть всех троих, и закончила: – Я не стану вашей жрицей, Лорды Осени. Я выбираю себя. Жизнь. Любовь. И смерть в положенный срок.

Ожидала гнева, немедленной кары за неповиновение, но вместо этого услышала негромкий, довольный смех.

– Наконец-то, – проговорил Октябрь, и тьма в его взгляде из колючей и опасной стала бархатной и мягкой, словно кошачья шерсть. – Три сотни лет мы ждали тебя, дитя грани! Прости нам это испытание. Мы должны были понять, видишь ли ты суть. Многие поддавались искушению. Ты – первая, кто проявил мудрость.

– В тебе достаточно проницательности, чтобы разглядеть истинную природу опасных даров, – продолжил Ноябрь. – Нет властолюбия: ты легко отказалась от иллюзии контроля над миром. И довольно мужества, чтобы выбрать трудный путь смертной жизни со всеми её горестями и радостями. Мы не ошиблись в тебе, юная ведьма. Так прими же настоящую награду.

Сентябрь протянул мне небольшой мешочек с зёрнами.

– Они взойдут на самой скудной почве, в самые неурожайные годы. Те, кто тебе дорог, не будут знать голода.

Октябрь держал ведьмину спицу из латуни.

– Распутает любые узлы в судьбах и отгонит зло, – сказал он.

В ладони Ноября возникло чёрное зеркальце в серебряной оправе. Казалось, это миниатюрное лесное озеро с заиндевевшими берегами.

– Зеркало, которое покажет суть вещей, – пояснил он. – И поможет развеять чужое колдовство.

– Я не понимаю… – растерянно произнесла я, не спеша принимать мешочек с зёрнами и зеркало. – Вы всё-таки хотите сделать меня своей жрицей?

– Мы хотим, чтобы ты оберегала равновесие между нашим миром и миром живых, – поправил Октябрь. – Дитя грани, выбравшее нужную сторону. Храни осенний Предел и не позволяй миру соскользнуть в вечную зиму.

А Сентябрь озорно подмигнул мне и добавил:

– Люби своего кузнеца, ведьма. И пусть огонь в ваших сердцах горит ярко и жарко! А своих помощников мы, пожалуй, заберём. Теперь наблюдатели ни к чему.

Он поманил котов, и те, обтёршись напоследок круглыми боками об мои ноги, радостно устремились к Лордам. Я тихонько вздохнула, проводив их взглядом. И моя грусть не ускользнула от внимания Октября. Ещё один щелчок пальцев, и из тумана выступила чёрная кошка с янтарными глазами и прозрачно-белыми, точно выточенными из первого льда, коготками.

– А это помощница для тебя, – произнёс он с улыбкой. – Пусть станет твоей тенью и верной спутницей.

Золотая Осень благословляла нас.Владыки осени растаяли в тумане, и у берёзы остались лишь мы с кошкой. Я присела, провела ладонью по гладкой чёрной шёрстке, и моя новая питомица тут же замурлыкала. Над лесом всходило солнце. Первый рассвет после Самайна, и первый день моей новой жизни. Повернувшись, я поспешила к деревне, и ещё издали увидела у околицы Огнеяра. Заметив меня, кузнец бросился навстречу, и с каждым шагом тревога на его лице таяла, уступая место радости и облегчению. Сойдясь, мы замерли на миг напротив друг друга. Я бережно коснулась обожжённой щеки Огнеяра, провела ладонью, лаская и одновременно стирая печать чужого злого колдовства. А затем вложила свою руку в его. Горячую, сильную. В этот миг с ближайшего клёна сорвался последний алый лист. Важно и плавно покружился в прозрачном воздухе и лёг на наши сплетённые пальцы – как сургучная печать на договоре.

А откуда-то издали донёсся тихий, многоголосый смех, в котором сплелись и мягкий шелест спелых колосьев, и шёпот опадающей листвы, и хрустальный перезвон первых льдинок на лужах. Лорды Осени ликовали, отыскав наконец ту, что не побоялась сделать собственный выбор.

