Этот монстр напомнил мне о веселых деньках моего, так сказать, дебюта, а еще не давало покоя предчувствия чего-то очень нехорошего. Посмотрев на брезгливо косящихся в мою сторону городовых, я поборол в себе желание напакостить им и не стал требовать самостоятельно вытаскивать монстра из жижи. Подхватив тело за воротник неплохо сохранившийся рабочей куртки, потащил к пандусу. Затем рывком забросил мертвяка наверх, благо было невысоко. Рядом водрузил найденное духовое ружья, а затем полез сам. Городовые отшатнулись не только от вонявшего и облепленного грязью тела, но и от меня, что неудивительно. Ничего, сейчас я напрягу их еще больше.

Так и вышло. Городовым очень не понравились мои дельнейшие действия. Распахнув пошире куртку бесноватого, я, не мудрствуя лукаво, рывком разодрал остатки грязной рубахи, обнажая серовато-бледную кожу существа, которое сейчас лишь отдаленно напоминало человека. Изменения под воздействием духа-хозяина успело сильно искорежить плоть. Это уже даже не метаморф наподобие моего друга Здебора или ырки, которого я убил в доме Спаносов. Тут все зашло куда дальше, и, судя по всему, возвращать себе внешность обычного человека убитая мною тварь уже не могла.

– Степан Романович, а что это вы делаете?

– Свою работу, Иван Петрович, – доставая из плечевой кобуры метательный нож, ответил я.

– А мне кажется, что вы намереваетесь осквернить тело.

– Увы, Иван Петрович, это тело было осквернено уже давно, – по-прежнему не оборачиваясь, ответил я и чиркнул кончиком ножа по сероватой коже.

Удивление урядника было вполне естественным, но объясняться с ним не было никого желания. Слишком отвратным выдался остаток дня, да и поведение чересчур ленивых городовых бесило даже больше, чем ныряние в вонючую жижу. Что же касается моих не очень стандартных действий, то для них имелся весомый повод. Когда осматривал расползающуюся ауру человека, я заметил на ней угасающие знаки. Рассмотреть поближе не получалось, да и пропали они очень быстро. С чем-то подобным я уже сталкивался, причем не единожды. Когда срывал рубаху, ожидал увидеть выжженные на плоти знаки, но узрел только большой ожог на груди.

Мысли забегали шустрее, жадно набросившись на загадку, и выдали решение проблемы, хоть и крайне нестандартное. Надрезав кожу вокруг уже зажившего ожога, я аккуратно отделил ее, обнажая сероватое мясо и отпечатанные на нем темные линии, складывающиеся в незнакомые символы. Они не были похожи ни на строки выжженных на теле отца Никодима молитв, ни на знаки, которыми был испещрен мой костяной нож. Забегавшие еще быстрее мысли пришли к очень неутешительным выводам.

Мои мрачные размышления были прерваны возней за спиной и возмущенными голосами:

– Ты что себе позволяешь, ускоглазый?!

Я даже напрягся, боясь, что Акира прирежет хамоватого урядника, но он ответил абсолютно спокойным голосом. За прошедший год мой ватажник сумел избавиться даже от едва заметного акцента и говорил по-русски совершенно чисто:

– Не мешайте моему капитану делать свое дело. – Похоже, вежливой просьбе урядник не внял, и нихонец все так же спокойно и даже с какой-то показной заботой добавил: – Незачем так суетиться. Место тут неудобное, вдруг оступитесь и упадете в фекалии. Может, тогда и поймете настроение моего капитана.

Похоже, перспектива повторить мой заплыв урядника не обрадовала, так что, немного посопев, он отступил. За этим я наблюдал уже воочию, потому что оставил в покое мертвого бесноватого и повернулся к спорщикам. Обнаженную плоть со знаками прикрыл содранной кожей. Незачем городовым знать больше положенного.

Обладающий солидными усами, которые сейчас встали почти дыбом, урядник злобно уставился на Акиру, но тут же посторонился, едва я двинулся по пандусу к видневшейся неподалеку лестнице. Оно и понятно, сейчас со мной не станут обниматься даже самые близкие люди.

– Мы закончили, Иван Петрович. Дальше сами.

