Маша нежно взяла в руки куколку и недоверчиво взглянула на Максима. Она стеснялась своего увлечения, хоть и проводила большую часть своего свободного времени на сайтах, посвященных авторской кукле. Андрей этого не одобрял, считал блажью и детскими пережитками, сердился, когда она тратила на это время (конечно, большей частью вместо учебы, а где его еще взять?). Маша лепила и шила по ночам, когда он засыпал. Но Макс был серьезен.

– Это Шаванха, – наконец сказала Маша. И, чуть помедлив, добавила: – А это – Макс.

– Очень приятно, – шутливо поклонился он. – Скажи ему, что я не собираюсь тебя обижать.

– Вряд ли его это интересует. Он мне не защитник, – улыбнулась она.

– А кто? Ну расскажи, – попросил он настойчиво, видя, что она медлит.

И она решилась.

– В индуизме много богов. Около тридцати самых известных, которым все поклоняются. Около трех тысяч всяких мелких, если считать божества разных отдаленных провинций. А если сложить все размножившиеся сущности (у них это называется аватары), то говорят, что миллион наберется. Шаванха общается только с шаманами и не снисходит до простых людей, поэтому он и не известен так, как Шива или Вишну. Он всемогущ. Может выполнить все, о чем его попросят. Даже воскресить мертвых. Только никто не может знать, что он потребует взамен. Он может ничего не взять. А может забрать самое дорогое, так что пожалеешь о своей просьбе, а сделать уже ничего не сможешь. И будешь вечно страдать, зная, что сам, своими руками сделал это с собой. Поэтому прежде чем обратиться к нему, нужно правильно расставить приоритеты в своей жизни. Это непросто. Люди часто считают важными вещи, которые в действительности ничего не значат. Например, один пастух хотел жениться на девушке, но ее родители были против. Он обратился к Шаванхе и получил девушку. На следующий день после свадьбы жена принесла ему обед в поле, там ее увидел бык, и она чем-то не понравилась ему. Бык напал на нее, и, конечно, пастух заслонил ее своим телом и сам попал под рога. Бык повредил ему… один нужный орган. После этого пастух не смог быть счастлив со своей женой, зная, что испортил ей всю жизнь. Она тоже не была счастлива, зная, что он пострадал из-за нее. Детей у них по понятным причинам не было. А жили они очень долго, ежедневно напоминая друг другу, что являются причиной несчастья другого. Пастух жалел, что бык не забодал его насмерть, а его жена жалела, что он не дал быку совершить то, что тот задумал.

Максим слушал серьезно, и Маша постепенно увлеклась, рассказывая историю куколки.

– Он так и не сказал ей никогда, что ходил к Шаванхе, – закончила она.

– Вот гад, – как-то одобрительно оценил Максим. – Боги вообще любят ставить эксперименты над людьми. Вспомни хотя бы яблоко раздора. Или Авраама и Исаака. Мораль этой истории – никогда не обращайся к богам. Сделай свою судьбу сам.

– Да, но тогда некого будет винить.

– И так некого. Тот пастух сам пошел к Шаванхе, никто его не принуждал. Никогда и ничего не просите. Особенно у тех, кто сильнее вас.

– Сами предложат и сами все дадут? – продолжила Маша цитату.

– От такого дождешься, пожалуй, – Максим улыбнулся и взглянул на Шаванху без прежней неприязни. – Он не обидится, если я его возьму?

– Не знаю… Попробуй.

Максим осторожно взял фигурку из ее рук и подержал несколько секунд, пристально вглядываясь.

– Откуда он у тебя?

Маша колебалась, не зная, как он отнесется к правде. Когда пауза слишком затянулась, Максим поднял голову и вопросительно взглянул на нее.

– Ну… вообще-то это я его придумала. И сделала.

– Это ты? Сделала сама? – Максим взглянул на фигурку с каким-то даже ужасом. – Ты меня обманываешь!

– Нет, – смущенно сказала Маша. – Я люблю их делать. Я бы показала тебе других, но они здесь не задерживаются, находят себе хозяина и уходят. Один Шаванха остался, уж не знаю, почему.