Конец

Автор на ЛитРес:

https://www.litres.ru/author/nika-veymar-17333880/

Элен Миф «Бабушка»

1

«И тогда Красная Шапочка говорит: “Бабушка, бабушка, почему у тебя такие большие глаза?” – А Волк ей и отвечает: “Чтобы лучше тебя видеть, дитя мое”. – “Бабушка, а почему у тебя такие большие зубы?” – снова спрашивает Красная Шапочка. – “Чтобы съесть тебя!” – зарычал Волк, откинул одеяло, бросился на Красную Шапочку и съел её».

Баба Маша замолчала, глядя на нас с Ниной. В комнате стало тихо-тихо, так, что я мог слышать тиканье ходиков на стене. Нина забилась под одеяло – я видел только два больших синих глаза, в ужасе таращившихся на бабу Машу, а еще чувствовал, как сестрёнка мелко дрожит. Я ждал, что бабушка продолжит рассказывать сказку, но она молчала и задумчиво смотрела куда-то в окно.

– А почему Красная Шапочка сразу не поняла, что это волк? – спросил я нарочито громко, чтобы голос не дрожал.

– А? – баба Маша вышла из своих мыслей и уставилась на меня выцветшими серыми глазами.

– Замолчи, – зашипела Нина мне в ухо и пнула под одеялом.

– Отстань! Баб Маш, я спросил, почему Красная Шапочка не поняла, что это волк? Я бы никогда не перепутал волка с тобой, даже если бы он надел твой халат. Волка же сразу видно.

Мне было уже десять, я был большим мальчиком, не боялся страшных сказок и всегда задавал умные вопросы, чтобы взрослые понимали, что ко мне надо относиться серьёзно.

– Есть волки, а есть Волки, – загадочно сказала бабушка надтреснутым старческим голосом. – Таких от людей не отличить.

– Как можно не отличить волка? – настаивал я. – У него же шерсть и пасть. И говорить они не умеют.

– Это просто сказка, Андрей, – снова зашипела Нина и добавила громче голосом «хорошей девочки». – Правда, бабушка? Это же просто сказка? В сказке всё может быть.

– Это не просто сказка, не будь дурочкой. Сказки – это предупреждения маленьким мальчикам и девочкам, что с ними будет, если они не будут слушаться. А сейчас быстро к стенке повернулись и спать. А то волк придет за вами, – резко ответила баба Маша, встала, выключила лампу и вышла из комнаты.

В темноте тикали ходики, всхлипывала напуганная Нина, а по моей спине бегали приятные мурашки ужаса.

2

Поезд остановился, качнувшись, и я проснулся. За окном было темно, в жёлтом свете станционного фонаря было видно, что на улице идёт мелкий осенний дождь. Октябрьская желтая хмарь билась мордой в стекло, а поезд выдыхал, как большой, уставший зверь. Я дремал один в купе, чему был очень рад. Глянул на экран телефона – до Подсвилья оставалось ехать ещё три часа.

Нина наотрез отказалась ехать со мной, она ненавидела бабу Машу. Я не понимал сестру. Да, баба Маша, которая на самом деле была нашей прабабушкой, была очень странной. Жила в какой-то вымирающей деревне под Подсвильем, переезжать не хотела, даже когда ей девяносто стукнуло, и она уже не могла кормить кур и гусей, держать корову и полоть свои грядки. Да, у неё в доме всегда странно пахло, не было телевизора и игрушек, а еще она постоянно рассказывала какие-то более страшные версии сказок. Особенно любила сказки про волков: «Красную Шапочку», «Трёх поросят» или «Волк и семеро козлят» – эти сказки всегда доводили маленькую Нину до истерики.

Но в остальном баба Маша была хорошей, заботилась о нас как могла. Брала нас к себе на всё лето, разрешала брать в хату жёлтеньких цыплят, беременных уличных кошек, тощих, голодных псов. Не запрещала прыгать с тарзанки в озеро, угощала вкусными блинами из домашнего молока.

Теперь баба Маша умирала, родители должны были приехать на выходных, я сорвался сразу, среди недели. А Нина фыркнула в трубку и заявила, что ноги её не будет в доме «этой старой ведьмы». Я снова погрузился в воспоминания. Мы ездили в деревню Кубочники каждое лето, пока мне не исполнилось двенадцать, а Нине девять. Я не мог вспомнить, почему мы перестали туда ездить. Возможно, из-за Нины, ей с каждым годом всё меньше и меньше хотелось ездить к бабе Маше.

