В то же время Риковер подготавливал не менее важный фронт работ – бумажный. Его бывшая группа теперь исполняла другие задачи. Тем не менее офицеры информировали Риковера о своей работе, в частности о контактах с Комиссией. Очередной его задачей стало возвращение себе официального статуса. Он мог рассчитывать на какую-то поддержку от Миллса. Но полного успеха удалось бы достичь с помощью министра ВМС и начальника штаба ВМС (Chief of Naval Operations), то есть двух самых главных фигур во флоте. И тут сработало «подводное братство». В аппарате начальника штаба ВМС адмирала Нимица, который, между прочим, сам когда-то служил на субмаринах, нашлись два офицера-подводника. Это были кавалеры высшей флотской награды – Военно-морского креста – капитан Элтон Гренфелл (Elton W. Grenfell) и коммандер Эдвард Бич (Edward L. Beach). Они провели Риковера через бюрократический ад и помогли подготовить нужные бумаги. Благодаря опыту, накопленному в министерских коридорах, они подобрали неотразимые аргументы и сформулировали их так, чтобы те стали понятны даже чиновникам. Уже к концу ноября 1947 года Риковер со товарищи получили все согласования, необходимые для подачи меморандума адмиралу Нимицу.

В результате 5 декабря 1947 года Нимиц направляет министру ВМС Джону Салливану первый меморандум. В нем он указывает на необходимость для флота США атомных подводных лодок. При должном напряжении сил они могут быть построены к середине 1950-х годов. К этому моменту должна быть разработана управляемая ракета с ядерной боеголовкой и дальностью запуска в пять сотен миль. В конце меморандума Нимиц просит министра ВМС довести огромное стратегическое и тактическое значение постройки атомной субмарины до министра обороны и Объединенного совета по исследованиям и разработкам Министерства обороны США. Схожие меморандумы были переданы Риковером на подпись министру ВМС Салливану для министра обороны Джеймса Форрестола, председателя Объединенного совета по исследованиям и разработкам Министерства обороны США Вэннивара Буша и… контр-адмирала Эрла Миллса, своего непосредственного начальника!

Поскольку вся операция была проделана с нарушением субординации, в обход начальников Хаймана Риковера, это, вероятно, вызвало у них изрядное раздражение. Но, если отбросить неизбежные эмоции, все понимали, что документ содержит важнейшие положения. В меморандуме был сформулирован запрос для Бюро кораблестроения (организация, в которой в тот момент служил Риковер) и Комиссия США по атомной энергии на организацию взаимоприемлемой процедуры для разработки, проектирования и постройки атомной подводной лодки (АПЛ).

Впрочем, не нужно думать, что все сразу побежали создавать реактор для АПЛ. Внутри клубка, в котором переплетались интересы гражданских (Комиссия по атомной энергетике), военных (ВВС, флот, армия, спорящие за распределение ядерного оружия) и ВПК (корпорации-производители, борющиеся за бюджет и выручку), хватало и бюрократии, и споров. Но тут Риковера выручили разведсводки из Советского Союза.

В начале 1948 года капитан Арли Бёрк подготовил доклад на тему возможного развития военных действий в ближайшее десятилетие. В этом докладе утверждалось, что интенсивность холодной войны будет расти, что США и СССР будут основными антагонистами в любом будущем конфликте, упоминалось о важности не только политических, но и экономически-производственных факторов. В апрельском докладе Нимица Объединенному комитету начальников штабов в 1948 году подчеркивается, что у СССР к настоящему моменту в пять раз больше подводных лодок, чем было у Третьего рейха к началу Второй мировой войны. Другой доклад утверждал, что у СССР имеется не менее двадцати лодок типа XXI^[9], большое число технических специалистов, которые строили такие лодки, и возможность их производить в больших количествах. Американские военные признавали угрозу от таких подводных лодок весьма значительной для своих военных доктрин и дальнейших планов. Именно эти доклады, опирающиеся на разведывательные донесения «закрытого» Советского Союза, и помогли с проталкиванием интересов атомного реактора. Превосходство над вероятным противником надо было сохранять.

