Мальчиков в Смольный институт не приглашали. Даже на выпускном балу девицы танцевали с девицами. Легко понять, что Соня люто ненавидела это унылое и ханжеское заведение.

Не только из-за мальчиков, конечно. Просто она не любила, когда врут. А в Смольном врали всегда. И учителя с кафедры, и воспитанницы – друг другу. Врали про родителей, врали про приятелей, постоянно врали о будущем. «Вы все найдете себе богатых мужей, если не будете умничать», – говорила им директриса, и это опять было вранье.

Может быть, тогда Сонечка и решила, что будет искать правду даже в самых безнадежных ситуациях. Чего бы это ей ни стоило. Пусть даже она никогда не найдет себе богатого мужа, как обещали в институте.

За это ее многие невзлюбили. И учебу она забросила. И заявку на конкурс она послала от отчаяния, потому что вот-вот ее должны были отчислить и выгнать из общежития.

Вот и весь секрет.

* * *

Трамвай пролетел по мосту через Екатерининский канал. Напротив Казанского собора притормозил, приземлился и остановился.

Родион и Сонечка соскочили с площадки.

Дом Радио возвышался перед ними, как рыцарский замок: черный гранит, позолота, стеклянные двери с бронзовыми ручками. Если задрать голову, можно было полюбоваться хрустальным шаром на вершине угловой башни. Говорили, что внутри этого шара устроена смотровая площадка. И что диджей Достоевский, он же – владелец одноименной радиостанции, порой поднимается туда полюбоваться видами Петербурга. Стоя там, он может слышать мысли прохожих, а может, и вообще всех горожан. В это время его нейроимплант работает в режиме «омнилинк», а это страшно дорого и доступно не каждому. Но ведь всем известно: граф Федор Достоевский – необыкновенный человек.

Сонечка верила в эту легенду. Больше всего на свете она хотела бы когда-нибудь оказаться в хрустальном шаре. Они стояли бы с графом рядом. Возможно, он держал бы ее за руку. И уж точно – говорил бы с ней, даже все равно о чем. Голос у него такой приятный, бархатный, проникновенный. И еще… он взрослый и ужасно умный.

Сонечкины мечты оборвал глупыш Родион:

– Чего-то мне стремно как-то. А ты не боишься?

Пусть Соня и ненавидела вранье, но предпочла немножко соврать:

– Ничего подобного. Не боюсь. Ты сюда для чего пришел? Показать им всем, что ты из себя представляешь. Вот и покажи…

– Пропуск покажите, молодые люди, – прервал ее охранник за стойкой, в обширном холле с зеркалами.

Родик замешкался. Зачем-то полез в карман брюк, как школьник, которого завуч застукал с вейпом. Зато Сонечка царственным жестом извлекла письмо из серого конверта и развернула перед носом охранника. Тут и Родион сообразил, что от него требуется. Запустил руку в папку, вытащил конверт, а папку – уронил. Она шлепнулась на пол, как коровья лепешка.

Охранник ухмыльнулся:

– Добро пожаловать в шоу-бизнес. Лифт вон там. Седьмой этаж.

За дверью на седьмом этаже не нашлось никакого шоу-бизнеса. Нашелся коридор с одинаковыми дверьми, уходящий по дуге в обе стороны. Было похоже, будто этот коридор где-то далеко замыкается в кольцо. Табличек на дверях не было – только номера. Лишних людей здесь не ждали.

Соня с Родиком уже чувствовали себя вот такими лишними. Но тут одна из дверей распахнулась, и на пороге появился Федор Достоевский собственной персоной.

У Родиона душа ушла в пятки. Сонечка от волнения заморгала часто-часто.

– Ого-го! Кого я вижу! – воскликнул диджей Федор. – Кстати, кого я вижу?

Соня и Родик вразнобой представились.

– Вы-то мне и нужны, – объявил Достоевский. – Вы уже познакомились? Превосходно. Я помню ваши анкеты. Прочел с интересом. Девочка хочет стать детективом! Мальчик пишет стихи! Кто-то спросит, что между ними общего? Ничего? Мы вам докажем, что это не так!

Похоже, он уже репетировал свою программу. Сонечка не знала, что об этом думать. Просто слушала голос.

