– Что там? – Дайана, обеспокоенная долгим молчанием, еще сильнее стиснула в пальцах ткань юбки. Она была даже миленькой, хотя пышные мягкие локоны «как из модных журналов» ее не особенно красили.

– Видите эту карту? – Келли указала на Башню. – Вам не стоит продолжать связь с вашим мужчиной. Это не то, что вам сейчас нужно.

«Это вас разрушит».

– Почему? – Дайана сжала губы.

– Если лошадь сдохла – слезь. – Одним движением Келли смела карты и убрала их в бархатный мешочек без завязок. Она почти чувствовала, как «заворчала» колода, которой было еще, что сказать. Но далеко не все, что могли рассказать Таро, Дайане следовало знать. – Иначе больно будет падать.

– И это все?

Богиня великая, а что еще?..

Келли знала, что люди хотят слышать то, что почешет их «за ушком». Никто не любит, чтобы их гладили против шерсти.

– Разве этого недостаточно?

Дайана резко поднялась. Ее юбка задралась, и Келли заметила у нее на бедре синяк.

Она явно пришла к ней с конкретными вопросами о мужчине и жаждала получить конкретные ответы, но ей сказали, что он – не тот, кто нужен. Хотелось распахнуть дверь в подсобку и выветрить чужую энергетику. Ей не впервой было терпеть человеческое неверие. Люди шли к гадалкам не для того, чтобы услышать правду, а для того, чтобы им подтвердили их домыслы и надежды. Келли так не умела. Зато она умела видеть, и это зрение ничего общего не имело со зрением обычного человека.

Эта девушка пришла к ней в надежде, что ей скажут: твой мужчина – это твоя судьба. Неважно, что он вытирает о тебя ноги, как о половую тряпку. Неважно, что в его машине всегда пахнет женскими духами, чужими, незнакомыми, приторными. Он – твоя судьба, хватай и не отпускай.

Келли увидела, что тот мужчина мог высушить Дайану эмоционально до самого дна. Не оставить после себя ничего, кроме затяжной депрессии и выжженной, как каменистая пустыня, души. Ей нужно было держаться подальше от своего избранника. Но люди склонны к самоистязанию и мазохизму, и этого не отнять.

– Я не стану платить. – Дайана распахнула дверь. – Вы меня обманули!

Келли не стала ее останавливать. Она знала, что родители тоже не будут ее задерживать. Расклад стоил не так дорого, чтобы биться за каждый цент, а необходимость заплатить всегда находит своего должника. Так или иначе.

Дверь хлопнула, колокольчик печально звякнул.

– Что ты ей такого сказала? – Сунула нос в подсобку Эмили. В руках у нее было несколько свечей, которые она явно собиралась расставить на полках. – Вылетела в слезах и дверью шмякнула!

Келли протерла гадальный столик тряпочкой и приоткрыла узенькое окошко. Сразу стало легче дышать.

– Правду. А она вообще мало кому нравится.

В том числе и ей самой. Правде трудно смотреть в лицо. Келли почувствовала, как обожгло слезами глаза. Она быстро сморгнула их.

Не время думать о предназначении, которое недоступно людям, но связывает колдунов и ведьм невидимыми алыми нитями. Порой это далеко не так романтично, как это представляет старая японская легенда. Иногда это больно так, что спирает горло.

Колокольчик над дверью снова зазвенел. Клиенты шли сегодня сплошным потоком, так что Келли не удивлялась. Быстро и, как надеялась, незаметно для Эмили, она вытерла слезы. Кто бы ни был посетителем, он может не удержаться, чтобы не узнать свою судьбу по скидке.

Люди любят скидки.

Но из торгового зальчика раздался голос Верховного колдуна Нового Орлеана. Эмили тихо ойкнула и прижалась спиной к стене.

– Верховный! – прошептала она. – Услышит, что мы здесь, решит, будто подслушиваем!

Келли подумала, что он и так знает, просто его это не волнует, иначе колдун вызвал бы родителей к себе в особняк. Быть может, он даже хочет, чтобы они подслушали.