Справедливости ради, баба Маша тоже недолюбливала мою младшую сестру: старалась напугать её, дать побольше работы, пригрозить запереть в чулане. А Нина шкодничала – мелко и злобно, как могут только маленькие дети. Однажды спрятала икону из красного угла – бабушка разозлилась ужасно, высекла Нину настоящими розгами. Но еще сильнее бабуля разозлилась, когда с верхней перекладины на двери пропал её сухой букет. Она спрашивала нас, не мы ли его сняли и куда дели, но я понятия не имел, а Нина смотрела своими честными синими глазами, полными слёз, и лепетала: «Это не я, бабушка, это правда не я». В тот же вечер за нами приехали родители, хотя был только конец июня, нас забрали, и уже в машине Нина повернулась ко мне с лукавой ухмылкой и сказала: «Я бросила в костер её драгоценный веник».

Я так и не понял, почему баба Маша обозлилась настолько, что отдала нас родителям – это был просто сушёный щавель да волчье лыко, но с тех пор она даже перестала поздравлять мою сестру с днём рождения и Новым годом – открытки с зайчиками и белочками приходили только мне.

3

Поезд снова тронулся, стук колёс усыплял, а я всё думал, почему же Нина так не любила бабушку? «Это всё её страшилки, – пронеслось в голове. – Она ненавидела, когда баба Маша своим старушечьим низким голосом в полутьме начинала рассказывать мрачные истории».

Почему-то в исполнении бабы Маши обычные сказки казались страшнее, чем были на самом деле.

«Козлятушки, ребятушки, отоприте, отворите, ваша мать пришла, молочка принесла», – пропел Волк голосом мамы-козы. – Козлята и говорят: «Не откроем тебе, ты – Серый Волк. Просунь в щель свою лапу, тогда посмотрим». Просунул Волк в щель под дверью лапу, мукой обсыпанную, поверили козлята, открыли дверь – Волк ворвался и задрал их всех.

Мне самому не по себе было от хрипловатого шёпота бабушки, от её немигающего взгляда куда-то в пустоту.

– А как же охотники? – тихо, тоненько пискнула Нина.

– А что охотники? – непонимающе воззрилась бабушка.

– Ну, пришли охотники, разрезали волку живот и выпустили козлят, – в голосе Нины звучала робкая надежда на счастливый конец.

– Чушь. Эту концовку придумали для глупых трусишек. Даже если вскрыть живот волку, живые козлята оттуда не выйдут, – жёстко отрезала баба Маша.

– Но в сказке так было! Было так! – закричала сестрёнка, из глаз брызнули слезы.

– А в жизни не так! В жизни, если ты глупая, доверчивая и открываешь двери всем подряд, то тебя сожрут и даже косточек не оставят – и никто тебя не спасёт, понятно?

– В жизни волки мамами не прикидываются, – встал я на защиту сестры.

– Волк может прикинуться кем угодно, а ты не поймёшь, пока не станет слишком поздно…

Поезд снова сильно качнулся, я вышел из полудрёмы. Баба Маша никому не доверяла, у нее была сильная паранойя – это я сейчас понимал, а тогда мы были детьми, так что совершенно естественно, что вспышки бабушкиной подозрительности пугали нас.

«Как с дядей Лёшей», – пронеслось у меня в голове. Надо же, я и не думал, что вспомню дядю Лёшу. Он был бабушкиным соседом, часто заходил к ней, они пили самогон, а после – пели песни и вспоминали какие-то истории из прошлого. А потом бабушка перестала пускать его в дом.

4

– Мария, впусти, плохо мне, – голос звучал глухо, хрипло, как у больного ангиной.

Я и Нина уже были в кровати, накрывшись простынёй до самых макушек, чтобы комары не покусали. Стук в дверь разбудил нас – и теперь мы лежали, затаив дыхание, боясь пошевелиться.

– Пошёл вон отседава, – баба Маша кричала неожиданно сильным, глубоким голосом. – Нет тебе сюда входа, забудь дорогу к нам!