Нас провожал Петрович с таким видом, как будто не прочь был оторвать мне голову. Я не удержалась и показала ему язык. Потому что прекрасно знала: оторвать голову мне ему не позволит Лукас, теперь только он может оторвать мне голову. Петрович охренел настолько, что перестал пялиться как раненый медведь, а Лукас молча толкнул меня к двери. Он вообще мало разговаривал, что со мной, что со своим деловым партнером, и я про себя подумала, что если Петрович – медведь, то он – волк.

– Viel Glück. Wir sehen uns im nächsten Jahr.

– Bis zum nächsten Mal.*

Чем они там обменялись, мне было плевать, а вот выходить на мороз в платье и на каблуках… Я даже толком не успела смириться с этой мыслью, как на моих плечах оказалось пальто. Его пальто, я успела изучить этот запах дорогой жизни и опасности. Меня в него завернуло, в этот аромат, как в тепло плотной черной ткани. Отрезвил только полоснувший по лицу и ногам холод. Я плотнее стянула полы пальто и нырнула в пахнущий дорогой кожей салон сразу, как только передо мной распахнул дверь один из телохранителей.

В машине я быстро согрелась, поэтому вывернулась из пальто, чтобы избавиться от преследующего меня аромата. Прошлой ночи, кошмара, в котором я оказалась, нереальности происходящего. Но нереальность никуда не делась, она сидела рядом со мной и общалась по телефону, с которого я недавно сделала экстренный вызов. По-немецки, я ни слова не понимала.

Когда Лукас закончил разговор, я посмотрела на него в упор. Я не понимала, как вести себя с этим мужчиной. Кто он вообще? Что делает рядом с Петровичем? Не знай я, что они сидели за одним столом, я бы не поставила их в один ряд. Никогда.

– Зачем я тебе? – вопрос сорвался с моих губ раньше, чем я успела себя остановить.

Он даже повернулся ко мне, приходилось общаться с его профилем. Из-за нечитаемого лица, которое вполне успешно могло посоперничать с маской биоробота, сложно было сказать, что он вообще думает. И думает ли что-то вообще. Обо мне. Обо всем этом.

– Ты мне понравилась.

– То есть опция пригласить меня на свидание в твоей программе не прописана?

Лукас посмотрел на меня так, что я почувствовала себя дурой.

– Я не хожу на свидания.

– Ладно. Пригласить меня на потрахаться.

Он хмыкнул:

– Зачем? Если я могу просто взять тебя, когда захочу? – Мужчина наконец-то повернулся ко мне и посмотрел на меня так, как миллиардеры смотрят на красивую дорогую вещь: с толикой интереса, но без назойливого внимания. Им все равно, они действительно знают, что могут получить ее в любой момент, просто потому что сейчас она отлично впишется в интерьер.

– Ты, кажется, не совсем понимаешь, Ники. – Он трогал мое имя, которое я, между прочим, трогать ему не разрешала – совсем как меня, когда я горела под его руками от желания и наркоты. – Когда я говорю, что ты моя – это значит, что ты моя. Когда я говорю: раздевайся, ты снимаешь одежду. Когда я говорю, что ты проходишь паспортный контроль с улыбкой – ты выполняешь. Ты можешь проверить, что будет, если ты ослушаешься. Проверить и посмотреть.

Ему самому интересно, что ли? Не хочу показаться банальной, но больной ублюдок – это наиболее подходящая характеристика. Господи, со мной Роб разговаривал своим властным тоном. У меня был властный отец, не такой отморозок, как у Дианы, конечно, но тоже не котик, увы. Да что далеко ходить, меня недавно похитили и увезли, как в дерьмовом сериале из девяностых, шестерки Петровича. Я сидела с ним в его кабинете, и я ни разу, мать его, ни разу за всю свою жизнь не чувствовала себя такой беспомощной как сейчас.

Мы выехали на трассу к Пулково: сейчас это было уже даже не смешно. По дороге в Питер со мной случилась истерика, сейчас же навалилось странное оцепенение. Или я заразилась отмороженностью от сидящего рядом мужчины, от которого исходила странная, подавляющая, сминающая твою волю сила. Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного и сейчас вдруг подумала, что все, что было с Робом – это детские свистульки.