– Будьте благословенны, Верховный, – произнесла мама. Она всегда умела приветствовать его вежливо, но не подобострастно, что могли далеко не все. – Что привело вас к нам, ведь Йоль еще нескоро?

Голос у Верховного был мягкий и низкий, словно бархат, но бархат этот покрывал сталь.

– Будь благословенна, Синди, – поздоровался он в ответ. – Дела в магазинчике идут сегодня хорошо, я смотрю?

Осторожно выглянув в узкую щель между дверью и косяком, Келли увидела, что мать перевернула табличку «Открыто» на «Закрыто». Значит, она понимала, о чем будет разговор.

– Не жалуемся, – кашлянул отец. – Туристы делают нам кассу.

– Значит, лишь твоя занятость в магазине помешала сообщить мне о возвращении Бенджамина в город?

Благая Богиня!

Сердце Келли рухнуло куда-то в пятки. Отчаянно, истерически стучал в висках пульс. Она чувствовала на себе недоумевающий взгляд Эмили, но не могла ни прошептать ей хоть что-нибудь, ни пошевелиться. Девушка слышала, как отец что-то говорил Верховному, тот отвечал, и в его тоне звенело предупреждение, но не могла разобрать слов.

Бен возвращался.

Бен – ее двоюродный дядя. Ладно, приемный или, если хотите, названый двоюродный дядя – они не были родственниками по крови.

И ее предназначенный.

Она была в полном дерьме.

Отрывисто бросил что-то Верховный и вышел через дверь на улицу, как обычный человек. Мама снова вернула на место табличку «Открыто». Папа присел за кассу, но явно лишь потому, что его не держали ноги. Он, кажется, чудом избежал гнева колдуна, правящего всеми ведьминскими кланами в городе.

Келли по-прежнему не могла пошевелиться.

Бен возвращается. И она… они… А что – она? Бен всегда говорил, что не верит в предназначенных. Что это – архаика, от которой стоит отказаться. Он уехал в Лос-Анджелес, когда Келли была совсем ребенком, сколотил там свою группу, и вот, лет пять назад, им, как рассказывал папа, наконец-то повезло. Их заметил крупный лейбл, ребята выпустили уже два альбома, и даже папа, ворчащий, что Бен бросил клан ради собственных хотелок, всегда смотрел его клипы.

Келли тоже смотрела, и ее тянуло к Бену так, что звон этого притяжения она слышала в ушах. И она боялась подумать… боялась…

…что случится, если девушка снова увидит его прямо перед собой.

– …Келс? Келс?! – Эмили встряхнула ее за плечи. – Ты что? Это на тебя так Верховный подействовал?!

Келли вздрогнула.

«Если бы Верховный…»

Отец знал, что Бен приезжает в Новый Орлеан. Знал и ничего не сказал ни ей, ни, видимо, Эмили. А, может, знали все, кроме нее?!

– Па, – Она быстрым шагом вышла в торговый зал. Ноги все еще дрожали. – И когда ты собирался сказать всем, что приезжает Бен?..

Бен женился.

Причина возвращения блудного сына оказалась проста и ударила Келли в самое сердце. Наверное, так чувствовал себя Цезарь, когда Брут вонзил в него кинжал.

Она-то верила, что предназначение возьмет верх. Девушка где-то в глубине души надеялась, что Бен тоже узнает ее в своих снах, что он прячется, потому что слишком упрям, но однажды… Однажды мужчина больше не сможет бороться с собой. А он женился!

Наверное, об этом даже писали в журналах или говорили по MTV, сразу после рассказа о протестах домохозяек против очередного североамериканского тура Оззи Осборна, но Келли так старательно избегала любых новостей о Бене, что не брала в руки журнал, если видела на обложке название его группы. Но Эмили… Она постоянно читала всякие дурацкие журналы, почему не сказала?!

Эмс, которая всегда первой бежит разносить новости, как сорока.

Эмс, которая не могла знать, что Бен был ее предназначенным. Но почему-то все равно не сказала. Потому, что Бена считали «отрезанным ломтем»?