– Потому что ты ведьма, – объяснил Максим. – Ты же сама говорила, что он общается только с шаманами. Видимо, не нашлось более сильного шамана, чем ты, не с кем ему общаться.

– Может быть, – серьезно подтвердила Маша. – Но вот с тобой же он заобщался.

– А ты ревнуешь? – усмехнулся Максим.

– Что-то вроде того. Он раньше ни на кого не обращал внимания, и его никто не видел. А тебя, видите ли, заметил. Да еще и отношение к тебе показал. Кто ты такой вообще?

– А к Шевцову он как относится?

– Никак. Они друг для друга не существуют.

– Значит, дело не в любви к тебе, тут мы в равном положении. Остаешься ты.

– При чем тут я?

– Не знаю. Тебе виднее, ты же его придумала. Но что-то в твоем отношении ко мне ему не нравится. Придумай дальше.

– Уже невозможно, – грустно вздохнула Маша. – Это не так происходит. Когда я их делаю, они как бы рассказывают о себе, знакомятся. Тогда про них можно многое узнать и понять. Даже спросить, если интересно. А когда уже готовы, они больше не говорят, во всяком случае, со мной. – Она вдруг смущенно замолчала. – Я сумасшедшая, да?

– А ту историю про пастуха он тебе рассказал? – Максим кивнул на Шаванху, отстраненно стоявшего между ними.

– Он. Они иногда рассказывают очень интимные вещи, – как бы оправдываясь, объяснила Маша.

– Машка… ты сумасшедшая, – вдруг объявил Максим со смехом. Но это был совсем не обидный смех, и Маша улыбнулась вместе с ним. – Ты еще какая сумасшедшая, и я не представляю, как жил раньше без тебя. Знаешь, тебе все же удалось поразить меня сегодня, только не кофе, а вот этим, – он снова показал на Шаванху. – Ты его никому не отдавай, ладно? Он тебе не простит. Да и тому, кому он достанется, несладко придется.

– Почему?

– А разве непонятно? Он в тебя влюблен.

– Перестань. Он такими глупостями не интересуется.

– Это он так сказал? Верь ему больше.

– Он вообще не интересуется людьми, пока они к нему не обратились.

– Может быть, он хочет, чтобы люди так думали? И нечего так злобно на меня смотреть, я тебя все равно не боюсь.

Максим протянул руку и осторожно перевернул фигурку лицом от себя. Маша заметила на тыльной стороне его руки два одинаковых круглых пятнышка, похожих на шрамы. Она и раньше их видела, и все не решалась спросить. Сейчас, когда она сама так разоткровенничалась, момент показался ей подходящим.

– Что это у тебя? – она вдруг неожиданно, даже для себя самой, провела кончиками пальцев по отметинам.

Максим отдернул руку, как от электрического разряда, вскочил с места и встал у окна спиной к Маше. Долго молчал.

– Никогда больше так не делай. Если не готова продолжать. Ты меня всего… взбудоражила. Внутри.

Маша очень хорошо понимала, что он имеет в виду. Она и сама чувствовала то же самое, это была некая буря чувств и эмоций, накладывающихся друг на друга и мешающих осознать, как будто произошло что-то важное и непоправимое.

– Извини, – виновато сказала она его напряженной спине. – Я просто давно хотела спросить, что это за шрамы.

– Ожоги от сигарет, – неохотно объяснила спина.

– Ты куришь?

– Курил. В прошлой жизни.

– А руки зачем жег?

– Так было принято бороться с болью… там. Физическая боль отвлекает от душевной.

– Что это была за боль?

– Уже не имеет значения. Его все равно больше нет.

– Кого?

– Того… которому было больно. Только шрамы остались. Крестик на могилке.

Максим, наконец, повернулся, и Маша увидела, что он не сердится. Она облегченно улыбнулась.

– У тебя тоже есть шрам, – многозначительно произнес Максим, меняя опасную тему.

– Как ты заметил? Его почти не видно, – Маша нервным движением поправила короткие прядки на правом виске.

– Наверное, слишком внимательно смотрел, – предположил Максим, демонстрируя своими насмешливыми серыми глазами, как он это делал. Маша смутилась под этим взглядом и быстро ответила на незаданный вопрос:

– Коньком.

