Чэн Юй подумала, что, возможно, ей нужно еще раз внести свою лепту, поэтому с тем же деревянным лицом «помогла» своему цветочку:

– Сестрица, я вовсе не хотел вас оскорбить, я правда…

Хуа Фэйу к тому моменту уже обогнула столик для циня, и не успела княжна и глазом моргнуть, как бросилась к появившемуся в дверях господину, собираясь спрятаться у того за спиной. Чэн Юй про себя озадачилась: «Зачем так далеко? Я же не собираюсь в самом деле тебя обидеть…»

С этими мыслями она скользнула взглядом к дверям вслед за убегающим цветочком, но в итоге ее внимание приковал складной веер, который стоявший на пороге господин держал в правой руке.

Нет ничего удивительного в том, что посетители весенних домов брали с собой веера. Чэн Юй и сама нередко носила веер, притворяясь юношей свободных нравов. Однако веер господина Ляня в белом отличался от всех прочих.

В то время любили веера. Обычно их остов изготавливали из дерева или бамбука. Если случалось так, что какие-нибудь молодые господа из особо богатых семейств вставляли в веер пластинки из нефрита, это уже считалось диковинкой. Однако остов веера господина в белом был выполнен не из дерева, не из бамбука и даже не из нефрита. Черный как смоль, он излучал холодный свет, как некий металл. Также непонятно было, из чего сделана поверхность веера. Только красный нефрит в виде крошечной слезы, свисавший на черной шелковой ленте с ручки, отличался от остального веера по цвету.

Сперва Чэн Юй не могла отвести взгляд от веера, потом, справившись с собой, посмотрела на руку, его державшую, – и снова замерла.

Рука была белой, как нефрит, даже более изящной и красивой, чем у женщины, – однако любой человек с первого бы взгляда определил, что она принадлежит мужчине. Хватка на веере казалась будто бы расслабленной, но со своего места княжна видела четкие очертания суставов. В руке явно ощущалась сила.

Пожалуй, только такая рука и могла держать этот удивительный черный веер.

Когда Чэн Юй насмотрелась и приготовилась наконец перейти к делу, собираясь поднять взгляд на лицо господина в белом, который свел Хуа Фэйу с ума, возможность была упущена. Цветочек развернулась и молнией оказалась перед молодым господином, закрыв его почти полностью, а тот отступил на два шага, окончательно пропав из поля зрения Чэн Юй.

Она только услышала, как от дверей донесся голос мужчины:

– Оказывается, у госпожи Фэйу гость… – Тон его был прохладен.

Княжне показалось, что она уже где-то слышала этот голос.

Хотя Чэн Юй проявила себя не с лучшей стороны, Хуа Фэйу с большой самоотдачей действовала в полном соответствии с задумкой. Глаза «госпожи Фэйу» наполнились слезами:

– Эта ничтожная тоже не понимает, почему молодой господин Юй так внезапно…

– Как будет время, – с оттенком небрежности перебил ее мужчина, – я еще раз приду послушать ваше исполнение «Песни разлученных журавлей»…^[37]

Любопытство Чэн Юй было так велико, что она тихонько сделала шаг к двери, потом еще один и приподнялась на цыпочки, пытаясь разглядеть, как выглядит этот мужчина.

В этот момент он как раз протянул руку, чтобы закрыть дверь, – только мелькнуло красивое лицо, тут же исчезнув за дверной створкой. Чэн Юй успела уловить лишь форму глаз – то были узкие и вытянутые глаза феникса. Вернее, она рассмотрела только один глаз со слегка приподнятым внешним уголком. «Исключительная красота, затаенное величие», – подумалось ей. Будто божественный свет замкнут в глубине этих глаз.

На миг девушке показалось, что мужчина тоже посмотрел на нее, а затем уголки его глаз чуть-чуть, едва заметно изогнулись, однако она поняла, что это была улыбка.

Чэн Юй невольно сделала еще один шаг вперед. В тот же момент дверь полностью закрылась, и лицо молодого человека исчезло из виду. Прежде чем княжна успела опомниться, за стеной послышались удаляющиеся шаги.

На комнату опустилась тишина.

