Я, ужасающий (страница 5)
Что он собирается делать? Любые мысли отпустить принцессу Элишу уже улетучились. Это определенно не вариант. Он чувствовал себя скверно; он вовсе не желал зла девушке, но, поразмыслив, понял, что не собирается рисковать навлечь на себя гнев Зарконара из-за незнакомки, какой бы симпатичной та ни была. Придется провести дополнительные исследования. Это всего лишь первая часть плана Зарконара, и Гэв, несмотря ни на что, не может позволить себе разочаровать колдуна во второй части. Что он точно не собирается делать, так это признаваться Зарконару, что ничего не помнит. Зарконар, похоже, из тех, кто ценит людей лишь до тех пор, пока те полезны ему. А становиться бесполезным Гэву хотелось меньше всего на свете. Бесполезных устраняют.
А Гэв очень, очень хотел выжить.
С немалым облегчением он обнаружил, что в замке и впрямь есть столовая. Ну, скорее, Большой Зал, хотя не такой уж и большой. Но длинный стол там имелся. За таким столом могло поместиться человек десять, а то и двенадцать. Хотя двенадцати пришлось бы потесниться. Со стропил свисали штандарты, похожие не столько на захваченные у врагов трофеи, сколько на скверно сшитые – причем, похоже, в одно время – стяги. Все покрывал толстый слой пыли, и Гэв вызвал гоблина для уборки. Как ни странно, служанка справилась с работой неплохо и довольно быстро.
Он принялся барабанить пальцами по столу, потом заставил себя остановиться. Покосился на Грррибитла, которого поставил возле буфета, проявив таким образом жалкую склонность к фамильярности. Темных Магов не должно волновать, кто где стоит. Если Темные Маги проявляют нетерпение, все должны бросаться угодить им. Их нельзя заставлять ждать – чтобы никто не загорелся.
Ну где же она?
Когда она появилась в дверях, он едва не опрокинул стул. Грррибитл успел подхватить громоздкую деревяшку и бесшумно поставил на место. Гэв хотел что-нибудь сказать, но, похоже, лишился дара речи.
Он боялся, что платье, подобранное Сирако, будет красным и облегающим. Но принцесса плыла в голубом облаке. Побитый молью низ мог бы распасться в клочья, а Гэв бы этого даже не заметил. Все его внимание было приковано к изящному вырезу, намекающему, но не выставляющему напоказ, и золотому поясу, подчеркивающему изгиб бедер. Золотое ожерелье, плотно прилегающее к шее, подходило к поясу идеально (перстень – чуть меньше), как будто шло в паре с ним. У Сирако оказался на удивление хороший вкус. Заплетенные в простую косу волосы девушки лежали на плече, перекликаясь с концами пояса. Платье едва ли было модным – кто знает, как долго оно валялось в кладовке, – но восхитительно сочеталось с неземной красотой принцессы.
Он едва сумел перевести дыхание.
Гордо подняв голову, девушка вновь встретилась с ним взглядом. Один из сопровождавших ее гоблинов-стражников легонько подтолкнул конвоируемую в поясницу, к счастью, не той рукой, в которой держал алебарду. Принцесса невольно сделала шаг вперед.
Придя в себя, Гэв нарочито размеренным шагом двинулся навстречу пленнице по не-такому-уж-длинному залу. А знаком ли он вообще с придворными церемониями? Почему-то ему так не казалось. Следует ли предложить ей руку? Пока он шел к ней, у него было достаточно времени, чтобы вообразить ее презрительный взгляд. Так что он решил просто отодвинуть для нее стул.
– Присаживайтесь, – выдавил он, стараясь придерживаться насмешливого тона. В искренность она никогда бы не поверила, а приказывать он не хотел.
Она села – напряженно, обводя взглядом комнату. Он заметил, как ее губы слегка скривились при виде знамен, и попытался скрыть собственную гримасу. И не принимать это на свой счет. Замок таких размеров едва ли мог произвести впечатление на принцессу. Наверное, ей давали уроки танцев в зале побольше этого.
– Обстановка, конечно, не очень, – сказал он, прикрывая ехидством уязвленную гордость, – но мы нечасто удостаиваемся чести принимать столь прелестных гостей.
Девушка была слишком благовоспитанна, чтобы фыркнуть, но, кажется, ей очень хотелось. Зачем он это сказал? Конечно, это правда, но произнес он фразу самым отвратительным образом. Неосознанно. Неужто он именно так ведет себя с хорошенькими девушками? Почему, интересно? Из убеждения, что женщины непременно будут его презирать? Или из твердой решимости заранее относиться к ним так, словно они непременно будут его презирать, чтобы это не стало большой неожиданностью?