В начале 1948 года флот, в лице Миллса и Риковера, по-прежнему настаивал на постройке сухопутного прототипа лодочного реактора. Комиссия же настаивала на широком изучении вопроса, по-прежнему более руководствуясь научными, нежели практическими интересами. В течение полугода работа практически не продвинулась, но к августу 1948 года Риковера назначили главой нового отдела Бюро кораблестроения – сектора ядерных реакторов. 2 августа 1948 года на подпись Миллсу было подано письмо от Риковера, в котором утверждалось, что стиль работы Комиссии не позволит построить подводную лодку в сроки, требуемые и допустимые национальной безопасностью, и что, если Комиссия откажется действовать, у флота не останется выбора, кроме прямого подписания договора с представителями промышленности. В подтверждение того, что Бюро действует в интересах флота и страны, был приложен подписанный меморандум министра ВМС Салливана министру обороны Форрестолу (копию которого Риковер получил меньше чем за 48 часов, что тоже намекает на круговую поруку офицеров-подводников).

В Комиссии началось суетливое движение, но его суть не устраивала Риковера, поэтому при поддержке Миллса он разработал свой подход, подкрепив его существенными аргументами.

В первую очередь он добыл письмо, в котором «Дженерал Электрик» подтверждала свою готовность спроектировать и построить флотский реактор и гарантировала, что это не повлияет на прогресс других проектов.

Во вторую очередь он получил согласие компании «Вестингауз» создать новое подразделение для работы с флотским реактором и отправить шесть лучших специалистов на годичное обучение ядерной инженерии в «Дженерал Электрик».

С подачи замминистра обороны, принимавшего участие в решении этих проблем (после предъявления меморандума для министра обороны возможности отказаться у него не было), был найден компромисс. Комиссия идет навстречу флоту и позволяет флотским подбирать подрядчиков, по-прежнему контролируя физико-теоретические основы проектирования.

В этот период корпорация «Дженерал Электрик» поменяла свой настрой и решила продать флотским «белого слона», предлагая им реактор на быстрых нейтронах вместо предыдущего проекта «Джинн». Он больше подходил для изготовления радиоактивных материалов, нежели для силовой установки корабля, и был предложен корпорацией потому, что та не хотела терять свои инвестиции в этот проект. Это вызвало предсказуемое отторжение у Миллса и Риковера, которые почувствовали, что процесс переговоров и работы с «Дженерал Электрик» затянется на долгие месяцы. В результате 25 августа 1948 года Риковер встретился с представителями корпорации «Вестингауз».

Тут тоже все пошло не так гладко, потому что выяснилось, что только два инженера из пяти имеющихся (напомню, в первоначальной заявке фигурировало шесть человек) смогут обучаться в «Дженерал Электрик». Риковер немедленно напомнил представителю «Вестингауза» Уиверу, что он использовал материалы компании, чтобы «продать» Комитету идею контракта с «Вестингаузом», и компания не может просто так отыграть назад. Спустя две недели в «Вестингаузе» создают новое подразделение атомной энергетики для работы «отдельной и независимой от всех остальных подразделений и отделов компании».

К октябрю 1948 года проект начинает приобретать более-менее четкие очертания. За теоретическую часть будет отвечать Аргоннская национальная лаборатория (общий проект, выработка критериев, сертификация частей и самого реактора), а «Вестингауз» как подрядчик Комиссии будет отвечать за инженерное проектирование и строительство. Это был неплохой способ организации плодотворной дискуссии между Комиссией, флотом, Аргонном и «Вестингаузом».