Чэн Юй немного помолчала и не очень уверенно спросила Хуа Фэйу, замершую перед столиком для циня:

– Я хорошо сыграла?

Та тоже чувствовала себя не очень уверенно. Помявшись в задумчивости, она наконец присела рядом с Чэн Юй.

– По-моему, хорошо. – И добавила: – По-моему, все отыграли очень даже хорошо. – Цветочек спросила у двух своих служанок: – Разве я только что не блестяще отыграла сцену «красавица побледнела от ужаса»?

Служанка кивнула – ну точно цыпленок, клюющий рис. Хуа Фэйу преисполнилась уверенности и решительно заявила княжне:

– Согласно книге, он должен ревновать и беспокоиться. Хотя он этого и не показал, думаю, вернувшись домой, точно будет и ревновать, и беспокоиться…

Чэн Юй перевела дух.

Единственный мужчина в комнате, владыка всех цветов Яо Хуан понял, что уже не может дальше слушать глупости Хуа Фэйу, поэтому не удержался от холодного и язвительного замечания:

– Как по мне, тот человек не просто «не показал» ревности и беспокойства, а вовсе их не испытал. Он сказал, что, как будет время, еще раз придет послушать твои песни, но это не более чем дань вежливости в такой ситуации. Кто знает, может, когда у него это самое время появится и он решит послушать твои песни, то вспомнит, что ты цветочек занятой и вполне можешь принимать у себя в этот момент другого гостя. Ему будет неохота опять идти зря, и он вспомнит, что в саду Приятной зелени, башне Сна небожителя и дворе Весенних забав тоже полно поющих красавиц.

Договорив, Яо Хуан вдруг осознал, что он, господин всех цветов, которому полагалось заботиться о таких важных и возвышенных вещах, как чаяния его подданных и судьба вверенного ему мира; он, тот, кто должен был отрешиться от мирской суеты и служить образцом… теперь мог без запинки выговорить названия всех крупных весенних домов столицы.

Это был крах. Яо Хуан замолчал. Он больше не находил смысла жить дальше.

Холодное и язвительное замечание Яо Хуана и правда задело дальше некуда. Хуа Фэйу засомневалась и напряглась. Заикаясь, она пролепетала:

– П-п-п-п-п-правда? Т-т-т-тогда что же нам делать?

Яо Хуан, пребывавший в самых мрачных мыслях о тщетности бытия, все же сжалился и совершенно серьезно подал ей идею:

– Если ты еще хочешь видеть его время от времени, чтобы он приходил к тебе послушать песни и насладиться музыкой, проси повелительницу цветов пойти за ним и все объяснить. Пока еще не поздно, догнать того человека не составит труда.

Хуа Фэйу тут же обратила полыхающий взор на Чэн Юй.

На ничего не подозревающую Чэн Юй, которая уже решила, что со всеми делами разобралась, и в этот самый момент беззаботно закинула виноградинку в рот. Заметив обращенные на нее взгляды, она посмотрела сперва на Хуа Фэйу, потом на Яо Хуана. Указала на себя:

– Снова я?

Человек и цветок сурово кивнули – одна головой, другой листочками.

Когда Хуа Фэйу выталкивала княжну за двери дома Драгоценных камений, ночная мальва недоверчиво посмотрела на Яо Хуана, который со спокойствием погрузившегося в созерцание монаха взирал на горизонт, уйдя глубоко в себя.

– Владыка Яо, я думала, вам вроде как нравится Шао Яо, но вы, будто позабыв о себе, великодушно толкаете ее в объятия другого мужчины… Или вы думаете, если она будет счастлива, то и вы обретете счастье? – На этом месте ночная мальва чуть не прослезилась. – Ваша привязанность к Шао Яо такая… Такая трогательная!

Яо Хуан долго молчал.

– Если она не выйдет замуж, кто знает, вдруг я, больной на всю голову, в конце концов сам на ней женюсь? Лучше попытаться спасти себя сейчас, пока я еще не совсем безнадежен.

Чэн Юй некоторое время посидела на углу крохотного переулка за домом Драгоценных камений, потом неспешно поднялась и побрела за господином Лянем, у которого видела разве что пол-лица.