– Посудите сами, – продолжал Достоевский. – Ваши письма лежат рядом у меня на столе. Я назначаю вам встречу на один час. Вы садитесь в один трамвай и стоите теперь передо мной, как примерные детишки. Ха-ха! Разве это не символично?

– Это случайно, – сказал Родион.

– Ничего подобного! Все совпадения не случайны. Особенно если их правильно срежиссировать.

Сказав так, Достоевский поманил их за собой. Пройдя через несколько дверей, они вошли в небольшой зал с десятком складных стульев и крохотной сценой. Прямо на сцене громоздились черные металлические штативы с квадратными лампами. Здесь же стояли три одинаковых бархатных кресла, смутно знакомых Сонечке по вечерним эфирам, а также низенький журнальный столик. Стены были выкрашены в зеленый цвет.

– Узнаете? – спросил Достоевский. – Хотя узнать непросто. Здесь у нас рабочая студия «Петербургских тайн». Обычно мы здесь работаем… в узком кругу. Только участники шоу, режиссер и команда. Зрителей подмешиваем после. Их изображение возникает на хромакее. Мы можем управлять их реакциями, их восторгами, их аплодисментами… если честно, все эти люди сгенерированы нейросетью. Зачем нам лишние проблемы? Все их вопросы, даже самые каверзные, мы можем сочинить сами.

– Значит, все ваши расследования – это обман? – спросила Соня упавшим голосом.

Достоевский кинул на нее веселый взгляд:

– Вы огорчены? Расстроены? Вы побледнели от негодования? Мне это нравится. Но не спешите с выводами. Зрители у нас виртуальные, а вот тайны – настоящие.

– Правда?

– Чистая правда. И сегодняшняя тайна будет даже потаинственнее других. Это я вам обещаю, София Марр… или лучше назвать вашу фамилию полностью?

– Н-не надо… а откуда…

– Подумаешь, секрет, – рассмеялся Достоевский. – У меня есть знакомые при дворе. И даже в Департаменте полиции. Я ведь в некотором роде тоже сыщик… я люблю всякие загадки. А еще обожаю выводить лгунов на чистую воду. В точности, как и ты, Сонечка.

Вот так, мимоходом, он перешел на «ты». В другую минуту Соня даже порадовалась бы этому обстоятельству. Но сейчас ей стало тревожно.

– А об этом вы откуда знаете? – спросила она. – Я такого в анкете не писала.

– Я многое о тебе знаю, София. Знаю даже то, о чем ты сама не догадываешься. И это одна из причин, почему ты сегодня здесь. Точнее даже, главная причина.

– Н-не понимаю.

– Если повезет, поймешь. Все тайное становится явным. Особенно если за дело берется такой продвинутый детектив, как граф Достоевский!

– Продвинутый? – переспросила Соня.

– Ах, прости. Анахронизм. Точнее, иномиризм. В параллельных вселенных бытуют странные выражения. Впрочем, нам хватит работы и в этом беспокойном мире…

Пусть Соня и трепетала, как выпускница перед балом, но она не пропустила это слово: «нам». Ей стало радостно. Однако она сдержалась и заметила как можно скромнее:

– Даже не знаю, Федор Михайлович, чем я могу быть вам полезной.

Он усмехнулся, и Соня поняла, почему:

– Ты напрасно прибедняешься. Ты – умница, София Марр. К тому же ты очень телегенична… еще одно слово из иного мира, забудь. Мне нравится и твое возмущение, и твой страх, и твое легкое притворство, вот как сейчас. А еще больше мне нравится, что ты мне веришь. Но учти: я не позволю себе ничего лишнего… даже если ты будешь немножко разочарована. Вот как сейчас.

Он будто читал ее мысли!

– Что же касается твоего вопроса: ты и сама еще не представляешь, какая тайна скрыта в тебе самой. И я тоже. Не исключено, что нас самих это удивит. А уж зрители будут в восторге. Я уже вижу рекордные рейтинги нашей программы. Конкуренты из «Биржевки» лопнут от злости…

Родик слушал все это и бессмысленно хлопал ресницами.

– А я-то вам зачем? – выдавил он из себя.

Достоевский потрепал его по плечу:

– Да не жмись ты так, Родион. Твоя фамилия мне тоже знакома. Не припомню, откуда… но это даже и не важно. Я доверяю своей интуиции. Ты нам тоже пригодишься. Иначе бы тебя здесь не было.

