Раскольники (страница 5)
Вечерело. От лугов за монастырской пристанью несло запахом цветущих трав. Крики морских чаек смешивались с криками коршуна, что кружил над кривой рощей за монастырем. Стрельцы молча сидели у костров, подкидывая в них сучья. Пламя с треском разгоралось, освещая сложенные в ряд на сырой траве фигуры, укрытые сверху парусиной.
– Может, из монастыря попа дадут? Отпеть бы надобно и похоронить по-христиански, – с грустью заметил один из стрельцов.
– Не, не дадут монахи, – возразил его товарищ у костра. – Постреляли мы их тоже, видать, немало.
– Слышите, после штурма ни разу колокол на звоннице не ударил.
– Так, может, там и некому уже, – пояснил другой стрелец. – Звонарей-то мы всех укокошили.
– Это мы можем! – весело добавил молодой стрелец по имени Никола.
У костра заметно повеселело.
– Говорят, у попов с монастыря на службе копыта вместо ног вырастают, – ухмыльнулся стрелец, которого все почему-то называли Пыхтя.
– Это кто ж тебе такое сказал? – послышался удивленный возглас старшины.
Стрельцы все разом покосились на Пыхтю.
– Да ну вас… – Пыхтя отмахнулся рукой. – Поп один говорил, ей-богу, не вру, – важно произнес он. – Тот, что на Пречистенской в часовне малой служит.
Стрельцы подняли Пыхтю на смех.
– Ты бы подольше после службы в той часовне задержался, может, еще не то бы услышал.
– Это еще почему? – вспылил Пыхтя.
– А потому, что знаем мы того попа на Пречистенской. Он службы пьяный служит. Его матушка после службы за руки в хату ведет. Ноги еле держат.
Стрельцы у костра вновь зашлись хохотом.
Волохов поднялся.
– Ты куда, боярин? – остановил его стрелецкий старшина.
– Пойду прогуляюсь! – отозвался Волохов. – Душно что-то.
– Возьми охрану с собой.
– Не нужно. – Волохов отрицательно помотал головой. – Возвернусь скоро.
Стрельцы оторвались от своих разговоров и проводили Волохова молчаливыми взглядами.
Волохов шел знакомой изрезанной дорогой, что вела прямо к воротам монастыря. Уже достаточно стемнело, и массивные стены обители отбрасывали мрачные тени на утоптанную траву. У самой арки ворот виднелась массивная выбоина. Вот здесь стрельцы из пушки угодили в кирпичную кладку. А вот здесь попали в массивный булыжник весом пудов сто. Только след ядро оставило. Откололо ямку размером с полушку. Наверху по стене пробежал огонек. Не спят монахи. Следующего штурма ждут.
«А не будет штурма, – про себя пробубнил Волохов. – Пошлю царю депешу. Не сдается мятежный монастырь, мол, и пушки у них есть. Будь он неладен. Десяток уж стрельцов положили».
Волохов перекрестился и незаметно оказался у самых ворот. Тяжело выдохнув, воевода прислонился плечом к кованым воротам.
– Архимандрита мне кличьте! – заорал Волохов. – Скажите, пришел, мол, к нему воевода.
За воротами раздался шорох.
– Позовите ему владыку! – крикнул за воротами кто-то из иноков.
Волохов незаметно для себя улыбнулся.
– Ты воевода? – спросил чей-то хриплый болезненный голос.
– Я, владыка, – отозвался Волохов.
– Ты зачем пришел? – мрачно поинтересовался Никанор.
Волохов опустился на землю у ворот. Пнул носком сапога песок, щедро усыпавший землю у ворот обители.
– Дай, владыка, попа мне! – смущенно произнес воевода.
– Это еще зачем? – прохрипел Никанор.
Волохов немного замялся, но ответил:
– Усопших стрельцов отпеть надобно.
За воротами послышался кашель.
– Не дам! – хрипло отрезал старик. – Вези, воевода, их на тот берег, там и отпевайте. Детей антихристовых по своему обычаю погребайте.
– Да ты что, владыка! – взвился Волохов. – Какие они тебе дети антихристовы? Все что ни есть православные христиане.
– Все равно не дам! – злобно прошипел архимандрит.
Волохов оперся спиной на ворота и заорал:
– Никанор, что же ты за архимандрит-то такой?
– Ступай прочь, воевода, не по пути нам с тобой, – отозвался Никанор. – Ты своему царю и патриарху служишь, а я – Господу и святым апостолам.
– Ну, Никанор, шкуру спущу и не посмотрю, что архимандрит.
Волохов отошел от ворот и погрозил кулаком.
– Вернусь еще, – растерянно пробормотал воевода и зашагал к берегу.
