Когда начались занятия, в школу приехал новый преподаватель музыки. Молодого круглолицего человека звали Бедри, он был высоким, с черными, коротко остриженными волосами. На его лице все время блуждала рассеянная улыбка, и поэтому девушки с первого же дня стали подсмеиваться над ним.

Вначале Бедри крепко сердился на них. На уроках он то и дело заливался краской, по нескольку минут молчал и кусал губы. Затем на лице его вновь появлялась прежняя блуждающая улыбка, и он, поглядывая на своих учеников, продолжал свои объяснения и садился за фортепиано.

Большой и всегда холодный музыкальный класс был удобным местом для ученических проказ. Мальчишки позволяли себе здесь самые неприличные жесты, а девчонки беспрестанно шушукались, прикрыв рот платочками, и то и дело хихикали.

– Прошу вас вести себя достойно! – требовал молодой учитель, который был не способен на большую строгость и пытался заглушить шум в классе, изо всех сил колотя по клавишам или же заставляя учеников спеть что-нибудь хором. Иногда за стеклянной дверью класса показывался директор школы Рефик-бей, окидывал презрительным взглядом растяпу-преподавателя и, нахмурившись, одним взглядом успокаивал учеников, которые отвечали ему заискивающими улыбками.

Постепенно Бедри привык. Большинство учеников были такими избалованными и плохо воспитанными, что их невозможно было урезонить ни окриками, ни просьбами. Только на уроках истории и турецкого языка бывало тихо, так как историк мог нещадно отвесить оплеуху, а преподаватель турецкого имел пристрастие к плохим отметкам, за что и был прозван ребятами Нулем. Даже на уроках самого директора стоял гвалт. Когда Бедри узнал, что в других школах творится то же самое, он перестал обращать на шалости учеников внимание и стал заниматься только с теми учениками, которые интересовались музыкой, предоставляя всех прочих самим себе.

Маджиде оказалась среди интересующихся. Вначале она тихонько сидела в углу, и Бедри заметил ее не сразу, но вскоре все внимание Бедри сосредоточилось на ней. Молодой преподаватель с волнением ученого, сделавшего необыкновенное открытие, принялся рассказывать коллегам и директору о незаурядных способностях девушки, пытаясь убедить их в том, что с ней необходимо усиленно заниматься. Его слушали с большим интересом и вниманием, но за спиной ухмылялись и многозначительно переглядывались.

Что же касается Маджиде, то она по привычке, сохранившейся еще со времен занятий с Неджати-беем, пожалуй, ни разу не взглянула в лицо своему новому преподавателю. Когда они оставались наедине, она смотрела только на ноты и на пальцы Бедри, а еще изредка погружалась в неясные мечтания. Темы их бесед никогда не выходили за пределы того музыкального произведения, над которым они работали. Оба они, как все люди, привязанные к искусству, сознательно или бессознательно увлеченные искусством, были слепы ко всему, что его не касалось. Эта простодушная невнимательность к своим отношениям, которая воспринималась их окружением, а чаще ими самими, как беспечность, возможно, продолжалась бы еще долго, однако сам директор школы Рефик-бей не помог им взглянуть на самих себя другими глазами и не направил их мысли в сторону, весьма далекую от музыки.

Однажды вечером, когда школьники расходились по домам, Бедри сидел в учительской и писал письмо матери в Стамбул. Когда шаги детей в коридоре постепенно стихли, он быстро положил письмо в конверт, подписал и выбежал в коридор в поисках кого-то из учеников.

Бедри жил в здании школы, и так как ему не хотелось под вечер выходить на улицу, он намеревался попросить кого-то из учеников, кому будет по пути, отнести письмо на почту.

Он выглянул в школьный сад. Все уже ушли. Бедри вернулся к себе, уже надел было шапку, чтобы самому сходить на почту, как вдруг услышал, что из музыкального класса доносятся звуки фортепиано.

«Наверное, Маджиде еще здесь. Попрошу ее отправить», – подумал он и пошел туда. Когда он открыл дверь, Маджиде как раз закрыла крышку инструмента и взяла в руки сумку.

