«В воздухе – конец», – вспомнил он слова старика. Может, это и правда конец – не мира, конечно, а привычного существования? Дениса охватило чувство потери, неожиданно острое. Он понял, что скорбит – не по электричеству как таковому, а по целому миру, построенному на бесперебойной работе проводов и микросхем.

Его мир игр и стратегий, где он был генералом цифровой армии. Мир, где можно было заказать еду нажатием кнопки, не выходя из дома. Мир, где общение происходило в комфорте личного пространства, без необходимости выходить наружу.

Теперь этот мир рушился. И что-то подсказывало: придётся строить новый – с нуля, из пепла старого. Возможно, уже завтра.

В тишине квартиры стук сердца казался неожиданно громким. Впервые за долгое время Денис осознал, что полностью одинок в этом погружённом во тьму городе. Нет родителей, которые могли бы приехать и помочь. Нет близких друзей поблизости – они существовали скорее как ники в мессенджерах, разбросанные по разным концам Москвы.

Только он – и соседи, большинство из которых он едва знал по именам.

Звуки с улицы становились громче, хаотичнее. Кто-то кричал, где-то ещё раз звякнуло стекло. В темноте Москва словно обнажила свой истинный характер – напряжённый, нервный, готовый вспыхнуть от любой искры.

Денис сидел неподвижно, прислушиваясь к этой симфонии неспокойного города, и думал, что утро, неизбежно наступающее через несколько часов, принесёт с собой не только свет, но и понимание того, каким будет новый мир. Мир без привычного электрического пульса.

К полуночи холод в квартире стал невыносимым. Денис ворочался под двумя одеялами, но сон не шёл, вытесненный тревогой и назойливыми мыслями. Сквозь неплотно задёрнутые шторы видел огонь во дворе – кто-то поддерживал костёр, ставший центром притяжения для жителей дома. Отблески пламени плясали на стенах соседних зданий, создавая иллюзию движения там, где царила неподвижность. Наконец, решившись, встал, натянул свитер, куртку, шапку и, прихватив фонарик с наполовину севшими батарейками, вышел из квартиры.

Лестничная клетка была погружена во тьму, ещё более глубокую, чем несколько часов назад. Денис спускался осторожно, придерживаясь за перила, отсчитывая ступени в такт дыханию. Где-то на верхнем этаже скрипнула дверь, послышались приглушённые голоса. Дом жил своей новой, непривычной жизнью – словно огромный корабль, сбившийся с курса в ночном море.

Преодолев последний пролёт, Денис толкнул тяжёлую входную дверь подъезда. Она поддалась с трудом, пронзительно скрипнув на петлях. Шагнув во двор, почувствовал, как холодный воздух ударил в лицо – свежий, резкий после спёртой атмосферы лестничной клетки. Он глубоко вдохнул, вглядываясь в темноту двора, прорезанную оранжевым пятном костра.

Вокруг огня собралось человек двадцать – мужчины, женщины, даже несколько детей, которых родители не смогли уложить спать. Пламя отражалось в их глазах, делая лица одновременно знакомыми и чужими. Они переговаривались вполголоса, передавая друг другу термосы с чаем, бутерброды, закутанные в фольгу.

Денис приблизился к костру. Никто не обратил особого внимания – ещё один сосед, присоединившийся к импровизированному племени. Он встал рядом с пожилым мужчиной в шапке-ушанке, который бросал в огонь обломки какой-то мебели.

– Здравствуйте, – неуверенно произнёс Денис.

Мужчина кивнул, не отрывая взгляда от пламени.

– Холодает, – только и сказал он. – Градуса два-три осталось.

– Что слышно? Есть новости? – спросил Денис, протягивая руки к огню.

Мужчина пожал плечами.

– Говорят, техника сдохла вся и везде. Говорят, транспорта нет – ни метро, ни электричек, ни самолётов. Говорят, что это надолго.

Каждое «говорят» звучало как гвоздь, вбиваемый в крышку гроба прежней жизни. Денис поёжился – и дело было не только в холоде.

– Спросите у неё, – мужчина кивнул в сторону женщины в тёмно-синем шарфе, стоявшей по другую сторону костра. – Она у Кремля живёт. Видела кое-что.

