Предложение удивило – обычно утром Игорь думает только о работе.

– Спасибо, на маршрутке быстрее доберусь.

– Тогда позвони, как всё пройдёт.

– Позвоню.

У регистратуры показала паспорт и полис:

– Морозова, УЗИ молочных желёз на девять.

– Проходите в семнадцатый кабинет, ожидайте вызова.

В коридоре сидело пять женщин. Все молчали. Одна листала журнал, другая смотрела в телефон. Женщина лет пятидесяти нервно перебирала ключи.

Я села у окна. Во дворе виднелась парковка для машин врачей – иномарки, джипы, несколько дорогих седанов.

– Морозова Елена Сергеевна!

Врач УЗИ оказалась женщиной лет сорока. Короткие тёмные волосы, спокойный взгляд.

– Располагайтесь на кушетке, раздеться нужно по пояс.

Я разделась, легла. Врач нанесла гель на кожу – комнатной температуры, не холодный.

– Неприятно?

– Нет, нормально.

Датчик коснулся правой груди. На экране появились движущиеся чёрно-белые пятна. Врач молча обследовала правую сторону, делала какие-то измерения.

– Правая железа без патологии.

Датчик переместился влево. Здесь врач задержалась. Водила по тому месту, где я нашла уплотнение. На мониторе появлялись тёмные участки, она делала снимки, что-то измеряла.

– Когда обнаружили образование?

– Позавчера.

– Болит?

– Нет.

– Месячные были когда?

– Закончились неделю назад.

Врач несколько раз прошлась датчиком по одному участку, меняла углы наклона.

– Поверните на правый бок.

Я повернулась. Ещё несколько снимков, ещё измерения.

– Одевайтесь.

Я оделась, села рядом с её столом. Врач печатала заключение, поглядывала на снимки.

Тикали часы. За окном проехала машина с мигалкой.

– В левой молочной железе определяется гипоэхогенное образование – Врач говорила ровным голосом. – Контуры нечёткие, структура неоднородная.

Я кивнула, не понимая половины слов.

– Это серьёзно?

– Необходима консультация маммолога.

В ушах зашумело. Пальцы онемели. Горло сжалось так, что стало трудно глотать.

– Стандартная процедура.

– К какому маммологу лучше?

– В онкодиспансере ведёт приём Соколов Артур Геннадьевич. Опытный врач.

Онкодиспансер. Слово ударило как ледяная вода.

В коридоре остановилась у окна, перечитала заключение. «Исключить злокачественный процесс» – это значит, что подозревают рак?

Спустилась к информационной стойке:

– Где записаться к маммологу Соколову?

– К какому именно?

– Артуру Геннадьевичу, в онкодиспансер.

Девушка набрала что-то в компьютере:

– Завтра, четверг, в два сорок. Подойдёт?

– Да.

– Нужен паспорт, полис. Можно платно, тогда направление не требуется.

– Сколько стоит?

– Полторы тысячи.

– Хорошо, платно.

Я записалась, получила талон.

На улице моросил дождь. Села в маршрутку, поехала домой. Заключение лежало в сумке – я чувствовала его как тяжёлый камень.

Дома включила компьютер, набрала: «гипоэхогенное образование молочной железы».

Читала статью за статьёй. «Стадии рака», «Химиотерапия», «Прогноз выживаемости». С каждой страницей становилось страшнее.

Особенно пугали фотографии – женщины после операций, лысые от лечения. Я смотрела на экран, на чужие лица без волос – и пыталась представить, каково это. Не смогла.

В половине второго позвонила Настя:

– Мам, как УЗИ? Я всю ночь переживала.

Как сказать дочери правду?

– Нашли образование. Завтра к специалисту.

– К какому? – Голос стал напряжённым.

– К маммологу. В онкодиспансер.

Пауза.

– Мам… – Голос дрогнул. – Это же…

– Врач сказал, нужна биопсия. Пока ничего точно не знаем.

– Я приеду. Сейчас же приеду!

– Настя, не надо. Сначала схожу к врачу.

– Мам, я не могу сидеть тут, когда ты…

Она всхлипнула.

– Дорогая, не плачь. Может, это вообще ерунда какая-то.