– Я немножко позанималась, учитель, – сказала она, направляясь к двери.

– Будешь проходить мимо почты, опусти письмо! – попросил Бедри.

Девушка положила конверт в сумку и, сделав реверанс, попрощалась с учителем.

– Не забудь про письмо!

– Не забуду, учитель!

Маджиде вышла в сад и быстро зашагала по песчаной дорожке, а Бедри в это время вернулся в учительскую и по пути встретил директора, который со странным выражением лица пронесся мимо него, выскочив из какого-то темного угла коридора, и выбежал в сад. Взволнованный вид Рефик-бея и то, что директор его даже не заметил, удивили Бедри, но он не стал над этим задумываться.

На следующий вечер у Бедри должен был быть урок с Маджиде. После последней перемены они занимались час. Однако когда он вошел в класс, там сидели еще и остальные шесть учеников, с которыми он занимался дополнительно.

– Сегодня не ваш день. Зачем же вы остались? – спросил Бедри, в душе довольный тем, что ученики так интересуются музыкой.

Девушки многозначительно переглянулись. А Маджиде, сидевшая ближе всех к Бедри, покраснела и опустила голову.

– Директор приказал теперь всем заниматься вместе, – сказал один из мальчиков.

Бедри поначалу не сразу понял, что он имеет в виду, а затем недоуменно пожал плечами, раскрыл ноты и принялся слушать Маджиде и еще двух учеников, а другим сказал:

– Остальные завтра вечером!

Отпустив детей, Бедри решил пойти к директору – выяснить, чем вызвано новое распоряжение.

Не найдя директора в кабинете, Бедри вернулся к себе, оделся и вышел немного погулять.

Шагах в десяти впереди шли его ученики, с которыми только что занимался. Бедри догнал их. Некоторое время они шли вместе. Школьники, вопреки обыкновению, были в тот вечер какие-то молчаливые.

– Вам, конечно, всем полезно присутствовать на уроках, – сказал Бедри, – но при условии, что вы будете внимательно слушать и никому своей болтовней не станете мешать.

Ученики продолжали молчать. Надо было что-то сказать, и Бедри спросил Маджиде:

– Ты не забыла вчера про письмо?

Девушка залилась краской. Она страшно смутилась. Остальные опустили головы: кое-кто тоже покраснел, другие кусали губы, чтобы не рассмеяться.

– Ваше письмо забрал господин директор, учитель, – пробормотала Маджиде.

Бедри даже остановился от неожиданности.

– С какой стати?

– Не знаю, учитель! Я вчера еще не успела выйти в сад, как он догнал меня. Он потребовал, чтобы я отдала ему письмо, которое вы только что мне вручили. Когда я давала ему конверт, он спросил: «Что в письме?» – «Не знаю, говорю, Бедри-бей просил отнести его на почту». Тогда он прочел адрес и сказал: «Хорошо, хорошо. Ступай и больше не берись носить письма на почту». А ваше письмо он отправил на почту с Энвером из третьего класса.

Бедри не произнес ни слова, тем временем они дошли до рыночной площади.

Там он распрощался с учениками, а затем пошел в кофейню, где обычно собирались учителя.

Казалось, уже все его коллеги были здесь. Кто-то играл в карты, кто-то – в кости, а кто-то просто наблюдал за игрой и давал советы игрокам.

В дальнем углу Бедри увидел директора, тасовавшего колоду карт. Тот сидел, поджав под себя одну ногу, рядом на стуле лежала шляпа. Время от времени левой рукой он почесывал лысину, потом снова принимался за карты. Заметив Бедри издалека, поначалу он сделал вид, что не замечает его, но как только увидел, что тот направляется к его столику, повернулся к нему:

– Прошу вас, дружок! Садитесь вот сюда! Что будете пить?

– Благодарю, ничего! – ответил Бедри. – Мне необходимо с вами переговорить прямо сейчас!