Чжу Цзинь говорил, что, когда женщина выбирает мужа, она должна найти человека беззаветно преданного и искреннего. Праздный повеса с кучей подружек определенно не подходит на эту роль…

Княжна всю дорогу пинала какой-то битый жизнью камушек и вздыхала. Если она такими темпами все же догонит генерала Ляня, то, считай, выполнит просьбу Хуа Фэйу. Но если не догонит… Чэн Юй зевнула и, оглядев нарочно выбранный безлюдный проулок, не удержалась от улыбки. «Цветочек, это будет значить, что небеса больше не в силах смотреть, как ты страдаешь на пути к замужеству, и посылают меня тебя спасти!»

Выбрав такой способ преследования, она никого не настигла, зато вышла к очень занятной лавочке, где торговали безделицами ручной работы.

Чэн Юй шагнула внутрь без малейших колебаний.

Лавчонка казалась старой, но представленные в ней вещицы поражали новизной задумки. Например, изящная сцена из черного дерева, стоявшая на прилавке, была выполнена с большим мастерством: как только раздвигался крохотный занавес, на сцене показывалась вырезанная фигурка прелестницы-хуадань^[38] с палец величиной, которая тут же принималась быстро и легко крутить платок. Интерес вызывала и вырезанная из слоновой кости бессмертная дева, которая играла на флейте посреди квадратного изумрудного лотосового пруда стороной в один чи – при легком нажатии на цветок лотоса тонкие пальцы девы приходили в движение и раздавалась нежная мелодия.

Чэн Юй оперлась грудью на прилавок и не моргая уставилась на бессмертную деву, не в силах отвести от нее взгляд. Долгое время спустя она пощупала кошель и, убедившись, что денег в нем нет, печально вздохнула.

Вдруг сбоку раздался голос:

– Эта вещица искусно сделана, не правда ли?

Девушка кивнула и пробормотала:

– О да. – Она повернула голову, продолжая: – Вы со мной…

Слова застряли у нее в горле.

Молодой господин обнаружился в опасной близости от нее. Стоило Чэн Юй повернуться, как она встретилась взглядом с прищуренными глазами феникса.

По мнению чтецов лиц, глаза феникса воплощали силу и власть. Самой образцовой и привлекательной формой считались узкие и длинные глаза с чуть вздернутыми кверху внешними уголками – глаза мужчины напротив были именно такими. Чэн Юй совсем недавно уделила этим глазам самое пристальное внимание и, естественно, сразу же узнала их, когда увидела снова.

Она потрясенно ахнула, схватившись рукой за прилавок.

– Это вы!

Наконец Чэн Юй выпал шанс рассмотреть лицо молодого господина, вскружившего голову ее подруге. С первого взгляда становилось ясно, что оно красиво, иначе Хуа Фэйу его бы не запомнила. Но не успела княжна присмотреться, как мужчина рассеянно отвернулся, увлекшись какой-то безделушкой на прилавке, и теперь девушке оставалось только любоваться на вид сбоку. Ей вдруг показалось, что она уже где-то его видела, но вспомнить, где они встретились, никак не удавалось.

Мужчина же внимательно изучал небольшую медную пагоду. Когда звонил колокольчик, висящий на краю ее изогнутой крыши, из пагоды выходил маленький монах, стучавший в деревянную рыбу^[39].

Молодой господин позвонил в колокольчик дважды, прежде чем вспомнил, что вроде как разговаривает с Чэн Юй.

– Помню, видел вас у Хуа Фэйу, с которой вы, – он помедлил, подбирая слова, – искали удовольствия.

Кажется, его позабавило это выражение. Княжна уловила, как он едва заметно дернул уголком рта.

– Как же вы здесь оказались? – спросил мужчина.

– Я… Я…

Чэн Юй заколебалась. Она и помыслить не могла, что умудрится догнать незнакомца в белом – учитывая, как «старательно» она его «догоняла». Неужели Небеса в самом деле намереваются бросить ее цветочек в пучину страданий?

Ладно. Раз уж она пообещала, то должна исполнить желание Сяо-Хуа. Чэн Юй беззвучно пошевелила губами, затем взяла себя в руки и четко ответила:

– Я здесь ради вас.

Мужчина выгнул бровь.

– О?