Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 1 (страница 6)
Дун Хуа в раздумьях покрутил винную чашу и невпопад ответил:
– Красавицу? Значит, они находят ее красивой?
– Что? – переспросил Лянь Сун.
Дун Хуа невозмутимо поставил на доску черный камень, закрыв белым одну из точек дыхания [17].
– У них отличное зрение.
Лянь Сун остолбенел, а когда до него дошел смысл сказанного, воскликнул:
– Вы правда встретили красавицу на террасе Небесного повеления?
Дун Хуа кивнул на доску:
– А ты правда пришел сыграть со мной в вэйци?
Лянь Сун коротко рассмеялся.
Таким образом, видя, что даже близкий друг Дун Хуа, владыка Лянь Сун, не верит ни в одну из двух версий случившегося на террасе Небесного повеления, прочие небожители со временем тоже стали считать их небылицами. Однако будущее принцессы Чжи Хэ теперь виделось всем исключительно светлым: никто не сомневался, что годы ее страданий подошли к концу и близок тот день, когда она вновь взлетит к Небесам и, быть может, даже добьется расположения Верховного владыки.
На Небесах существовало правило, требовавшее от вознесшегося небожителя отринуть семь желаний [18] и усмирить шесть чувств [19]. Однако касалось оно лишь тех, кто родился без бессмертной первоосновы и получил шанс войти в круг небожителей через обретение духовного сознания. Поскольку вознесение таких небожителей противоречило естественному порядку вещей, от них требовалась сообразная жертва, чтобы умилостивить небо.
Дун Хуа же застал еще времена разделения инь и ян. Он воплотился на холме среди Лазурного моря пробудившейся жизни. Он и был тем чистейшим средоточием силы Неба и Земли, что называют бессмертной первоосновой. Запрет на чувства и желания не распространялся на него изначально.
Ничто не мешало ему жениться.
Глава 2
Смотрины
П
осле рождения дочери мать и отец Фэнцзю желали проводить больше времени наедине друг с другом, так что воспитание беспокойной шумной лисички надолго поручили ее тете, Бай Цянь. Под таким-то присмотром Фэнцзю творила что хотела: ловила птиц и рыб, а однажды, воспользовавшись тем, что ее четвертый дядюшка задремал, подкралась к его крылатому спутнику, птице цзинвэй [20], и повыдергивала у нее все перья подчистую.
Бай Цянь, памятуя о днях своей буйной юности, рядом с безумствами которой проказы Фэнцзю просто меркли, всегда смотрела на шалости племянницы сквозь пальцы.
К моменту, когда Бай Цянь доверили воспитание Фэнцзю, белая лисица уже обладала глубоким пониманием вещей и имела вид богини мудрой и внушающей доверие. Это она вложила Фэнцзю в голову многие жизненные истины.
Например, как-то раз она сказала племяннице, что небожителю важнее всего перестать зависеть от чужого мнения. Такого рода бесстыдство есть отвага, дающая мужество сделать первый шаг. Тот, кто беззастенчиво и упорно идет к своей цели, рано или поздно ее достигнет.
Впоследствии Фэнцзю так же поощряла Колобочка бороться с отцом за право спать на кровати с матушкой. С обезоруживающей честностью она вверила Колобочку эту великую мудрость:
– Для небожителя важнее всего уметь отбросить стыд и совесть. Так любые начинания увенчаются успехом!
Тем же вечером Колобочек точь-в-точь повторил эти слова Бай Цянь и, сжав маленькие кулачки, твердо попросил матушку объяснить, как можно избавиться от стыда и совести окончательно, чтобы превзойти отца.
Бай Цянь отставила чашку с отваром из семян лотоса, который собиралась в качестве легкого напитка перед сном отнести Е Хуа в рабочие покои. Прошлась по залу Вознесения, тщательно выбирая самые увесистые буддийские сутры, нагрузила ими деревянную тележку и под покровом ночи отослала их Фэнцзю с ласковым напутствием, что, если та не перепишет их к завтрашнему заходу солнца, тетушка будет устраивать ей свидания вслепую от зари до зари.
