Глава 4. На грани фола

Маша очень скоро поняла, что с нетерпением ждет новой встречи, хотя говорила, в основном, она, а Максим на все вопросы о себе отшучивался и быстро менял тему. Она и не заметила, как вдруг эти два часа в четверг стали чем-то настолько важным, что растянулись на всю неделю – сначала ожидание и предвкушение, а потом послевкусие и осмысливание. Она думала об этом больше, чем хотела бы, но предпочитала этого не замечать за собой. Маше было весело с ним, ей нравился его смех, по-детски звонкий и заразительный, нравилась полуулыбка, уголком рта, когда он шутил, нравились смеющиеся глаза, когда он хотел скрыть улыбку, а она, непослушная, пробивалась в них задорными искорками. Маша быстро выучила его типичные движения, и по ним легко угадывала настроение и мысли. Когда он не знал, что ответить на каверзный вопрос, взъерошивал волосы обеими руками; когда был не согласен или злился, чуть прищуривал глаза; когда на языке вертелось что-нибудь непристойное, немного отводил взгляд и криво улыбался. Маша часто ловила его на таких мелочах, а он не в силах понять, каким образом у нее получается прочесть мысли, обзывал ее ведьмой. Она смеялась и не возражала.

Ее как-то неясно будоражили их разговоры "на грани фола". Максим мог так запросто сказать, что ему нравится проводить с ней время, или сделать неожиданный комплимент, как будто она была свободна, как будто не было никакого Андрея, как будто он был уверен, что имеет на это право. С Машей никогда до этого парни так не разговаривали. Ее воспринимали как "девушку Шевцова", причем настолько давно, что никто даже не пытался изменить этот порядок вещей. С другой стороны, Максим тоже не пытался. Он охотно проводил с Машей время, общался, шутил, но только в отсутствие Андрея. Если Андрей был рядом, Максим не подходил даже по делу. При этом он совсем не выглядел трусом, Маша подозревала какие-то другие причины такого поведения, но не могла понять. Она вообще предпочитала не думать на эту тему, потому что тогда бы пришлось определять для себя какие-то линии поведения, правильные и неправильные поступки и слова, да и вообще разобраться, наконец, с тем, что она чувствует. Пока Максим молчал и не говорил главного, Маша тоже могла вести себя так, как будто не происходит ничего необычного.

Обратной стороной этих встреч для Маши неожиданно стало отставание по математике. Проводя свое свободное время с Максимом, она не успевала сделать домашнее задание, и каждую пятницу Альгебра радостно использовала возможность поставить ей двойку. Максим брал уроки домой, и ему даже в голову не приходило, что причиной этих двоек могут являться их встречи. Маша уроки домой не брала, как ей казалось, принципиально (она разделяла дом и школу), но на самом деле в глубине души просто не хотела признаваться Андрею, почему не успела сделать их в лицее. Не то чтобы она скрывала, просто молчала, пока не спрашивали. Андрей тоже не понимал причины этих внезапных двоек, в выходные пытался объяснять Маше то, что она, как ему казалось, не понимала, но к следующей пятнице переставал следить за ее уроками, и она снова получала пару. Альгебра злорадствовала, Андрей беспокоился, Максим недоумевал, а Маша все больше запутывалась.

Все разрешилось в один день. В пятницу. Альгебра каким-то чутьем всегда угадывала, когда Маша наиболее уязвима, и спрашивала ее именно в эти дни. Вызвала ее к доске доказывать заданную на дом теорему. Маша хмурилась, пытаясь сообразить что-то на ходу, искоса взглядывала на сидевшего за первой партой очкарика Алика Цоя, тот отрицательно качал головой, давая понять, что ход рассуждений неправильный. Наконец Маша отложила мел.

– Я не знаю, – обреченно сказала она.

– Конечно, не знаешь, – с сарказмом в голосе подхватила Альгебра. – Ведь знания хранятся в мозге, а при отсутствии такового у них нет никаких шансов. Но красивым девочкам мозг иметь не обязательно, достаточно иметь правильных родителей, которые и в школе за них учатся, и в институте платят, и на работу устраивают. А чтобы вертеть задницей перед мальчиками, мозг не нужен, зачем!

