Интересно, надолго ли это? Час? Ночь? Он попытался представить, что делать, если свет не появится к утру. Запасов еды в холодильнике хватит на несколько дней, но без электричества всё быстро испортится. Он встал и подошёл к раковине, повернул кран. Тишина. Ни звука, ни капли. Воду тоже отключили. Денис сглотнул внезапно пересохшим горлом. Кто знает, что именно произошло и насколько это серьёзно?

В дверь постучали – резко, нервно. Он вздрогнул, едва не уронив свечу.

– Кто там? – спросил Денис, подходя к двери.

– Это я, Валентин, – сосед с третьего этажа. – Можно войти? Хочу обсудить, что делать дальше.

Денис открыл дверь. Валентин сжимал в руке оплывшую свечу в блюдце из-под чашки. Его фонарик, ещё недавно такой надёжный, лежал бесполезным грузом в кармане куртки – батарейки сдохли, как и вся электроника.

– Проходи, – пригласил хозяин, отступая в сторону.

Сосед переступил порог, держа свечу в блюдце. Пламя колебалось от движения воздуха, отбрасывая на стены дрожащие тени и на миг высветив лицо Дениса – бледное, с расширенными зрачками, застывшее в общей для жильцов растерянности.

– Я проверил соседние дома, – сказал Валентин, прикрывая ладонью огонёк, чтобы не погас. – Мы с мужиками из пятого корпуса обошли весь квартал. Везде то же самое.

Денис кивнул, сжимая пальцы на подоконнике. Час назад они уже проверили щитки – и в квартире, и в подъезде. Теперь эта новость прозвучала как окончательный приговор. Весь квартал. Денис почувствовал, как что-то обрывается внутри – последняя ниточка надежды на то, что проблема окажется локальной и легко устранимой.

За окном раздался крик – не испуганный, а гневный, полный возмущения:

– Да где же эти чёртовы аварийные службы?!

Выкрик выражал общее настроение всех, кто оказался во тьме этим вечером. Где власти? Где ответственные службы? Где объяснения и прогнозы?

Но ответов не было. Только темнота, звёзды да свеча, которая, оплывая горячим воском, казалась, отсчитывала минуты до наступления нового мира – холодного, тёмного и непонятного.

Валентин прошёл в глубь квартиры; пламя свечи в его руке колебалось, бросая на стены дрожащие тени. Огонёк выхватывал из темноты то фотографию на полке, то корешки книг, то угол стола, оставляя всё остальное во мраке ещё более густом, чем прежде. Сосед опустился в кресло, в котором Денис всего полчаса назад командовал виртуальными армиями. Свечу поставил на журнальный столик – воск уже начал капать на полированную поверхность. В трепетном свете пламени лицо гостя казалось вырезанным из картона – плоским.

С Валентином они были знакомы давно: жили друг над другом почти десять лет. Встречались нерегулярно, но тепло – то по праздникам, то просто так, без повода. Выпивали под разговоры, чаще на кухне у Дениса. Валентин приносил колбасу, хозяин – маринованные грибы. Разговоры тянулись долго, без надрыва, как у людей, которые умеют пить не ради опьянения, а ради тишины между тостами. Бывало, сосед заходил с фразой: «По рюмке – и спать». Так и сидели, глядя в окно и говоря о вещах, о которых обычно молчат. Эти вечера вспоминались теперь особенно отчётливо – как нечто ушедшее и важное.

– Я проверил щиток, обесточил всё на всякий случай, потом включил снова, – начал Валентин, потирая переносицу. – Но толку ноль. Что-то серьёзное происходит.

Денис сел напротив; зажатая в руке свеча отбрасывала на стену причудливые фигуры, как в театре теней. Весь мир сузился до этого крошечного островка света.

– Думаешь, авария на подстанции? – спросил он, сам не веря в такое простое объяснение.

Валентин покачал головой. Его тревожные глаза отражали пляшущее пламя.

– У Людмилы Петровны с шестого есть радиоприёмник на батарейках. Старый, советский, – он сделал паузу, словно давая собеседнику время осознать серьёзность дальнейшего. – По всей стране отключено электричество. Везде. Полностью.