26 октября 1948 года в Аргонне состоялась встреча всех четырех сторон. Уолтер Зинн постарался объяснить присутствующим, что не планировал втягивать свою лабораторию в инженерные аспекты разработки реактора, но напомнил, что Комиссией на него возложена ответственность за общий проект силовой установки и это означает, что за фундаментальные исследования (научные изыскания ядерной энергетики, скажем так, общая теория процесса), практические исследования (как теория будет реализована в конкретном практическом случае) и развитие реактора будет также отвечать он. «Вестингауз» будет отвечать за инженерную часть и инженерно-технический проект. Что касается критериев, то, как подразумевал Зинн, Аргоннская лаборатория, выбранная Комиссией для проектирования, будет изучать все технические чертежи и спецификации, подготовленные «Вестингаузом». Все это, естественно, относится только к первому реактору, которым, без сомнения, будет наземный прототип будущего лодочного. Остальные реакторы будут построены полностью под ответственность компании «Вестингауз». Возражений у присутствующих это не вызвало.

В тот момент Зинн и Аргоннская лаборатория обладали безусловным преимуществом и в авторитете, и в практическом опыте. При их участии было разработано шесть действующих реакторов, а вот «Вестингауз» не построил ни одного. Флот тоже не имел опыта работы на реакторе.

10 декабря 1948 года был подписан предварительный контракт, закреплявший озвученные выше договоренности.

Таким образом, благодаря наглости Риковера, его уверенности в себе и прекрасной теоретической и практической подготовке, менее чем за два года удалось создать условия для постройки атомной подводной лодки. Понятно, что Риковер изрядно раздражал некоторых участников Комиссии по ядерной энергетике, не говоря уж о непосредственном окружении в Бюро кораблестроения, которое отнюдь не в полной мере оценило перспективы атомного движителя для подлодок. Однако теперь Хайман Риковер как представитель Бюро кораблестроения в Комиссии (отдел Военно-морских реакторов) и представитель Комиссии в Бюро кораблестроения (сектор ядерных реакторов в Бюро кораблестроения, «Код 390») мог, когда ему это требовалось, лавировать между гражданскими и военными службами, внося еще больше сумятицы в бюрократические умы.

К этому моменту под Чикаго, где и находилась Аргоннская лаборатория, появились двое инженеров-практиков из Манхэттенского проекта: Альфонсо Таммаро (Alfonso Tammaro) и Лоутон Гейгер (Lawton D. Geiger), которые начали работу над строительством лодочного реактора и в дальнейшем пользовались поддержкой Риковера и его доверием.

3 декабря 1948 года Зинн подписывает приказ о создании в Аргоннской лаборатории подразделения по морским реакторам и назначает его начальником упомянутого выше Гарольда Этерингтона, который к этому моменту изучил возможности реактора с водой под давлением (PWR). Хотя он и его коллеги, изучавшие теоретические возможности проекта, нашли проблемные места, они считали его самым многообещающим. Но теоретические возможности двух других проектов (газового и жидкометаллического) тоже должны были быть досконально изучены.

В это время Риковер заручался поддержкой «Вестингауза». Компания, помимо того что становилась первым подрядчиком флота, еще могла стать и первой на гражданском рынке ядерных силовых установок и реакторов. Так что «Вестингауз» приступил к строительству своего завода в бывшем аэропорту Питтсбурга, Беттис Филд (Bettis Field).

Понятно, что из предварительного контракта между Комиссией и «Вестингаузом» нельзя было выжать много в плане технических подробностей, и представители от бизнеса вступили в сложные переговоры с представителями науки. Переговоры, шедшие на протяжении полугода каждый день, закончились беспрецедентными на тот момент договоренностями. Обе стороны увидели возможность от предыдущих контрактов между правительством и подрядчиками перейти к новым, более взаимовыгодным формам сотрудничества.

Важно отметить, что блестящим молодым поверенным представителем «Вестингауза» в переговорах с Комиссией был Джеймс Рэми (James T. Ramey). Понятно, что ожидать точных данных от Аргоннской лаборатории, как и спецификаций от «Вестингауза», чтобы включить их в соглашение сторон, можно было очень долго, поэтому он написал, что «соглашение должно выполняться в духе партнерства и дружеской кооперации, с максимальной отдачей и здравым смыслом для достижения их общей цели».