Фэнцзю уже сладко спала, когда ее разбудила служанка Бай Цянь Най-Най. Лисичка заспанно уставилась на гору сутр. В ее сознании медленно всплывала вся та чушь, которую она наговорила Колобочку днем. Навернувшиеся на ее глазах слезы нечистой совести грозились затопить Млечный Путь.
К вечеру второго дня служанки извлекли Фэнцзю из-под завалов буддийских писаний и их копий и доставили в сад Драгоценного лунного света на Тридцать втором небе.
В сокровенном саду повсюду росли «беспечальные» деревья Ашока [21]. Меж их стволов благоухали всевозможные цветы. Изначально здесь давал наставления ученикам Верховный небожитель Тай Шан – владыка предела Высшей Чистоты [22].
Сейчас же сад, насколько хватало взгляда, заполнили до сотни молодых небожителей со всех четырех морей и восьми пустошей. Они стояли небольшими группами. Более терпеливые вели негромкую беседу с товарищами, менее терпеливые застыли с высоко поднятой головой, не отрывая взгляда от входа в сад.
Фэнцзю легко бы справилась с двумя-тремя женихами, с некоторым трудом отделалась бы от четырех или пяти, но тут их набилось не меньше сотни… Сердце Фэнцзю сжалось от страха, храбрость изменила ей, она невольно сделала шаг назад, потом еще один, и еще, и еще.
Неподалеку раздался несколько напряженный голос Бай Цянь, обратившейся к почтительно внимающим ей служанкам:
– Хм, пожалуй, мне стоит ее связать. Едва ли она продержится до конца, но сбежать раньше середины застолья я ей не позволю.
Сердце Фэнцзю бешено застучало. Она развернулась и припустила прочь.
Фэнцзю не знала, в какой момент стремительного бега по земле и по воздуху она выиграла у преследовавших ее служанок состязание в смекалке и смелости, но, когда она влетела в гущу саловых деревьев [23] и с потревоженных веток ей на голову посыпались ярко-желтые цветы, звуки погони за ее спиной утихли.
Она тихо перевела дух и оглянулась. Позади и правда никого не было – только далекий Млечный Путь, залитый спокойным сиянием заходящего солнца.
Не зря говорят: «Язык мой – враг мой». Из-за своего длинного языка Фэнцзю день и ночь была вынуждена переписывать сутры, и теперь, когда перед ней вдруг возникла пара величественных саловых деревьев, ей на ум сами собой пришли строки из «Собрания длинных наставлений» [24]: «В то время Почитаемый миром [25] на ложе меж двух саловых деревьев в Кушинагаре готовился перейти в паринирвану [26]».
Фэнцзю смахнула с волос желтый цветок и тяжело вздохнула. Что ж, раз она запомнила такое длинное и сложное писание, то сутки страданий над текстами прошли не впустую. Фэнцзю огляделась. После длительного бега она порядком испачкалась, и все тело ломило. Стоило ли раздеться и окунуться в горячий источник за саловыми деревьями?
Она надолго задумалась.
На востоке взошла яркая луна. Пусть она поднялась не так высоко и была не так величественна, как описывали в стихах смертные, в ее холодном серебряном свете, залившем все пространство внизу, совершенно потерялись деревья, цветы и камни. Над лазурными водами пруда заструился туман, расходясь по поверхности волнами теплой небесной ци.
Фэнцзю вновь опасливо оглянулась. Миновал час Собаки [27], прикинула она, сюда точно никто не придет. Фэнцзю подбежала к источнику, попробовала воду рукой и, окончательно успокоившись, потянулась к завязкам накидки. Следом за ней опали верхние одеяния и, наконец, нижние. Девушка осторожно шагнула в источник.
Погрузившись в горячую воду по шею, Фэнцзю издала стон блаженства. Рядом с ней проплыло несколько цветков салового дерева. Фэнцзю вдруг решила дать волю своему игривому нраву и начала было плести из них венок, как услышала за белым валуном в источнике громкий всплеск.
Рука, которой Фэнцзю потянулась за очередным цветком в венок, застыла в воздухе.
