Если любишь – молчи… (страница 3)
Хмурюсь, припоминая. Потом копаюсь в сумке и достаю распечатку с текстом. Ну точно, вот мой рассказ. Я писала о тех, кто нападает и защищается. Знаю, взрослым нравятся такие размышления. Вот я и постаралась. Ведь Вера Степановна обещала отправить на конкурс лучшую работу.
Наша наставница долго говорит о достоинствах и недостатках каждой работы. Объясняет, где дожать, какие расставить акценты. Мы слушаем, делая пометки в текстах, чтобы не забыть. Я переставляю чашку с места на место, звеня ложечкой. Моя левая пятка выстукивает бит. Вот-вот Вера Степановна скажет, чью работу пошлёт на конкурс. Согласно условиям, от библиотеки разрешено отправить только один рассказ. Но я почти уверена – мой. Я ведь не раз побеждала в конкурсах. Меня даже в Пушгоры приглашали на вручение наград. Мы жили в гостинице «Арина Р.». По утрам, пока все спали, я убегала в беседку писать истории. И казалось, сам Пушкин подсказывает мне нужные слова. Непередаваемо!
– Да, насчёт конкурса. – Вера Степановна обводит нас добрым взглядом поверх очков. – Я решила отправить рассказ Милы.
Вот тебе шах и мат, Крушева!
Мила пищит от восторга. Серёжа ей улыбается.
А у меня щёки горят, словно по ним хлестали.
Беспомощно смотрю на Веру Степановну. Ничего не понимаю. Я же старалась. Несколько ночей не спала!..
– У тебя хороший рассказ, – отвечает на мой взгляд Вера Степановна. – Но над ним нужно ещё поработать. Ты написала то, что хотели бы прочитать взрослые, а не то, что лежит у тебя на сердце. Такой текст словно лишён дыхания жизни. Подумай, что тебя волнует? Что болит? Слова сами найдутся.
Упираюсь взглядом в свой текст. Он весь исписан зелёным – я всегда помечаю ошибки зелёным. Не красным же. Здесь не школа! Буквы начинают дрожать, лист расплывается перед глазами. И мне кажется, будто мой рассказ покрыт плесенью.
Успеваю смахнуть слёзы, пока никто не видит.
– Вера Степановна, я пойду. Мне на-до… – беру сумку и бегу прочь.
– Аля! Алечка!
Вера Степановна встаёт. Тянется вперёд, чтобы остановить меня. Но она слишком медленная.
Выбегаю в коридор. Забираю одежду из раздевалки. Застёгиваюсь, прищемив молнией подбородок. Так больно, что искры из глаз! Вот не везёт…
Вылетаю в морозный февраль. Ветер бросается в лицо, как бешеный. Хлещет по щекам. Швыряет в глаза мелкие колючие градины.
Натягиваю шарф на нос. Бегу по улице.
Скорее! Домой! Под одеяло!
Нет – в ванную!
Пытаюсь представить горячую воду и пышную пену. Чашечку чая на краю ванной и музыку. Но мысли тянутся обратно, в книжную утробу библиотеки. Вспоминаю Веру Степановну. Её добрый взгляд из-за толстых стёкол очков. Пухлые пальцы, державшие чашку. И улыбчивый рот. Удивительно, как она могла так ранить меня словами? Я же всегда ей нравилась! Вера Степановна хвалила меня постоянно!
Пена, музыка, чай… И ещё шоколадка. Да, лучше думать об этом.
Я иду всё быстрее. Мимо кафе и зоомагазина. Поворачиваю, чтобы срезать дорогу через сквер. Спешу по аллее навстречу ветру. И вдруг вижу их.
Никита и Таня. Под фонарём.
Держат друг друга за руки и, кажется, говорят о чём-то. Или молчат. Они словно отгорожены какой-то незримой стеной, за которую никто и ничто не может проникнуть. Даже злая февральская вьюга.
Вдруг Никита наклоняется к Тане. И они стоят лицом к лицу. Минуту, а может, вечность – сложно понять. Меня обдаёт жаром. Потом холодом. Снова бросает в жар.
Первый поцелуй.
Не со мной.
Обхожу этих двоих по узкой тропинке. Забегаю в магазин. Беру шоколадку. Ещё одну. «От сладкого – прыщи!» – бунтует Севин голос в моей голове.
Отмахиваюсь: отстань! В такой день можно.
Бегу домой, стараясь удержать слёзы. Плакать – дома. Такое правило. Поворачиваю ключ в замке. Горячая вода, музыка, чай… Но вместо ванной бреду в свою комнату и валюсь на кровать, как мешок с картошкой. Реву.
Подушка лишь немного заглушает мои вопли. Мне надо выкричать свою боль. Выкричать обиду и ярость. Иначе лопну. Но злости не становится меньше. Она расползается чёрным ядовитым облаком по нутру.
Она сжигает. Похоже, скоро от меня ничего не останется. Одна оболочка.
Мне хочется крушить всё вокруг. И я молочу кулаками подушку.
Проклятый, самый худший день! Худший месяц!
Враль-февраль! Отнял у меня самое дорогое! А-а-а!
Если бы у меня была мама, она обняла бы меня и, покачивая из стороны в сторону, сказала, что я самая хорошая дочка на всём белом свете. Но мамы нет. Она умерла в тот день, когда я родилась. Моя семья – это двое мужчин: программист и кикбоксер. Они прибегают на крики. И ни один из них не знает, что делать с ревущей девочкой.
Папа идёт на кухню – налить воды.
Сева садится рядом и шепчет:
– Опять Арс? Приставал, да? Я ему башку вырву с корнем, чтоб новая не отросла!
Мотаю головой.
– Что тогда? – Сева не понимает.
Папа приносит воду. Делаю глоток. Ещё один. Да, так лучше…
– Что случилось?
Папа тоже садится рядом. Теперь я между папой и Севой. Как сосиска между булочками. Они напирают с обеих сторон. Но мне не тесно. Уютно даже.
– Ну и? – Папа хочет услышать ответ.
Снова мотаю головой: не сейчас.
– Ладно. – Папа не спорит. – Поговорим позже. Приляг.
Он уходит. И я знаю – папа не вернётся. Начнёт работать, да и забудет обо всём на свете. Забудет обо мне. Но от Севы так просто не отделаться.
– Точно не Арс? Может, ты боишься сказать?.. Мне всё можно сказать, ты же знаешь!
Как будто в мире нет других причин горевать.
– Да нет же, не он, – отвечаю. – Слушай, когда тренировка?
– Какая тренировка? – Сева смотрит с недоумением. – По кикбоксингу, что ли?
– Ну да! Когда?
Получается почти стих. Надо запомнить, а потом использовать… Хотя зачем? Не стоит мне больше писать. Я бездарь.
– Э-э-э… – тянет Сева. – Завтра.
– С тобой пойду.
– Серьёзно? – Сева улыбается одними уголками губ. – С чего вдруг?
Пожимаю плечами. Просто чувствую – мне нужен кикбоксинг! Чтобы бить, бить, бить! Кого угодно!
– Ладно, отдохни, что ли…
Раздеваюсь, иду в ванную.
Шоколад, музыка и горячая вода. Я смою с себя этот проклятый день. Пусть стечёт в канализацию. Вместе с моими слезами, которые горят на щеках.
Я больше не хочу плакать.
Глава 5. Литература на боксе
– Аль, скоро ты? – Сева уже на пороге. – Опоздаем!
– Да тут идти десять минут. – Я перебираю футболки. – Подожди.
Нельзя явиться на первую тренировку в чём попало! Так, в этой я толстая, эта – слишком короткая, эта…