Он занял место во главе стола напротив нее, изображая полное безразличие, которого не испытывал. В комнату заглянул гоблин, и Гэв подозвал его жестом. На этот раз жест получился гораздо лучше. Вот что значит практика.
Появились новые гоблины, с серебряными блюдами в лапах, ставших куда чище, чем он видел на кухне. И их одеяния из мешковины выглядели гораздо светлее – а при ближайшем рассмотрении оказались еще влажными. Некоторые слуги подпоясались одинаковыми клетчатыми кушаками, что навело Гэва на мысль о родовых кланах гоблинов. Мысль эту он поспешно отмел. Однако в остальном яркое освещение не пошло слугам на пользу. Ничто не могло замаскировать ни огромных носов, ни тошнотворно-зеленой кожи. Один из официантов украдкой вытер сопливый нос тыльной стороной ладони. Его напарник пнул товарища. Гэв притворился, что ничего не заметил. Но головы гоблины держали высоко поднятыми, и их роста хватало на то, чтобы видеть стол, на который они поставили накрытое крышкой блюдо. Затем слуга рядом с Гэвом снял крышку и с тревогой уставился в лицо хозяина, ожидая его реакции.
Судя по состоянию кухни, он не знал, чего ожидать. Какую-нибудь баланду? Небольшую тушку, зажаренную целиком, предполагающую отдирание мяса от костей? Но на блюде лежал довольно аппетитный стейк, разве что немного сыроватый. Гэв одобрительно кивнул слуге, и существо (мужского пола?) чуть не рухнуло от облегчения. Другой гоблин наполнил кубок густым красным вином, и все прислужники шустро удалились туда, откуда пришли.
Рот Гэва наполнился слюной. Он старался не смотреть на мясо слишком уж жадно, но желудок так и сводило от голода. Ему потребовалось усилие, чтобы не закатить глаза от наслаждения, когда по языку потекли горячие мясные соки. Два или три куска он проглотил с неприличной поспешностью, и только после этого поднял глаза, чтобы посмотреть, как там его гостья.
Принцесса сидела с большим достоинством, сложив руки на коленях. Тарелка ее оставалась нетронутой.
– Что, блюдо вам не по нраву, ваше высочество?
Мысленно он выругал гоблинов. Полусырая говядина для принцессы? Наверняка она привыкла к более изысканной пище. Пироги с язычками жаворонков, мороженое из роз и тому подобное. Могли бы, по крайней мере, сделать ей салат.
– Я не совсем понимаю, как, по-вашему, я должна это есть, – холодно сказала она.
Какую-то секунду он колебался, не зная, выразить ли презрение к ее утонченности или рассыпаться в извинениях за неподобающее блюдо. Потом взглянул на стол перед гостьей – и понял, в чем проблема.
Вздохнув, он жестом подозвал Грррибитла.
– Пожалуйста, подай даме нож.
Грррибитл, существо вроде как благоразумное, несколько удивился, но направился к двери.
– Только достаточно острый, чтобы им действительно можно было что-то порезать, – добавил Гэв в спину удаляющемся камердинеру. Не заставлять же принцессу кромсать стейк ножом для масла.
Вернулся гоблин с нормальным разделочным ножом. Принцесса приподняла бровь:
– Вы мне доверяете?
Он тоже поднял брови:
– Вы по ту сторону стола. Сомневаюсь, что вы сумеете что-нибудь предпринять, оставшись незамеченной. Или вы планируете метнуть в меня нож?
Она все-таки фыркнула, еле слышно, носом, но все же приняла решение отрезать себе ломтик мяса. Во время еды принцесса задумчиво поглядывала на Гэва. А он, воспользовавшись возможностью, сунул в рот еще два куска, попытавшись жевать как-нибудь поделикатнее. Не то чтобы он представлял, как это – учтиво жевать, но подозревал, что в результате лицо его обрело несколько странное выражение.
Внезапно рука девушки взлетела – и брошенный нож полетел прямо ему в лицо. Время замедлилось. Рука Гэва взметнулась по собственной воле. Одинокий гортанный слог обжег горло. Нож врезался в невидимый барьер в считаных дюймах от его физиономии и отскочил в облаке искр. Гэв надеялся, что ему удалось не вздрогнуть.
Для пущего театрального эффекта нож должен был бы вонзиться в стену и задрожать под взглядами зрителей. Однако нож продемонстрировал досадное отсутствие чувства драмы. Скрежетнув по камню, он приземлился с глухим стуком. Опаленное лезвие заканчивалось теперь не острием, а чем-то вроде крюка. Гэв многозначительно посмотрел на «оружие», пытаясь унять сердцебиение.