Урядник проворчал что-то раздраженно-невнятное, но у меня не было никакого желания продолжать этот разговор. Хотелось как можно скорее оказаться подальше от этого вонючего места. Идущий позади Акира порадовал меня своей наблюдательностью:

– Капитан, я видел выход водопровода. Кажется, рабочий.

К счастью, так оно и оказалось. Конечно, на особую чистку я не надеялся, но хотя бы немного смыл с себя основную часть этой мерзости. Хорошо, что транспорт у нас свой. Меня, такого благоухающего, ни в пролетку, ни в трамвай никто не пустит.

Настроение было ожидаемо далеким от радужного, но, к счастью, продлилось это недолго. Когда доехали до Соломоновых бань, я оставил Акиру руководить мойщиками, которым предстоит исправить последствия моего нахождения на пассажирском сидении мобиля, а сам, едва ли не бегом, отправился в купальню. Там залез под горячий душ и принялся отдраивать себя с таким остервенением, будто хотел смыть не только запах и грязь, но и воспоминании о пережитом приключении. Наконец-то, когда неприятные ароматы перестали даже мерещиться, я благостно расслабился в большой ванне с почти горячей водой, щедро сдобренной ароматными маслами, и, кажется, задремал. По крайней мере, появление Акиры пропустил и вздрогнул, услышав вежливое покашливание:

– Капитан, вы еще поплаваете или уже поедем?

– Да, что-то меня разморило. Поедем. Сейчас попрошу подобрать мне какую-нибудь одежку.

Акира еще раз выразительно кашлянул. Приподнявшись в ванной, я увидел, что на лавке у стены уже лежит стопка с одеждой. Нихонец не обязан заботиться о таких вещах, но делал это постоянно. И как только у него получалось совмещать ипостась наставника, старшего товарища, подчиненного ватажника и заботливую наседку? Наши с ним отношения чем дальше, тем больше удивляли меня, но менять ничего не хотелось, даже все эти странные церемонии и разные дополнения к имени.

Выбравшись из ванной, я вытерся ароматным полотенцем и переоделся в простенький костюм, сделавший меня похожим на средней руки торговца или заводского мастера. А вот как поступить с дорогим, модным, но грязным костюмом, совершенно непонятно. Выбросить жалко, к тому же я был уверен, что местные прачки очистят его практически до первозданного состояния. Но я-то буду помнить, где все это побывало.

Да уж, зажрались вы, Степан Романович.

Раздраженно мотнув головой, я подхватил сумку с боевым снаряжением и направился на выход. Подойдя к стойке распорядителя, оплатил все услуги и попросил доставить вычищенную одежду в библиотеку Спаносов.

Сами мы туда не поехали, а двинулись на нашу новую базу. Переселяться из уютного дома моих друзей ни я, ни Акира не имели ни малейшего желания. Какой идиот откажется от регулярной кормежки и заботы тетушки Агнес?! Да и сама госпожа Спанос пришла бы в ужас, узнай, что ее защитники собираются съезжать. Мы даже не рассказали ей о наличии второго жилья. Незачем тревожить добрую женщину.

База располагалась на стыке центральных районов города и Королевки – спального района, в котором проживали мелкие чиновники и разнокалиберные управляющие. Место не очень богатое, зато приличное и тихое. Наш мобиль шустро, но очень аккуратно двигался по улицам города. Так уж вышло, что, даже обзаведясь личной машиной, я по-прежнему езжу на пассажирском сидении. Не то чтобы оказался совсем уж не способен к вождению, просто чувствую себя неуютно за рулем, особенно когда вокруг много другого транспорта. Инцидент с психанувшей лошадью извозчика в момент моего обучения оказался незабываемым, так что к вождению, честно говоря, особо не тянуло, да и изначально такой страсти не было. А вот Акира мало того, что освоился за рулем едва ли не сразу, так еще и показал запредельное для новичка мастерство. Поэтому он сейчас и ведет наш приземистый и широкий, как майский жук, аппарат.