За ребрами боль ныла, как ветер в дождливую ночь. Келли задыхалась, неспособная справиться с собственным разбитым сердцем, и никакие Таро, никакие ритуалы или зелья никогда бы не помогли ей. От предназначения не существует лекарства, иначе она бы выпила его первой.

В детстве Келли верила, что предназначение есть любовь на всю жизнь, как у родителей, но с годами поняла: предназначение – грубое притяжение двоих, порой даже не очень подходящих друг другу колдунов. Предназначение было создано, чтобы хранить магию в крови, а не помогать родственным душам найти друг друга. Колдовство стремилось выжить в этом жестоком мире любой ценой, и Келли не знала никого, кто бы смог преодолеть это притяжение.

Ну, Бен собирался.

Он снова снился Келли. Нарыдавшись, она уснула, уткнувшись лицом в подушку, и проснулась, сжимая между ног простыню, которой укрывалась по ночам. Бен снился ей – он касался ее во сне так, как не касался никто из ее бывших парней. Она видела каждую его татуировку, чернилами очерченную на теле. Видела его яркие, как голубой турмалин, глаза, и задыхалась от жара, опаляющего ее изнутри. Бен скользил приоткрытым ртом по ее коже, влажной от пота и липкой духоты – Келли не хотела просыпаться, но воронье карканье за окном разбудило ее.

Богиня…

Она выпуталась из простыней, чувствуя, как трусики прилипают между ног, и сползла с постели. Там, за балконной дверью, затянутой сеткой от москитов, на перилах балкончика сидела ворона. Черная, как магия некоторых вудуистских колдунов, она косила на Келли блестящим глазом.

Каркнув еще раз, птица тяжело хлопнула крыльями и улетела прочь.

И, несмотря на ночную душь и распалившийся в сердце и между ног жар от короткого сна, Келли ощутила, как мерзкий холодок ползет у нее по спине. Дурной знак подает ей Богиня, очень дурной.

На балкончике лежала распотрошенная мышь.

Геде^[8] любили выпить. Они вились вокруг чаши с ромом, плещущимся золотистым озерцом в ее керамических стенках, липли к напитку.

Закатив глаза, колдунья пела.

Она жаждала подсказки от Геде Нибо, ждала помощи. Ее последний сосуд для лоа, способный быть ее верным слугой и принять в себя священный дух, утонул в болоте, когда пробирался к ней на зов, как и многие до него, и с тех пор никто подходящий, способный выдержать в себе лоа геде так и не находился. А лоа ждали. Барон Геде тоже ждал.

Она пела, и постепенно из тумана дорог и перекрестков, контролируемых Папой Легба^[9], выплыл образ женщины. Она была обнажена, ее волосы струились по плечам и груди. И она была красива и не очень умна, колдунья чувствовала это. И она была идеальным сосудом. В отличие от тех, других, что не смогли справиться с простейшей задачей, ибо их жажда крови раз за разом брала над ними верх.

Геде Нибо будет в восторге.

Глава третья

Третье декабря 1994 года

– Как думаешь, я им понравлюсь?

– Конечно, понравишься. – Бенджамин Рассел сжал руку Стеллы, своей жены, переплетая их пальцы. – Ты не можешь не понравиться.

Самолет шел на снижение, и Бен был горд собой, что за весь полет лишь один раз испытал желание надраться в хлам. Или блевануть. Он боялся летать, и все американские туры «Tiger Lily»^[10] за последние пять лет они отъездили на автобусе. Нет, он не впадал в истерику при виде самолетов, но смутное, тянущее ощущение надвигающегося звездеца не оставляло его весь полет с тех пор, как шасси оторвались от взлетной полосы. Это чувство темным клубком свернулось в животе, и его мутило каждый раз, когда эту хренову железную махину встряхивало на расстоянии десяти тысяч километров от земли.

Твою ж душу, кому вообще может добровольно нравиться летать?! Кто такой чокнутый?

Отвлекшись на свои мысли, Бен вообще не сразу понял, что Стелла продолжала говорить:

– …все же это твоя семья, и я бы хотела, чтобы они полюбили меня, – закончила она.