Денис обошёл костёр, приблизившись к указанной женщине. Она выглядела лет на сорок, с напряжённым, осунувшимся лицом, на котором играли тени от пламени.

– Извините, – начал он. – Мне сказали, что вы, возможно, знаете больше о происходящем.

Женщина посмотрела на него – глаза в свете костра казались почти чёрными, поглощающими свет.

– Я работаю… работала в библиотеке возле Кремля, – произнесла она тихо, голосом, в котором слышалась усталость. – Когда всё погасло, я вышла на улицу. И видела, как из ворот Кремля выехали чёрные машины – лимузины и грузовики. Они выстроились в линию и двинулись куда-то – без сирен, без криков, молча. Словно следовали заранее составленному плану.

Она помолчала, обхватив себя руками, будто пытаясь согреться не только телом, но и душой.

– Понимаете, в чём дело, – продолжила женщина. – Не было паники. Не было хаоса. Они просто… уехали. И полиции нигде нет. Совсем. Я шла от Кремля до метро «Библиотека имени Ленина» – ни одного патруля, ни одной машины ДПС. А ведь обычно их там полно.

Денис слушал, ощущая, как холодок пробегает по позвоночнику – и дело было не в ночном морозце.

– Аптека на Воздвиженке пуста, – добавила она. – Не закрыта, а именно пуста. Дверь открыта, витрины разбиты, товара нет. И никого. Ни охраны, ни Росгвардии, никого из тех, кто следит за порядком.

– Вы думаете… – начал Денис, но она перебила:

– Я ничего не думаю. Я просто говорю, что видела. Мир словно лишился не только электричества, но и власти, и звука.

В её словах было что-то финальное, словно точка в конце длинного абзаца. Женщина отвернулась, глядя в огонь, и Денис почувствовал, что разговор окончен.

Он отошёл в сторону, переваривая услышанное. Если власти действительно эвакуировались по какому-то плану, значит, знали заранее? Или быстро отреагировали? И что происходит в других городах, других странах?

– Привет, сосед.

Денис вздрогнул от неожиданности. Обернувшись, увидел Аню – девушку с пятого этажа. В памяти всплыли обрывки: три месяца назад – её стук в дверь поздним вечером, бутылка вина в руке, прямой взгляд, не требующий объяснений. Потом регулярные встречи – то у него, то у неё, всегда после десяти, всегда без лишних слов, только тела и тихие вздохи в темноте. А потом её сообщение: «Давай сделаем паузу», – без объяснений причин, и он не спрашивал.

В памяти Дениса, словно вспышка молнии, ожили все те ночи – не просто тела в темноте, а обострённая, почти болезненная близость, начинавшаяся с неловких прикосновений в полумраке его комнаты, когда оба старались вести себя так, будто всё происходящее – обычная рутина, не стоящая внимания. Но стоило им оказаться в одной постели, как мир вокруг переставал существовать.

Он вспоминал, как кожа у неё всегда была чуть прохладнее, чем его собственная, и как она вздрагивала от лёгкого касания, будто не привыкла, что её трогают так бережно. Она всегда смотрела ему в глаза, даже если молчала, даже если, казалось, была где-то далеко; её взгляд был тяжёлым и цепким, как якорь, не дающий выплыть из этих довоенных (так теперь казалось) объятий. В такие моменты между ними не было ни прошлого, ни будущего – только ритмичный шёпот дыхания, быстрые, иногда неуклюжие движения и ощущение, что за пределами кровати никто их не ждёт.

Это были отношения без иллюзий, почти без слов, и именно поэтому каждая встреча запоминалась острее обычного: едва заметный изгиб её губ, когда он слишком резко притягивал её к себе, или то, как она после оргазма тихо царапала ему спину, не осознавая этого. Денис знал, что для неё это был способ пережить собственную уязвимость, как для него – попытка хоть немного её приручить. После секса они редко разговаривали; она иногда оставалась до утра, лежала на спине и смотрела в потолок, а потом, собравшись, уходила, не прощаясь. Однажды, когда в квартире вырубили отопление, они занимались этим на кухонном столе, чтобы согреться, потом долго смеялись, завернувшись в один плед, и ели сыр прямо с ножа.