Мне кажется, Лукас мог поставить на колени одним-единственным взглядом, как гребаный маг из какого-нибудь фэнтези-фильма или чертов экстрасенс. Когда я увидела терминал аэропорта, меня затрясло. Я подумала – что вот сейчас я выскочу из машины, брошусь к первому попавшемуся полицейскому, да не только к полицейскому, заору, позову на помощь, на кого-нибудь нападу, а потом меня арестуют, отведут в комнату для досмотра, и…

Дальше был какой-то провал. Черная бездна. Во всех вариантах за мной приходил Он. Забирал меня, а полицейские, ни слова не говоря, просто отдавали меня ему. Меня, документы, свои гребаные души. Как-то так в моем личном аду мог бы выглядеть Люцифер.

На мгновение меня перетряхнуло от такой ассоциации. Но только на мгновение. Потому что потом машина остановилась на парковке, Лукас вышел первым, а один из его телохранителей открыл для меня дверь и подал мне руку.

На этот раз пальто меня не согрело.

Не согрел и ВИП-терминал. И авто, на котором нас отвезли к джету. Я впервые видела джет не на картинках. Отец обещал мне такую поездку, если я закончу универ с красным дипломом, но по понятной причине этого подарка не случилось.

Стильный стальной личный самолет. Охренеть.

Ощущение нереальности происходящего только усилилось, когда я поднялась по трапу, села в кресло напротив Лукаса, а его телохранители и стюард скрылись за дверью кабины пилота. Стильный кремовый салон, дерево отделки, кожаные мягкие кресла со всем необходимым для перелета. Я тут же скинула туфли и сунула ноги в мягкие тапочки, а после прилипла к окну, стараясь не глазеть по сторонам, как шугарбэби, которую папик везет на Мальдивы от щедрот душевных. Увы, насладиться пейзажем мне не дали. Едва джет оторвался от взлетной полосы и начал набирать высоту, оставляя внизу серые питерские пейзажи, как Лукас произнес или, точнее, скомандовал:

– Сюда. – И, указав на место у своих ног, расстегнул ширинку.

*– Удачи. Увидимся в следующем году.

– Увидимся когда-нибудь.

Глава 6

Ники

Меня словно невидимая сила подбросила с кресла. Я помнила, как это было с Робом, когда я хотела встать перед ним на колени. С Лукасом было по-другому. Я физически не могла этого не сделать, как будто если я останусь на месте, не подчинюсь, не послушаюсь, мне перекроют кислород. Буквально.

– Мы набираем высоту, – вырвалось у меня совершенно нелепое. – Нельзя вставать во время взлета.

Лукас посмотрел на меня с совершенно нечитаемым выражением лица: я уже начинала думать, что все, что было до – его эмоции, которые я улавливала, мне привиделись.

– Если я разрешил, можно все.

Он явно не был в теме. Или был? Но он говорил со мной как тематик, и от этого меня переклинило окончательно. Я давно перестала быть желанной для Роба, я перестала быть желанной даже для самой себя, тема отошла в тень настолько, насколько возможно, но голод во мне никуда не делся. Это желание подчиняться. Признавать чью-то власть.

Я читала уйму комментариев на эту тему. Я даже почти записалась к психологу, чтобы понять, что со мной не так, почему меня это заводит, но потом поняла, что Роб придет в ярость. Тогда мне еще было важно его мнение, тогда я еще не знала о его измене и о близняшках. Но факт оставался фактом, меня это заводило. От мужчины, которому хочется подчиняться. От мужчины, которому не подчиниться нельзя.

Поэтому сейчас я опустилась рядом с ним на колени и вопросительно посмотрела на него. Лукас кивнул, и я продолжила то, что начал он. Расстегнула ремень, пуговицу на брюках, потянула вниз плотную резинку белья, высвобождая уже напряженный член.

От его размера на миг потемнело перед глазами. Роб всегда кичился размером своего достоинства, но сейчас я даже приблизительно не могла представить, как это вчера поместилось во мне. Я обхватила его ладонью, но Лукас даже не пошевелился: железный он, что ли?

Мне пришлось посмотреть на него снизу вверх, чтобы убедиться, что передо мной живой мужчина, а не биоробот с искусственным интеллектом на максималках. Увы, никаких подтверждений этому не было: он смотрел на меня в точности так же, как пару минут назад. Как будто я не касалась самой чувствительной части мужского естества, как будто не собиралась взять его в рот.