Родион высвободился из-под его руки. Почему-то посмотрел на Сонечку, будто ждал поддержки.

– Не бойся, – посоветовала она. – Я же не боюсь.

– Вот еще – бояться, – начал было Родик, но Достоевский погрозил ему пальцем:

– Но-но! Не говори, когда не знаешь! Нас ждет немало пугающих событий. По сравнению с ними какая-нибудь старушка с топором – просто детская страшилка! Помните, у нас в программе была такая история? Поэма в стиле «хоррор»? Я оценил талант автора… пусть ты, Родион, и прислал ее мне анонимно. Точнее, под псевдонимом «Бедный студент». Помню, помню. «Бабка мчит во весь опор, а в руке у ней – топор!» Грубовато, зато живенько. Почитаешь нам вслух?

Родик вытаращил глаза, но диджей Федор натянул козырек фуражки ему на нос:

– Эх, эх, славные вы мои детишки! Можно, я буду иногда называть вас так? Но – к делу, к делу. Прямой эфир через час. Нам нужно подготовиться. И разноцветные носки кое-кому поменять не мешало бы. В кадр влезут. Могу одолжить свои, только они у меня красные.

* * *

Час спустя фуражку все равно пришлось снять. Яркие лампы слепили глаза. Родику хотелось зажмуриться, но он терпел.

Сидя в бархатном кресле, он косился на красные огонечки камер. Круглые глазищи объективов нацелились из разных углов на них троих – на него, Родиона, на Сонечку и на ведущего программы.

Зал был почти пуст. Разве что несколько техников присматривали за аппаратурой, да режиссер видеотрансляции внимательно вглядывался в свой 3D-монитор. И еще у дальней стенки на складном стульчике восседал тучный господин лет пятидесяти, в старомодной визитке и галстуке-бабочке, с несколько оплывшим лицом и с пушистыми бакенами. Он помахал пухлой ладошкой Достоевскому, и тот широко улыбнулся в ответ.

Уселся в среднее кресло. Щелкнул пальцами, и произошло чудо: в головах Сонечки и Родика будто кто-то включил дополнительные лампы. Они синхронно зажмурились, а когда открыли глаза, все вокруг выглядело иначе. Вместо скромной студии с зелеными стенами они оказались посреди огромного зала, под завязку заполненного зрителями. Они могли видеть, как люди на первых рядах машут руками и радостно хлопают в ладоши. Неужели им?

«Но это же боты, – думал Родик. – Их не существует».

«Зато мы существуем», – думала Сонечка.

«Вам-то какая разница, – так же мысленно сказал им Достоевский. – Я специально включил для вас 3D-достройку, для большего вовлечения. Теперь вы видите ту же картинку, что и все наши зрители. А их – миллионы. Поэтому лишнего в эфире не болтаем, глаза не закатываем, в обморок не падаем. На ботов даже не смотрим, смотрим на ведущего. То есть на меня».

Он поправил галстук, приосанился и превратился в модного диджея Федора… ах, нет: конечно, не в диджея, а в детектива Достоевского, ведущего самой загадочной программы на петербургском нейровидении.

– Итак, мы снова в эфире, дорогие зрители, – заговорил он своим неподражаемым голосом. – Сегодня у нас в студии замечательные гости. Они еще очень молоды, но им в жизни уже несказанно повезло. В чем именно? А именно в том, что они выиграли заключительный этап конкурса юных талантов на радиостанции «Достоевский ФМ». И вот они здесь, на моей программе. Меня, как вы помните, зовут Федор Достоевский, а это – София Марр и Родион Раскольников. Давайте еще раз поприветствуем наших героев!

Зал послушно зааплодировал, кто-то даже свистнул.

– Наша первая участница с детства любит детективы. В детстве перечитала всего Ната Пинкертона, старушку Кристи и Марка Гэтисса. Обожает все загадочное. Щелкает сложные задачки, как орешки… но и это еще не все. Сонечка написала в своей анкете, что видит людей насквозь. Практически читает мысли. А главное, ненавидит, когда врут! Вот сейчас мы это и проверим. Что бы такое соврать?

Первые ряды заулыбались – как показалось Сонечке, не без ехидства.