– Кто?

– Это случайно.

– Шевцов?

– Я же говорю, случайно, – упрямо повторила Маша.

Максим вовсе и не думал, что нарочно. Но он содрогнулся, представив ее ну пусть не на волосок, но на пару сантиметров от смерти, и снова отвернулся к окну.

– Тебе было больно? – тихо спросил он.

Маше стало смешно. Она никогда всерьез не воспринимала тот случай, восемь швов всего, подумаешь, на следующий день уже на льду была, видела она травмы и посерьезнее.

– Нет, – ответила она, едва сдерживая улыбку и, когда Максим удивленно обернулся, пояснила: – Я потеряла сознание. – И все-таки не удержалась, захохотала. – Извини… ты так смешно реагируешь. Ты же вроде собираешься стать врачом.

– Это не одно и то же, – смущенно проворчал Максим. Он прекрасно знал, что все эмоции отражаются у него на лице, как ручкой написанные, и он давно научился с этим справляться, но с Машей ему не хотелось думать о самоконтроле. Он быстро сменил тему. – Ты поэтому бросила?

– Нет, конечно! – с возмущением ответила Маша.

– А почему?

– Все сложно.

Маша погрустнела, и Максим, неверно истолковав ее хмурое выражение лица, засобирался домой. Пока он одевался, Маша вдруг осознала, что по-прежнему говорила только она, а Макс ловко выуживал у нее информацию ненавязчивыми вопросами.

– Макс, так нечестно. Почему ты о себе-прошлом совсем ничего не рассказываешь?

– То был не я, то был другой…

– Но ты обещал!

– Когда это я такое обещал? – насмешливо спросил он.

– А про бурную молодость?

– Ничего подобного. Я просто спросил, прямо у порога тебе про нее не рассказывать или пригласишь войти, и я уже там не расскажу.

– Почему я про себя все рассказала, а ты про себя ни слова не говоришь?

– Не все. Есть еще одна вещь, которую я хочу знать.

– Какая?

– Не скажу, – поддразнил он ее. – Не сегодня. Кажется, мне пока хватит впечатлений.

– Ну и пожалуйста, – Маша обиженно вздернула подбородок. – Умру от любопытства.

– Не умрешь. Он тебе не позволит, – Максим кивнул на Шаванху, выглядывавшего со стола кухни и делавшего вид, что не слушает, что происходит вокруг.

– Вот возьму и нажалуюсь ему на тебя, – пригрозила Маша.

– Не трудись. Я и так уже у него в черном списке. Из-за того, что рассказал тебе его тайну.

– И что тебе за это будет?

– Я бы тоже хотел это знать.

***

Маша забралась с ногами на диван и плотнее завернулась в шаль. Ей надо было понять, что произошло сегодня. Или не надо? Ну дотронулась она до его руки, что тут такого? Вон Разумовского она могла обнять и даже поцеловать, Марику любила ерошить кудрявые и жесткие рыжие волосы, Рыжикова недавно пыталась задушить, когда он во время репетиции спрятал ее туфлю и не хотел отдавать, уверяя, что будет искать хозяйку по всему королевству. И никто из них не реагировал так остро. И ее саму не волновали эти прикосновения, нельзя же жить в обществе и быть свободной от прикосновений к его членам. Маша улыбнулась этому слабенькому аргументу и вдруг заметила насмешливый взгляд Шаванхи.

– И ничего я не влюбилась, – проворчала она. – Отправляйся-ка на свою полку.

Шаванха послушно переставился на полку, но Маше показалось, что он готов показать ей язык и закричать "тили-тили-тесто".

– Поверну к стене, – пригрозила она. Шаванха принял обычный отстраненный вид.

"Если не готова продолжать", – сказал он. Нет, она была совсем не готова продолжать, одна мысль об этом приводила ее в ужас. Но откуда он это знал? И если он понял это, значит ли, что он понимал о ней и все остальное? Например, что для нее это прикосновение тоже значило очень много, так много, что оно до сих пор хранится в кончиках пальцев, что она вряд ли решится еще раз на это.