Его жесткий лишенный всяких эмоций взгляд давил чуть ли не сильнее, чем взлет, мы все еще набирали высоту, поэтому я снова опустила глаза и накрыла блестящую от смазки головку губами, втягивая в себя.

Но не успела сделать ни единственного движения, как Лукас подался вперед. Его пальцы сомкнулись на моих волосах, сгребая их в горсть. До боли. Насаживая на себя до предела. Без хорошо отработанной практики я бы задохнулась, но сейчас только послушно раскрыла рот, принимая его глубже, на всю глубину, на которую позволяла моя и его физиология.

В какой-то мере так было даже проще, потому что он сам задавал ритм, разве что мне не всегда толком удавалось вдохнуть. В этом совершенно точно не было ничего эротичного и ничего возбуждающего: меняющееся давление стягивало виски друг к другу стальными ниточками, уши закладывало, от нехватки кислорода временами темнело перед глазами. Все это создавало ощущение нереальности происходящего, настолько, что я как будто смотрела порно со своим участием в главной роли.

Я не могла видеть свое лицо, только лицо трахающего меня в рот мужчины, но могла представить, как я выгляжу со стороны. Когда член скользит между моих губ, влажный от моей слюны и его кайфа, как его пряный жар обжигает мне горло, и от этого из глаз текут слезы. Как от самого острого перца в мире, «Каролина рипер», который американцы любят пожевать на скорость на соревнованиях.

Чем яростнее он меня трахал, тем сильнее закладывало уши, тем отчетливее я ощущала, как острые вершинки сосков трутся о ткань платья, как я становлюсь мокрая. Настолько мокрая, что хочется запустить ладонь себе между ног, чтобы унять пытающийся поглотить меня уже собственный жар.

Вчера я трахалась с ним под дурманом наркоты, сейчас меня накрыло высотой, но я никогда в жизни так остро не чувствовала мужчину в себе. Каждой клеточкой соприкосновения наших тел, напряженных уголков растянутых губ, языком. Я едва подумала об этом, скользнув ладонью к своим бедрам, как Лукас сдавил мои волосы с такой силой, что из глаз брызнули слезы уже от боли. Одновременно он вогнал в меня член настолько, что я чудом не поперхнулась.

– Нет, – это было единственное, что он сказал, но я замерла. Не смея больше пошевелиться, чувствуя как напряженный ствол начинает пульсировать у меня во рту.

Головка скользнула по горлу и небу в последний раз, и Лукас резко подался назад, кончая мне на лицо. Спасибо и на этом, потому что от заливающей лицо спермы мне не грозило захлебнуться. Я всего лишь почувствовала его вкус на губах, такой же острый, пряный и жаркий, как его рывки во мне мгновения назад.

Лукас отстранился, достал платок и привел себя в порядок.

– Хорошая девочка, – произнес, глядя на меня сверху вниз, застегивая брюки. – Иди умойся.

Я поднялась, пытаясь представить, насколько, наверное, нелепо выгляжу в пушистых тапочках для полета, в коротком вечернем платье и с залитым спермой лицом. Туалет в джете был без преувеличения роскошный, даже круче чем в авиакомпаниях Дубайска. Просторный, со столиком, где можно было найти все необходимое. Я ополоснула лицо, промокнула его салфетками, но стереть припухшие губы и совершенно ненормальный блеск в глазах все равно не смогла. Равно как и тянущее напряжение между ног, собирающееся во всех чувствительных точках моего тела.

Раньше я бы не посмела прикоснуться к себе, пока не услышала разрешения, но сейчас прислонилась к стене, сдавила пальцами клитор и зашипела от долгожданного удовольствия. Запретного удовольствия, желанного настолько, насколько можно себе представить. Я двигала пальцами между ног, раскрывая влажные лепестки и погружая пальцы на всю длину, выскальзывала, поглаживала клитор, и снова вводила фаланги в себя.

Кусая губы, выгибаясь, насаживаясь, но… все было не то. Аккурат до того самого момента, как я представила, что во мне его пальцы. Что это Лукас трахает меня. Готовит к тому, чтобы снова войти, чтобы на этот раз я, нахрен, смогла его почувствовать, не как одержимая нимфоманка под препаратами.