Она просто истекала ядом, создавалось впечатление, что ей доставляет огромное удовольствие придумывать все новые и новые оскорбления для Маши. Неизвестно, до чего бы она договорилась, но ее вдруг оборвал грохот упавшего стула, и Андрей, бледный от сдерживаемой ярости, вдруг оказался перед ней.

– Вы не смеете так с ней разговаривать! Вы мне обещали!

Альгебру, казалось, вмешательство Андрея привело в еще больший восторг.

– Ты мне тоже обещал, что изменишь ситуацию, но все почему-то вернулось на круги своя. Значит, не справляешься?

– Это не повод для оскорблений! Если бы вы были мужчиной, я бы набил вам морду за такое.

– Ну надо же, как мне повезло, что у меня отсутствует кое-что между ног! – язвительно заметила Альгебра. – Все просто, твоя подружка должна была выучить теорему, тогда не пришлось бы выставлять себя на посмешище.

– Это не она выставила себя на посмешище, – вдруг вмешался третий голос.

Одноклассники отвлеклись от учебников и тетрадей и стали удивленно оглядываться. Максим встал около своей парты.

– Я согласен с Шевцовым. Вы хамите человеку, который не может вам ответить в силу разницы социальных ролей. Это низко… все равно, что бить лежачего.

– Боже, какой пафос! – Альгебра, говорила уже менее уверенно, казалось, она действительно была удивлена. – Тебе-то та же самая социальная роль не мешает мне отвечать и тем самым срывать урок.

– Мне – не мешает, – согласился Максим. – Но не всем нравится вступать в диалоги с… – он запнулся, подбирая подходящее слово, – невежливыми людьми. Некоторые считают это ниже своего достоинства. Если вам нравится унижать людей, вы неправильно выбрали профессию. Вы должны извиниться.

– За то, что Вербицкая принципиально не учит уроки? Я еще и виновата?

– За то, что вы ее оскорбили, – снова вступил в разговор Андрей.

– Я лишь констатировала факт. Правда мало кому нравится, я понимаю. Но есть простой способ подобных фактов избежать – начать, наконец, учиться. И не подавать мне поводов для, как ты говоришь, оскорблений.

– Вообще-то, Александра Ивановна, нам с Евгением Сергеевичем тоже давно не нравится, как вы разговариваете с Машей, – вдруг подал голос Разумовский. – Невыученная теорема, и даже десяток невыученных теорем, не свидетельствуют об отсутствии мозгов. Логика в ваших рассуждениях отсутствует.

– Согласен с вами, Евгений Юрьевич, – подтвердил Фильшин и встал рядом с другом. – Оскорбления – это доводы неправых. Руссо Жан-Жак, между прочим.

– Клоуны! – взвизгнула Альгебра. – Сядьте все!

Вместо этого вдруг молча поднялся рыжий Васька. За ним стали вставать со своих мест и другие одноклассники. Через несколько секунд класс в полном составе стоял у своих парт. Все выжидательно смотрели на Альгебру.

– Я так понимаю, продолжать урок смысла нет? – уточнила она. – Пойду сообщу об этом директору.

Когда за ней закрылась дверь, Андрей подошел к Маше и прижал ее к себе.

– Все хорошо, – прошептала она, уткнувшись ему в плечо.

***

После уроков трое "бунтовщиков", вызванные в кабинет директора, медленно спускались по лестнице на второй этаж.

– Зачем ты влез в это дело? – недовольно выговаривал Андрей. – Я бы и без тебя справился.

– Ты уже не справился. Надо решать проблему раз и навсегда, а не каждый раз заново.

– А ты знаешь способ? Я второй год с ней воюю, а ты надеешься за один раз победить?

– Не надеюсь. Но ты, наверное, и сам понял, что твои методы не работают. Тебе эмоции мешают. Нужно что-то другое придумать.

– А зачем к этому привлекать весь класс? И директора? Это никого не касается.