– По всей стране? – Денис ощутил, как что-то холодное скользнуло по позвоночнику – страх, древний, как сама тьма, в которую погрузился город.

– Диктор говорил что-то про масштабную техногенную катастрофу, – продолжил Валентин. – Потом связь прервалась. Больше ничего не удалось поймать.

Они замолчали. Тишина квартиры, обычно наполненной гудением компьютера, тиканьем часов, шумом холодильника, теперь давила на уши. Денис почувствовал внезапное головокружение: мир, такой понятный и надёжный всего час назад, рушился с каждой минутой.

– Что будем делать? – спросил он наконец.

Валентин пожал плечами – жест едва различался в полумраке.

– Сидеть дома, наверное. Ждать. Поддерживать связь, когда она восстановится. – Он помолчал и добавил с неожиданной твёрдостью: – Выходить сейчас не стоит. В такие моменты люди… меняются.

В его тоне Денис уловил что-то странное – словно Валентин говорил из опыта, уже видел, как люди меняются, когда отключается свет цивилизации.

– Ты военный? – спросил он, сам удивившись вопросу.

Валентин усмехнулся, но глаза остались серьёзными.

– Был когда-то. Давно. Другая жизнь, – Он поднялся, прикрывая ладонью пламя свечи от внезапного движения воздуха. Воск капнул на пол. – Я пойду к себе. Запри дверь. Свечей много?

– Штук пять, – ответил Денис, провожая взглядом дрожащий огонёк в руках соседа.

– Хорошо. Экономь. Неизвестно, сколько это продлится. – Валентин направился к выходу, но у двери обернулся: – Если что-то понадобится, я у себя.

Когда за соседом закрылась дверь, Денис щёлкнул замком – раз, другой. Никогда раньше не запирал дверь с таким тщанием. Затем медленно прошёл через комнату к окну. Внизу, во дворе, разворачивалась странная сцена, подсвеченная фонариками и редкими факелами.

Мужчина в кожаной куртке методично колотил по капоту своего BMW, словно это могло оживить мёртвый автомобиль. Стук разносился по двору – гулкий и отчаянный.

– Петя! Петенька! – кричала женщина в ночном халате, задрав голову к тёмным окнам. – Если ты дома, отзовись!

Группа подростков столпилась вокруг лавочки, бессмысленно тыкая в чёрные экраны мобильников. Один, в синей куртке, тряс телефон и прикладывал к уху, будто это могло оживить мёртвый пластик. Другой раздражённо стучал по корпусу гаджета, не желая признать, что без электричества прямоугольники превратились в бесполезные коробочки.

А в центре двора несколько детей устроили импровизированную игру. Мальчик лет десяти, с фонариком, обмотанным красной тканью, командовал:

– Я спасатель МЧС! Все за мной! Нужно спасать людей!

Дети визжали от восторга, бегая за предводителем. Денису стало не по себе от этого зрелища – невинного и тревожного одновременно.

В подъезде снова послышались голоса. Кто-то спускался по лестнице, громко споря. Денис приоткрыл дверь, прислушиваясь.

– Надо ждать до утра, – говорил мужской голос, усталый и раздражённый. – Что ты предлагаешь делать ночью? Куда идти?

– А если это надолго? – возражал женский голос, высокий, с нервными нотками. – Нужно хотя бы узнать, что происходит! Найти какого-нибудь дежурного офицера, МЧС, кого угодно!

– Какого офицера? – раздражённо отвечал мужчина. – Сейчас все в таком же положении. Думаешь, у полиции есть волшебный генератор?

Шаги и голоса приблизились – семейная пара с пятого этажа; Денис видел их раньше, но имён не знал. Женщина, маленькая, полная, внаспех накинутом пальто, выглядела испуганной и решительной одновременно. Мужчина – высокий, с залысинами, в очках, казался скорее раздражённым, чем встревоженным.

– А если это диверсия? – не унималась женщина. – Саботаж? Надо узнать!

– Люба, успокойся, – вздохнул мужчина. – Какая диверсия? Скорее всего, авария на подстанции. К утру всё наладят.

– Тогда почему телефоны не работают? – не сдавалась Люба. – И машины не заводятся? Это странно, согласись!

Они спустились ниже, голоса постепенно стихли. Денис остался у приоткрытой двери, вслушиваясь в тишину подъезда, которая теперь казалась напряжённой, выжидающей.

