– Случилось великое таинство жизни! – возвестил он, обращаясь к собравшимся жрецам и знати. – Эта девушка, кровь от крови нашей Повелительницы, познала прелесть богини любви и приобщилась к плодородному началу прародительниц жизни! Возблагодарим богов и пожелаем благоденствия и мудрости новой посвященной!

При этих словах Метера приняла от младшего жреца сверкающий венец из чистого серебра, украшенный лунными камнями и жемчугом – символ женской власти, подчиненной, но могущественной. Она возложила его на голову дочери. Металл был холоден на ее горячей коже.

– Живи долго и правь мудро, дочь моя! – голос Метеры дрогнул от неподдельного волнения. – Пусть здоровье твое будет крепким, а лоно – плодовитым, дабы род наш не пресекся во веки веков! Затем царица приняла от Агорха тяжелую золотую чашу, доверху наполненную темным, густым вином.

– Выпей это вино, дитя мое, – сказала она, протягивая чашу Арсее, – и пусть сила плодородной богини войдет в твою кровь, наполнит тебя ее мудростью и страстью!

Арсея взяла чашу и, подчиняясь ритуалу, залпом осушила ее. Напиток был сладким, но с горьковатым, травяным послевкусием. Почти мгновенно жар разлился по ее венам, ударил в голову, затуманив зрение. Звуки вокруг стали приглушенными, а собственное тело – невесомым.

– А теперь мы покинем тебя, юная женщина, – проговорил Агорх, беря ее под локоть. – Ты должна остаться наедине с собой, принять силу божественного напитка и соединиться с мужской сущностью божества. Никто не должен мешать этому величайшему таинству.

Арсея, почти не осознавая происходящего, позволила провести себя вглубь храма, в скрытые покои, куда не ступала нога непосвященных. Это была круглая, совершенно пустая комната без окон, лишь с отверстием в потолке, через которое падал столб лунного света. На полу лежали груды мягких, дорогих звериных шкур. Голова Арсеи плыла, в глазах темнело, тело становилось ватным и невероятно чувствительным.

Жрец снял с нее белую тогу, и его прикосновения казались ей обжигающими.

–Ложись и прими бога, дитя мое, – его голос прозвучал эхом из далекого тоннеля. – Отдайся неизведанному. Стань сосудом для божественной силы.

Он уложил ее на шкуры и вышел, задвинув за собой скрытую в стене каменную плиту. Арсея осталась в полной темноте, если не считать призрачного лунного луча. И тогда зелье начало действовать в полную силу. Огонь охватил низ ее живота, грудь, все ее существо. Дыхание стало частым и прерывистым, в голове вспыхивали и рассыпались калейдоскопы безумных, ярких образов. И вот из этого хаоса начал проявляться лик – сияющее существо неземной мужской красоты, сотканное из самого света и огня. Оно приблизилось к ней, и его прикосновения были одновременно и лаской, и ожогом. Его руки, казалось, знали каждую тайную точку ее тела, возбуждая ее так, как не мог ни один смертный мужчина.

В лихорадочном, диком полусне Арсее казалось, что бог перевоплощается – то он был золотым львом с гривой из солнечных лучей, то рекой раскаленной лавы, то самим ветром. Он наполнял ее, проникал в каждую клеточку, заставляя ее испытывать пики наслаждения, один за другим, без передышки, без конца. Она кричала, плакала, извивалась в экстазе, теряя грань между болью и удовольствием, между собой и божеством. Это было безумие, растворение, смерть и возрождение. Всю ночь длился этот священный кошмар и блаженство. Всю ночь Арсея познавала единение с богом страсти и наслаждения, и это было в тысячу раз сильнее и страшнее, и прекраснее, чем то, что она испытала с Мареном. Лишь под утро, на рассвете, истощенное тело отключилось, и она провалилась в глубокий, беспробудный сон.

Очнулась она только через сутки, уже в своих покоях. Она не помнила, как ее перенесли. Все тело ломило, будто ее переехала колесница, голова была тяжелой, а руки и ноги подрагивали от перенесенного напряжения. Она почувствовала звериный голод. Рабыни, заметив, что она проснулась, тут же подали поднос с жареным мясом, свежим хлебом, фруктами и сладким вином. Насытившись, Арсея почувствовала, что силы понемногу возвращаются к ней, но в душе оставалась странная, горькая пустота.

Дверь открылась, и в комнату вошла Метера. Ее взгляд был полон материнской заботы и скрытого любопытства.

– Ну как ты, дочь моя? Оклемалась немного?

– Да, мама, – голос Арсеи был хриплым. – Мне уже… нормально.

– Прекрасно. Сегодня отдохни, наберись сил. А завтра мы продолжим отбор в твой гарем. У тебя осталось еще семь претендентов. Надеюсь, следующий окажется искуснее.

– Да, – тихо ответила Арсея. – Надеюсь.

Метера приподняла бровь. – А что, первый претендент тебя не устроил? Марен, вроде, достаточно красивый и страстный юноша. Я сама замечала на него взгляды своих служанок.

– Он красив, – согласилась Арсея, глядя в окно. – Но… полного удовлетворения я от него не получила. Быо приятно, но… чего-то не хватило.