За Волоховым со стены наблюдали десятки любопытных глаз. На стены обители и пристань тихо опустилась ночь. Из-за рваных облаков вылез блеклый месяц и почти тут же погас, скрыв в темноте удаляющуюся фигуру воеводы.
Костры стрельцов горели жарко, словно пытаясь растопить холодную северную ночь, принести тепло и успокоение в сердца людей, протянувших озябшие руки к пламени. С чем вернется воевода Волохов, никто не знал. Но всем почему-то очень хотелось думать о добром и светлом. Может, договорился воевода о сдаче, а нет, так сидеть им здесь под стенами до самой зимы. А зима в этих краях жуть какая лютая. У костров не перезимуешь. Избы ставить надобно.
Воевода не стал сразу возвращаться в стрелецкий лагерь. Присел на один из каменных валунов, щедро раскиданных по всему Соловецкому острову. Холод ночи еще не забрал с валуна дневное тепло. Сидеть и кумекать Волохову было сподручно. А поразмыслить было над чем. Стрельцов хоронить надо. Везти на отпевание на большую землю нужно. Время-то идет.
Вспомнил царский стряпчий свой давний спор с Кирилло-Белозерской обителью за деревеньку малую с лугом и лесом. Выгрызли у него монахи деревеньку ту. Дело то еще при покойном батюшке нынешнего царя было. И у Соловецкого монастыря такие деревеньки есть. «Есть! – кивнул себе Волохов. – Куда им деваться? Сыскать только нужно. Весь остров прочесать, аки гребнем, но найти. Ну не сами же монахи монастырь провизией снабжают. Не будут иноки одну рыбу жрать. Не будут». Волохов тихо присвистнул, довольный своей догадкой.
«Утром пошлю людей прочесать весь остров… Возвращаться надо, однако. Потеряют меня. Шум поднимут. А шум нам ни к чему». Воевода хлопнул ладонями по коленям и тихо встал с валуна. В коленках что-то хрустнуло.
– Старею, старею на царской службе, – с сожалением произнес воевода. – Что поделать, долг.
Вдали играли со светом и тьмой костры лагеря. Северный ветер разрывал косматые тучи и уносил их на восток. Вроде и лето, а все равно зябко. «Монахи в сию пору лес на дрова должны рубить, а я запер их, аки в кадушке капусту. Зимой кельи нечем согревать будет. Никанор понимает это. Старик разумный. Ждет чего-то архимандрит. Надеется на чудо Господне. Монахи и насельники поди все лбы сбили в молитве».
– А не будет архимандриту чуда! – злорадно усмехнулся Волохов. – Покуда царь с патриархом не отзовут, стоять будем. Избы поставим на пристани и супротив ворот монастырских. Пусть монахи любуются, как стрельцы печи зимой лютой топят, да проклинают свое своеволие.
Воевода вернулся к пристани. Лица стрельцов повеселели. И бородатые, и безусые были рады, что воевода вернулся с прогулки в благостном расположении духа. Может, чего придумал. У всех по домам остались мамки, супружницы да дети малые. А они, взрослые мужики, с оружием да пушками ворота монастырские стерегут.
– Здорово ли живете, братцы стрельцы? – рявкнул Волохов.
– Твоими молитвами, батюшка! – отозвались те, кто еще не спал.
Воевода присел у одного из костров. Стрельцы заметно оживились. Даже те, кто спал, подняли сонные головы и, продрав глаза, уставились на Игнатия.
– Ну вот что, братцы, – тихо произнес воевода.
Стрельцы напряглись.
– Завтра чуть свет тронем остров осматривать.
Один из стрельцов поднял голову и рявкнул:
– Зачем, воевода, досматривать?
– А холопов монастырских ловить будем! – рассмеялся воевода.
– Зачем нам холопы-то? Сами не управимся? – в ответ рассмеялись стрельцы.
Волохов пригладил бороду.
– Холопов монастырских, братцы стрельцы, в полон возьмем, дабы архимандрит мятежный, сие увидев, сам побежал запоры открывать. Куда они без холопов денутся? Дрова на зиму рубить надо?
– Надо!
– Верно, воевода! – зашумели стрельцы. – Монахи – ленивые бестии, им бы все молиться.
– Вот и я говорю, – согласно кивнул Волохов. – Оставим монастырь, стрельцы, без рабочей силы. Долго не протянут.
– А пущай холопы монастырские нам на зиму дрова рубят! – довольно выкрикнул один из молодых стрельцов.
– Верно! – согласились стрельцы. – Пущай на нас теперича поработают холопы.
Невдалеке раздался трескучий выстрел пищали и грозный окрик часового.
– Кого еще нелегкая принесла? – Воевода поднялся на ноги.
– Иди, не оборачивайся! – сопроводил кого-то окрик часового.