Таким же приземистым и основательным был дом, к которому мы подъехали. Раньше он принадлежал какому-то купцу. На первом из двух этажей располагались складские помещения и обширная конюшня, уже давно переделанная под гараж. Так как за рулем был Акира, да и в силу разницы возраста, я выскочил из мобиля и открыл широкие гаражные ворота. За ними нас ждало большое помещение, в котором можно было разместить и четыре таких агрегата. Правда, по-настоящему свободного места оставалось не так уж много: все занято верстаками, стеллажами и другим барахлом бывшего механика-водителя. Причем приставка «бывший» у него, можно сказать, двойная. Десять лет назад Виктор Дорофеевич ушел в отставку со службы личного водителя прошлого князя. Работать на нового правителя Пинска почему-то не пожелал. В награду за долгую службу он получил не только старую машину, на которой проездил пятнадцать лет, но и этот дом.

Неспособный сидеть на одном месте, еще не старый мужчина занимался частными взвозом, пока возраст все же не взял свое. Не желая доводить до греха, он решил продать мобиль и окончательно уйти на покой. А я в это время искал себе транспорт для того, чтобы не бегать за извозчиками, которых невозможно было найти именно в моменты, когда они нужны позарез. Порой в буквальном смысле. О том, где держать машину и вообще ее обслуживать, я поначалу не подумал. Этот вопрос поднял сам Дорофеич, как он просил себя называть. Старик предложил в аренду свой гараж, а также половину дома. Все получилось очень удобно: в случае необходимости я звонил сюда, Виктор Дорофеевич пригонял мобиль к нашему дому, где и оставался, балуясь плюшками тетушки Агнес. Именно этим он сейчас и занимался. Но дом в это время не пустовал.

Акира завел мобиль в гараж, а я подошел стене, возле которой расположились большие деревянные шкафы со всякими инструментами и запасными частями. Потянув потайной рычаг, я легко сдвинул тяжеленный шкаф, нарочито сделанный из толстенных дубовых досок. За ним в стене обнаружился проем с не менее массивной дверью. Замков в двери не было, но в случае необходимости ее можно было закрыть изнутри на массивный засов. Сейчас это не требовалось, потому что обитатель потайного жилья прекрасно видел все происходящее в гараже через скрытое окошко. За дверью меня встречал еще один обитатель этого дома.

– Брат Илия, здравствуйте. – Поздоровался и сразу перешел к делу: – Мы бесноватого подстрелили, и я заметил кое-что очень странное.

– Рассказывай, – тут же встрепенулся бывший розмысл братства Скорби.

Правда, ни бывшим розмыслом, ни бывшим монахом он себя не считал, поэтому и просил обращаться к нему не по имени отчеству, а как привык за всю свою жизнь. Да и от монашеского одеяния брат Илия не отказался, несмотря на то что стал беглецом и, по сути, расстригой.

Он был так нетерпелив, что даже не предложил мне присесть, и пришлось вещать стоя. Да и рассказ мой был не таким уж долгим.

– Почему ты не привез тело ко мне? – требовательно и резковато спросил монах.

На его тон я внимания не обратил. По сути он был добрым человеком, но долгие годы пребывания в дальнем ските, где его держали в мерзких условиях едва ли не на цепи, ни смирения, ни благочестия в старике не взрастили.

– Зачем? – лениво поинтересовался я, потому что спорить не было сил.

– Чтобы изучить его. Мне нужно видеть все самому. Да и знаками там дело точно не ограничилось.

– Изучить выуженное из канализации тело? – начал заводиться я от такой легкомысленности, казалось бы, умудренного опытом человека. – Где? На обеденном столе?

– Почему на обеденном, – тут же отмахнулся от моего раздражения старик и приглашающе махнул рукой. – Все уже давно готово.

В новой обители монаха я бывал не так уж часто и особо здесь не ориентировался. Помню только, что накрытого грубой скатертью стола у стены рядом с раковиной еще месяц назад не было.

Жестом фокусника, на выступление которого я ходил вместе с Димой и Настей, монах сдернул со стола скатерть, а затем, крякнув, снял щиток из тонких досок, игравший роль столешницы.

– Однако, – удивился я, увидев странную конструкцию.

На деревянном каркасе находилась что-то наподобие очень мелкой ванной.

– Брат Илия, вы издеваетесь?! – искренне возмутился я, но, взглянув на монаха, увидел на его лице не менее искреннее удивление.

– А что такого?

– Вы представляете, что будет, если вас найдут бывшие братья и увидят это? Вас не просто вернут в скит, а сожгут на костре, причем вместе со мной и отцом Никодимом.

– Лучше уже на костер, чем обратно в ту тюрьму, – нахмурившись, угрюмо произнес монах.