Темные воды источника пошли рябью, раздробив лунный свет. Из-за валуна показалась фигура в белых одеждах. Фэнцзю затаив дыхание следила, как она заходит в воду и приближается к ней. Из тумана постепенно проступила фигура высокого мужчины с серебристо-белыми волосами и красивым лицом.
Фэнцзю прижалась к каменной стенке источника. Обычно ее мало что могло смутить, но сейчас складывалась определенно неловкая ситуация. Девушка мертвенно побледнела.
Однако она не зря звалась владычицей Цинцю. Фэнцзю очень быстро взяла себя в руки и даже почти как ни в чем не бывало начала подбирать слова для приветствия.
Но как поздороваться в такой ситуации – это, пожалуй, целая наука. Случись им встретиться, допустим, под утопающим в цветах деревом, еще можно было вежливо сказать: «До чего славная сегодня погода, вы тоже пришли полюбоваться цветами?» Но нельзя же вежливо взмахнуть обнаженной рукой и выдать: «До чего славная сегодня погода, вы тоже пришли искупаться?»
Пока Фэнцзю лихорадочно размышляла, как начать разговор, Дун Хуа медленно пересек источник и, похоже, теперь собирался уйти. За все время он ни разу не посмотрел в ее сторону.
В душе Фэнцзю вспыхнула слабая надежда: а может, он ее и не заметил? Значит, она вовсе не опозорилась перед ним на этот раз?
Как раз в тот момент, когда Фэнцзю собиралась испустить тайный вздох облегчения, Дун Хуа, уже ступивший одной ногой на берег, вдруг замер, а на голову Фэнцзю свалилось верхнее одеяние владыки.
В то же время она услышала неподалеку голос, очень напоминающий голос принца Лянь Суна. Видимо в крайнем смущении, тот выдавил:
– Простите, помешал, понимаю. Я ничего не видел, уже ухожу…
Фэнцзю, помедлив немного, сняла с головы белые одежды Дун Хуа и посмотрела в сторону, откуда, как ей казалось, слышался голос Лянь Суна. В лунном свете у круглого прохода размеренно колыхались ветви деревьев Ашока.
Дун Хуа смерил ее долгим взглядом и спустя некоторое время спросил:
– Что вы здесь делаете?
– Купаюсь, – честно и с легкой опаской ответила Фэнцзю. Лицо ее порозовело от пара.
Только после до нее дошло: вода в ночи хоть и казалась темной, но на деле же была прозрачной настолько, что можно было разглядеть дно. Фэнцзю вмиг покраснела так густо, будто ее окунули в кипяток.
Заикаясь, она потребовала:
– В-вы… закройте глаза! Не смейте смотреть! Н-нет, отвернитесь, скорее отвернитесь!
Дун Хуа вновь неторопливо окинул ее взглядом с головы, кажется, до ног и только после этого отвернулся с таким видом, словно оказывал величайшую милость.
Фэнцзю поспешно потянулась к вещам, оставшимся на берегу. Вот только когда она раздевалась, то не предполагала, что окажется в подобной неловкой ситуации, поэтому все ее вещи от накидки до нижнего белья остались лежать не просто далеко, а непозволительно далеко! Чтобы взять ближайшую вещицу, ей пришлось бы высунуться из воды наполовину.
Фэнцзю не знала, что делать. В волнении она даже позабыла, что по сути своей лисица и ей достаточно вернуться в истинный облик, чтобы оставить Дун Хуа ни с чем.
Внезапно рука Дун Хуа с длинными пальцами и округлыми ногтями протянула смятенной девушке ее белую юбку. Фэнцзю украдкой взглянула на лицо владыки. Дун Хуа по-прежнему держал голову повернутой в сторону. К счастью, длинные ресницы его были опущены, а глаза закрыты. Она уже собиралась схватить одежду, как ею вновь овладел испуг.
– Как вы узнали, что я хочу одеться?
Обычно Фэнцзю вела себя сдержанно и милостиво, как подобает владычице Цинцю. Сейчас же в ней заговорила детская требовательность, которая больше пристала бы юной и бойкой богине.