– Мам, я боюсь.

– И я боюсь. Но пока паниковать рано.

– Позвони мне сразу после врача. Сразу!

– Обязательно.

– Мам, я тебя очень люблю.

– И я тебя.

* * *

Игорь пришёл раньше обычного. Увидел моё лицо:

– Плохие новости?

– Нашли образование. Направили к маммологу.

– К маммологу… – Он сел, взял заключение УЗИ. – Что значит «исключить злокачественный процесс»?

– Что подозревают рак.

– Рак… – Игорь потёр лоб. – А к какому врачу идёшь?

– К Соколову, в онкодиспансер. Завтра в два сорок.

– Слушай, может, сразу в хорошую частную клинику? У меня есть знакомые, они в «Евромед» лечились… Если что – денег найдём. Кредит возьмём, машину продам. Главное – к лучшим врачам попасть.

– Давай сначала к этому врачу. Послушаем, что скажет.

Игорь обнял меня. Мы сидели молча, слушали дождь за окном.

Ужинать не хотелось. Игорь разогрел себе суп, я съела несколько ложек и отставила тарелку.

– Надо есть, – сказал он.

– Не лезет.

– Понимаю.

Смотрели новости, но я не слышала, о чём говорят. В голове крутились вопросы: что скажет завтра маммолог? Назначит биопсию? А если подтвердится рак?

Глава 3

Перед входом в онкодиспансер стояли машины, которые я видела только в центре города. Мерседесы, БМВ, один белый Порш Кайен. На парковке охранник в форме проверял пропуска.

Я толкнула тяжёлую дверь.

За стойкой девушка в деловом костюме:

– Добрый день. К какому врачу?

– К Соколову Артуру Геннадьевичу.

Она посмотрела в монитор:

– Морозова? Второй этаж, кабинет двадцать три. Лифт слева.

Никаких талончиков, маршрутных листов. Всё по фамилии и времени записи.

* * *

На втором этаже пахло не больницей, а дорогой вентиляцией…

В зоне ожидания сидело человек десять. Женщина в норковой шубе листала глянцевый журнал. Мужчина в костюме за три тысячи долларов говорил по телефону о сделках. Здесь лечатся люди с деньгами.

Но лица у всех одинаковые – напряжённые, сосредоточенные. Деньги от рака не спасают.

– Морозова Елена Сергеевна, к доктору Соколову!

* * *

Кабинет просторный, большие окна, современная мебель. На стене дипломы, сертификаты, фотографии с медицинских конференций. За столом из светлого дуба сидел мужчина лет сорока.

Высокий, худощавый, серые глаза. Тёмные волосы с проседью на висках. Белый халат поверх делового костюма. На груди бейдж: «Соколов А.Г., зав. отделением онкохирургии, к.м.н.»

– Елена Сергеевна? Артур Геннадьевич Соколов. Проходите, садитесь.

Голос спокойный, без лишних интонаций. Не холодный, но и не тёплый. Рабочий.

Я села в кресло напротив стола. Руки положила на колени, чтобы не видно было, как дрожат пальцы.

– Покажите результаты УЗИ.

Я протянула заключение. Он изучал снимки, читал описание. Лицо не выражало ничего – ни тревоги, ни облегчения.

– Когда обнаружили образование?

– Понедельник. Три дня назад.

– Болезненность, выделения из сосков?

– Нет.

– Онкологические заболевания в семье?

– Не знаю. Мама говорит, что никто не болел.

– Беременности, роды?

– Одна дочь, девятнадцать лет.

– Гормональные препараты принимаете?

– Нет.

Соколов кивнул, отложил бумаги:

– Пройдём на кушетку. Нужен осмотр.

Я встала. Ноги стали ватными, но держали.

– Раздевайтесь по пояс, ложитесь на спину.

За ширмой сняла блузку, лифчик. Руки тряслись так, что еле справилась с застёжкой. Легла на кушетку, покрытую одноразовой простынёй.

Соколов подошёл, надел перчатки. Пальпировал правую грудь методично, по секторам. Движения профессиональные, без лишних прикосновений.

Перешёл к левой. В том месте, где я нашла уплотнение, задержался. Прощупывал с разным нажимом, под разными углами.