Другие преподаватели недовольно покосились на Бедри, который редко заходил в кофейню.

– Я к вашим услугам, друг мой! Только позвольте, вот закончу партию. У вас срочное дело? Ну хорошо!.. – Он повернулся к одному из наблюдавших за игрой:

– Сыграй-ка один кон за меня. Только смотри в оба, а то я уже третий раз ставлю.

Он встал. Они отошли в укромное место.

Бедри поначалу не знал, с чего начать разговор. Но директор опередил его:

– Вы, наверное, хотите поговорить об этом письме? Я ждал вас с самого утра, но так как вы не пришли, я подумал, что вы сами осознали свою ошибку. Друг мой, вы много ездили по свету, много повидали, но у нас здесь опыт свой. В таких маленьких городках, как наш, необходимо обдумывать каждый свой шаг, тут тебя ославят, и все! Здесь не Германия. Вы ведь бывали в Германии, да?

– Нет, в Вене.

– Ладно, это одно и то же. В общем, здесь не Европа. Правда, мы хотим походить на Европу, но все делается постепенно. Помаленьку, полегоньку…

Бедри резким движением руки оборвал директора.

– Зачем вы все это мне говорите? – спросил он. И, помолчав, добавил: – Почему вы взяли письмо? И почему не вернули его, когда прочли адрес, а отправили с другим учеником?

Он чувствовал, что пришел сюда серьезно поссориться с директором, и чувствовал, что момент ссоры приближается.

Директор положил руку ему на плечо и лицемерно дружеским тоном произнес:

– Для того, чтобы выручить вас! Чтобы спасти вас от сплетен, которые тотчас поползли бы по всему городу!

От гнева у Бедри задрожал голос:

– Вы что, за дурака меня принимаете, что ли? Кроме вас, никто и не видел, что я послал эту девушку с письмом на почту! А если даже кто-то и видел, то не думаю, что кому-то, кроме вас, придет в голову такая пакость!

Он вскочил. Лицо его побледнело.

– Мне ужасно противно даже говорить с вами, не то что давать какие-либо объяснения. Придумать и поверить в такую гнусную клевету!..

Директор потянул его за рукав, усадил и заговорил все тем же делано спокойным и искренним тоном:

– Вы, наверное, правы, что так возмущаетесь. Но, будьте уверены, я в своем положении только исполнил свой долг. Будьте спокойны: я ни на минуту не сомневаюсь в ваших добрых намерениях, однако я должен всегда помнить о том, что здешняя публика такова, что большинство окружающих может усмотреть в вашем поведении дурной умысел.

– Вы опозорили меня перед учениками!

– Если бы я не сделал этого, вы были бы еще больше опозорены!

– Как я буду теперь смотреть им в глаза?!

– Ну что вы, друг мой, это обычная история! Не стоит так расстраиваться. Достаточно впредь быть более осмотрительным!

Директор встал. Партия, за которой он все это время следил краем глаза, окончилась. Приятель, который сел играть вместо него, проиграл. Желая поскорей закончить разговор, Рефик-бей сказал:

– Завтра в школе мы поговорим подробно. Со временем вы сами признаете, что я был прав.

– Да, – добавил он, сделав вид, что только об этом вспомнил, – я счел неуместными ваши занятия с ученицами по отдельности. До меня дошли всякие разговоры. А мы известная, уважаемая школа! Тем более смешанная! Не стоит злоупотреблять доверием родителей! Всех благ!

Рефик-бей развернулся и вновь сел за свой стол, его товарищи вопросительно смотрели на него.

– Ничего, – ответил он. – Он, наверное, думает, что все кругом идиоты! Мы еще и не таких видали! Подпусти только таких волков к стаду молоденьких девушек! Надо же иногда давать им понять, что мы не слепые.

Директор стал тасовать карты.

– Ну-ка, теперь-то я вам покажу! – сказал он и, сдавая карты, проворчал: – Сколько лет я директором работаю и ни разу не допускал в своей школе ничего подобного. Неужели мне теперь нужны неприятности из-за этого хлюста?