Всё это нахлынуло на Дениса одной волной, пока он стоял у костра рядом с Аней, чувствуя, как от её присутствия по коже расходится странное, болезненное тепло. Он невольно отвёл взгляд, чтобы не выдать себя, и попытался спрятать воспоминания обратно в чердак памяти – туда, где они хранились в ожидании бессонных ночей. Но сейчас, при этом оранжевом свете, при живых, почти первобытных лицах вокруг, казалось, что старые правила больше не работают и маски уже ни к чему.

– Привет, Аня, – отозвался он, пытаясь разглядеть её лицо в неверном свете костра.

Она выглядела иначе, чем он помнил: волосы собраны в небрежный пучок, лицо без косметики, в глазах – настороженность, которой раньше не было. На ней была тёплая куртка не по размеру, видимо мужская, и шерстяные перчатки с обрезанными пальцами.

– Странная ночь, – сказала она, доставая из кармана плоскую фляжку. – Будешь?

Денис кивнул, принимая фляжку. Жидкость обожгла горло – дешёвый коньяк, но сейчас он показался лучшим напитком в мире.

– Спасибо, – он вернул фляжку. – Как ты?

Аня усмехнулась, сделав глоток.

– Как все. Пытаюсь понять, что происходит. Пытаюсь не замёрзнуть, – она помолчала, разглядывая его с каким-то новым выражением. – Пойдём ко мне. Давай согреемся друг другом. Сегодня это не просто удовольствие.

Денис поперхнулся воздухом. В её словах не было ни кокетства, ни игры, только прямолинейность, словно она предлагала выпить чаю или посмотреть фильм.

– Не воспринимай как обязательство, – продолжила она, заметив его замешательство. – Просто предложение. Холодно. Страшно. Тела согревают друг друга лучше одеял.

Он смотрел на неё, пытаясь собраться с мыслями. Ещё вчера такое предложение показалось бы странным, неуместным или желанным – в зависимости от настроения. Но сейчас, в этом новом мире, оно казалось одновременно и логичным, и незначительным.

– Прости, Аня, – наконец сказал он. – Я не могу. Не сейчас.

Он ожидал обиды, но она лишь кивнула, словно получила ожидаемый ответ.

– Понимаю. Предложение остаётся в силе, – она слегка коснулась его плеча прохладной ладонью. – Выживай, сосед. Может, ещё увидимся.

Она растворилась в темноте, оставив после себя лёгкий запах духов – странно знакомый, почти неуместный в этой новой реальности запах прежнего мира.

Денис постоял у костра ещё немного, слушая разговоры людей. Кто-то обсуждал запасы еды, кто-то спорил о причинах произошедшего, называя версии – от солнечных вспышек до инопланетного вторжения. Молодой парень с жёстким, нервным лицом рассуждал о том, что нужно организовывать патрули для защиты от мародёров. Пожилая женщина тихо плакала, обнимая маленькую девочку, закутанную в одеяло.

Странное сообщество возникло вокруг этого костра – временное, хрупкое, связанное общей бедой и необходимостью выживать. Раньше эти люди проходили мимо друг друга в подъезде, едва кивая. Теперь они делились едой, информацией, теплом.

Но не с ним. Денис чувствовал себя наблюдателем, человеком за стеклом – даже стоя рядом. Что-то мешало ему полностью погрузиться в это новое племенное единство: может быть, привычка к одиночеству, может быть, неумение принадлежать к чему-то большему, чем он сам.

Когда руки начали мёрзнуть даже у костра, Денис решил вернуться домой. В подъезде было немного теплее, но темнота казалась гуще после яркого пламени. Он поднялся по лестнице, считая ступеньки и прислушиваясь к звукам дома – приглушённым голосам, скрипу половиц, тихому плачу ребёнка где-то наверху.

В квартире Денис первым делом подошёл к окну. Костёр во дворе по-прежнему горел, но людей стало меньше – видимо, многие разошлись по домам. Подняв взгляд, увидел звёзды – необычайно яркие, низкие, почти осязаемые в безмолвном небе над Москвой.