Со стороны верхних этажей послышались новые шаги – медленные, осторожные. Слабый свет выхватил из темноты две фигуры: старик с палкой и пожилая женщина, бережно поддерживающая его под локоть. Они спускались медленно, ступенька за ступенькой, останавливаясь передохнуть.

– Совсем как в девяностые, – проскрипел старик, когда они поравнялись с площадкой второго этажа. – Помнишь, Нина, как свечки жгли? И керосинки доставали?

– Помню, Семён Маркович, – отозвалась женщина, голос её звучал мягко, с теплотой воспоминаний. – Только тогда хоть причина была понятна: денег нет, платить нечем. А сейчас что? Техника умерла.

– Не только техника, Ниночка, – старик покачал головой, и в этом движении Денису почудилась вековая мудрость. – Жизнь умерла. Та жизнь, к которой привыкли.

– Не каркай, – мягко упрекнула его спутница. – Утром всё наладится.

Старик усмехнулся – беззубый рот превратился в тёмную щель на осунувшемся лице.

– Не наладится, Нина. Что-то кончилось, – он поднял голову, словно принюхиваясь. – Чувствуешь? В воздухе – конец.

Они продолжили спуск, и скоро их шаги стихли внизу. Денис закрыл дверь, ощущая, как слова старика повисли невидимой паутиной: «В воздухе – конец».

Что если он прав? Что если это не временное отключение, а нечто более серьёзное? Денис попытался представить мир без электричества – не на день или неделю, а навсегда. Мир без интернета, без телефонов, без отопления зимой. Без привычных продуктов в супермаркетах, без транспорта, без медицинской аппаратуры в больницах…

Внезапно стало трудно дышать, будто сами мысли сдавили грудь. Он сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Нельзя поддаваться панике. Наверняка власти уже работают над решением проблемы. К утру всё может наладиться. Или нет.

Денис вернулся к окну. Во дворе стало оживлённее. Кто-то развёл костёр в старой железной бочке – языки пламени плясали, освещая круг встревоженных лиц. Люди собирались вокруг этого импровизированного очага, словно первобытное племя.

В соседнем доме, на верхнем этаже, мелькал огонёк – кто-то, как и он, наблюдал за происходящим при свете свечи. Множество крошечных огоньков мерцало в окнах, и район походил на звёздное небо, опрокинутое на землю.

Странно, но в этом зрелище было что-то завораживающее, почти красивое: город без электрического света обрёл иное, более человеческое измерение. Каждый огонёк – чья-то жизнь, чьи-то руки, держащие свечу или фонарь. Люди снова стали видимыми друг для друга не как профили в соцсетях, а как тёплые искры в темноте.

Мысль немного успокоила, но тревога не отпускала. Денис вспомнил слова Валентина: «В такие моменты люди меняются». Что имел в виду бывший военный? Как именно меняются люди, когда гаснет свет цивилизации?

Денис снова подошёл к крану на кухне, хотя уже знал результат. Бессмысленно повернул ручку, будто что-то могло измениться за последний час. Металл отозвался сухим скрежетом. Труба молчала – безжизненная, бесполезная. Он вспомнил, как раньше, когда отключали горячую воду летом, хотя бы холодная продолжала течь. Теперь не было ничего: насосы, качающие воду на верхние этажи, замерли вместе со всем остальным миром.

Свеча оплыла почти наполовину. Следовало экономить, как советовал Валентин. Денис задул пламя, и комната погрузилась в густую темноту. Через несколько минут глаза привыкли, и он смог различать очертания мебели, голубоватый квадрат окна.

В этой темноте звуки стали отчётливее. Из квартиры сверху доносились шаги – кто-то мерно ходил из угла в угол, словно маятник. Снизу слышались приглушённые голоса – соседи, видимо, обсуждали ситуацию. Откуда-то издалека, возможно с улицы, донёсся звон разбитого стекла – резкий, тревожный.

Денис опустился на диван, закутался в плед, который всегда лежал рядом. Холод становился всё ощутимее. Странно, как быстро уходит тепло, когда отключается отопление. Казалось, сама квартира остывала, превращаясь в склеп прежней жизни.