На лице Метеры мелькнуло понимание. – А, так вот в чем дело… Ну что же, видимо, приятная внешность и пылкость – это еще не все. Искусство любви – это умение чувствовать партнершу, ее ритм, ее желания. Думаю, из оставшихся претендентов обязательно найдется тот, кто проявит себя с лучшей стороны.

Она наклонилась и поцеловала Арсею в лоб. – Отдыхай.

Когда мать вышла, Арсея велела рабыням приготовить ей душистую ванну с травами, чтобы смыть с себя остатки священного безумия и земного разочарования. Погружаясь в теплую воду, она закрыла глаза. Образы ночи в храме смешались с воспоминаниями о ночи с Мареном и… с призрачным ликом Атара. Она поняла, что ищет не просто умелого любовника. Она ищет того, кто сможет дотянуться до ее души, того, чье прикосновение будет не просто лаской, а разговором. И этот поиск только начинался.

Глава 9

Несколько дней слились в череду одинаковых ночей. Арсея проводила их в объятиях прекрасных юношей, но ее душа оставалась холодной. Каждый избранник был искусен, их тела – совершенны, ласки – отточены до автоматизма. Но за этим техническим мастерством не стояло ничего, кроме желания угодить и выполнить долг. Они не зажигали в ней огня, не будили того безумного, животного трепета, который она мельком ощутила в ту первую, роковую ночь. Все их прикосновения, хоть и приятные, были лишены сердца, и Арсея начала тосковать от этого бесстрастного совершенства. В ее голове уже зрела мысль о новом, дополнительном отборе, когда мать посоветовала ей провести ночь с двумя оставшимися претендентами – братьями Люденом и Заримом.

Братья вошли в ее покои, и контраст между ними заставил Арсею на мгновение забыть о скуке. Люден был воплощением ночи: жгуче-черные волосы, ниспадавшие на высокий лоб, густые брови и пронзительные голубые глаза, сиявшие, как полярные звезды. Его брат, Зарим, казался его солнечным отражением: золотистые волосы, доходившие до лопаток, и яркие, изумрудные глаза на удивительно красивом лице. Оба были высоки, мускулисты и полны скрытой силы.

– Не стойте как статуи, – проговорила Арсея, откидываясь на ложе и сбрасывая тунику. Ей вдруг захотелось сломать их церемонную почтительность, увидеть настоящую страсть. – Покажите, на что вы способны.

Это был вызов. И братья приняли его. Скинув плащи, они предстали перед ней во всей своей первозданной красоте. Но сейчас ее интересовала не красота, а жар, исходивший от их тел, огонь в их глазах. Они подошли к ней, и их руки, теплые и уверенные, коснулись ее кожи. И это было не похоже на предыдущие ласки. В их прикосновениях не было подобострастия – в них было желание.

Зарим приник к ее губам в поцелуе, который был не ритуалом, а захватом, полным властной нежности. В то же время Люден, стоя сзади, опускал свои губы на ее шею и плечи, и его горячее дыхание смешивалось с ароматом ее волос. Руки братьев скользили по ее телу, не следуя заученному сценарию, а словно читая ее тайные желания. Одна ладонь сжимала ее грудь, вторая скользила по внутренней стороне бедра, третья обнимала ее за талию, прижимая к сильному телу Людена. Арсея почувствовала, как знакомое возбуждение накрывает ее, но на этот раз оно было глубже, острее, иррациональнее. Она застонала, уже не сдерживаясь, отдаваясь потоку ощущений.

Она ощущала себя центром бури, вокруг которого кружились две стихии – ночь и день. Их губы, руки, тела сливались в едином порыве, целью которого было не выполнение долга, а ее наслаждение. И когда волна, наконец, накрыла ее, заставив выгнуться и вскрикнуть, это был не просто физический оргазм. Это было чувство полного растворения, потери контроля, того самого страстного самоозабвения, которого она так жаждала.

Всю ночь они предавались страсти, и Арсея, наконец, почувствовала себя утоленной не только телом, но и душой. Братья, Люден и Зарим, остались в ее гареме.

Утром за завтраком Метера смотрела на дочь с удовлетворением. По раскрасневшимся щекам и сияющим глазам Арсеи она все поняла.

– Арсея! Я вижу, наконец-то ты выбрала себе достойных мужчин.

–Да, мама, – ответила девушка, и в ее голосе звучали непривычные для нее теплые ноты. – Это два брата. Они… другие. В их ласках есть не только умение, но и огонь.

–Я рада, что этот отбор не прошел даром. Кстати, твоя сестра Клеопатра прислала письмо. Я еще не открывала. Прочти его вслух.

Арсея взяла протянутый пергаментный свиток и развернула его. Буквы были выведены уверенной, царственной рукой:

«Привет тебе, сестра моей матери, тетя и царица Кабоса Метера! А также приветствую свою любимую сестру Арсею!

Став царицей Египта и наконец избавившись от притязаний на власть моего брата Птолемея и всех других претендентов, я сосредоточила в своих руках всю государственную власть. Хочу поздравить свою сестру с посвящением в женщину. Наверное, сейчас она как раз занимается пополнением своего гарема. Я помню свое посвящение, когда гостила у вас. Арсея была тогда еще маленькой прелестной крошкой.