– Сядьте, руки за голову.

Я села. В таком положении он ещё раз обследовал проблемную зону.

– Образование пальпируется. Плотное, ограниченно подвижное, размером около двух сантиметров. – Помог мне слезть с кушетки. – Одевайтесь.

Я оделась, вернулась к столу. Горло сжалось так, что трудно было глотать.

– Доктор, это… серьёзно?

Соколов посмотрел прямо в глаза:

– По клинической картине и данным УЗИ нельзя исключить злокачественный процесс. Нужна трепанобиопсия под УЗИ-контролем.

– ЧТО, как?.. – Голос сел. – А что это такое?

– Специальной иглой возьмём несколько образцов ткани из образования. Под местной анестезией, амбулаторно. Материал отправим на гистологическое исследование.

– И что покажет это исследование?

– Вид опухоли. То есть, злокачественная она или доброкачественная. Если злокачественная – определим гистологический тип и другие показатели…

Я не понимала половины слов, но кивала.

Соколов говорил спокойно, как преподаватель на лекции. Не пугал, но и не успокаивал.

– А если… если подтвердится рак?

– Если подтвердится – будем лечить. Судя по размерам и отсутствию увеличенных лимфоузлов, стадия ранняя. При такой стадии выживаемость превышает девяносто процентов.

Цифры звучали как приговор и как надежда одновременно.

– Когда можно сделать исследование?

– В понедельник утром. Процедура займёт минут тридцать. В тот же день отпустим домой.

– А результаты когда?

– Через пять рабочих дней.

– А больно будет?

– Неприятно, но терпимо. Лидокаин хорошо обезболивает. После процедуры возможна небольшая болезненность в течение суток.

Соколов выписал направление на исследование, протянул мне памятку:

– С собой принести результаты анализа свёртываемости крови. Сдать можете здесь же, в лаборатории первого этажа.

– А до понедельника что делать?

– Ничего особенного. Живите обычной жизнью. Никаких ограничений. – Он встал из-за стола. – И не ищите информацию в интернете. Там много неточностей, которые только напугают.

Я заметила, что обручального кольца на руке нет. Но на безымянном пальце видна светлая полоска – недавно снятое кольцо.

– У вас есть вопросы?

– Нет… То есть, да. А вы… сколько таких операций делаете?

– Около ста пятидесяти в год. Опыт большой. – Лёгкая улыбка. – Увидимся в понедельник в восемь утра.

* * *

В коридоре остановилась у окна. Руки дрожали так, что с трудом сложила документы в сумку.

Спустилась на первый этаж, нашла лабораторию. Сдала кровь. Медсестра сказала, что результаты будут готовы завтра к обеду.

У выхода набрала Игоря:

– Как прошло?

– Био-о-опсия, исследование в понедельник. Результаты через неделю.

– А что врач сказал?

– Что без гистологии точно сказать нельзя. Но стадия, если это рак, ранняя.

– Понятно. Поговорим дома.

Потом позвонила Насте:

– Мам, ну что?

– Биопсия назначена. В понедельник утром.

– Я приеду! В воскресенье приеду к вам.

– Настя, учись лучше…

– Мам, я не смогу сидеть в общаге, пока тебе такое предстоит. Приеду и точка.

– Хорошо, дорогая.

* * *

Игорь пришёл раньше обычного. Снял куртку, сел рядом:

– Рассказывай всё по порядку.

Я пересказала весь приём. Игорь слушал внимательно, изредка задавал вопросы.

– А врач какой показался?

– Профессиональный. Говорит конкретно, без воды. Не пугает, но и не успокаивает.

– Это хорошо. Значит, честный.

Игорь встал, прошёлся по комнате:

– Слушай, а может, всё-таки второе мнение получить? В «Евромеде» или «Медси»? У меня есть знакомые…

– Давай сначала здесь сделаем. Врач опытный, оборудование хорошее.

– Ну, смотри. Если что – денег найдём.

Мы сидели на кухне, пили чай и молчали. За окном стемнело, включились фонари.

– Настя в воскресенье приедет, – сказала я.

– Правильно. Семья должна быть вместе.