– Ничего, классу полезно научиться отстаивать интересы своих товарищей, хватит уже отсиживаться в хатах с краю, – решительно сдвинув брови, сказал Максим. – А Марине нужно доказать, что мы правы, она должна это понять. В конце концов, она не меньше нашего заинтересована в том, чтобы все в лицее были довольны.

– А что вы там друг другу наобещали? О чем говорила Альгебра? – вдруг обратилась Маша к Андрею, чтобы прекратить их перепалку.

– Это было еще в прошлом году. У нас был разговор. Я обещал следить за твоими уроками и заниматься с тобой. А она обещала перестать к тебе придираться и оскорблять.

– Так значит, она права, ты не выполнил обещание, она от своего тоже свободна, – засмеялась Маша. Странно, но настроение у нее было весьма приподнятое.

– Ничего не права, – вмешался Максим. – Она не должна хамить из этических соображений, а не потому, что заключила сделку. С воспитанием, конечно, не всем повезло, но есть же нормы человеческого общения, хотя бы их надо соблюдать.

– Вот именно, – подтвердил Андрей. Ну хоть в чем-то они были согласны.

– Если бы ты мне сказал о вашей сделке, я бы, может, тебе подыграла, выучила бы эту долбанную математику… всю, – весело укорила Маша. – А то без меня меня женили, мне даже не сообщили.

– Не понимаю твоего веселья, – проворчал Андрей.

– Это адреналин, – объяснила Маша и увидела ответные веселые искорки в глазах Максима.

***

– Почему он вмешивается? – подозрительно спросил Андрей, когда Максим ушел в кабинет директора.

– У него обостренное чувство справедливости, – предположила Маша.

– Откуда ты знаешь?

– Ну… мы вообще-то довольно много с ним общаемся на репетициях, а я и без того людей насквозь вижу, ты же знаешь, – улыбнулась она.

– Что вы много общаетесь – не знаю.

– Ты что, ревнуешь? – с интересом спросила Маша.

– А что, нельзя? – Андрей улыбнулся и притянул ее к себе. – Я вообще-то тебя люблю, ты не забыла?

– Если будешь об этом так редко говорить – забуду, – пообещала Маша.

***

Марина почти сразу поняла, что от Максима ничего интересного узнать не удастся. Он не хотел говорить о Маше, считал неэтичным ее обсуждать. Но при этом не стеснялся обсуждать поведение Александры Ивановны.

– На чьей вы стороне? – спросил он, когда Марина указала ему на нелогичность такого поведения. – Можно не выучить урок и при этом оставаться человеком, а можно быть семи пядей во лбу и вести себя как подонок. Разве количество знаний в какой-нибудь области важнее человеческих качеств? И разве ум или социальный статус могут извинить хамство и унижение другого человека?

– В чем хамство и унижение? Ты не объяснил.

– Я не собираюсь повторять этот бред и тем самым уподобляться ей, – уперся Максим.

– Вы сорвали урок, и либо я должна знать, по какой причине, либо вы должны понести наказание.

– Такой урок не грех и сорвать, – с вызовом сказал Максим. – Почему вы позволяете своим учителям такое отношение к ученикам? Александра Ивановна позорит весь лицей, ведь по ее поведению люди могут судить о других учителях, а они ничем не заслужили этих суждений.

Странно, но Марина вдруг почувствовала какую-то детскую обиду за свое детище, ей захотелось немедленно начать оправдываться и доказать этому наглецу, что все не так просто, и кто он такой, в конце концов, чтобы ее упрекать? Пусть побегает и поищет по всему городу хороших математиков, обладающих безупречными личностными качествами, и при этом талантливых педагогов! Знать предмет – это одно, уметь передавать знания – совсем другое, еще неизвестно, что важнее в школьном обучении. Быть приятным во всех отношениях – третье. Чем-то из этих составляющих, как правило, приходилось жертвовать. "Не собираюсь все это объяснять мальчишке", – сердито подумала она и распорядилась:

– Зови Шевцова!

Но от Андрея толку было не больше.