Достоевский. Дело о пропавшем наследнике (страница 4)
Федор поднялся со своего кресла и прошелся по сцене. В руках он держал модный планшет в золотой рамке. Он глянул на экранчик и продолжал:
– Конечно, вы скажете: в наше время читать мысли – дело нехитрое, нейролинк в помощь… но попробуйте-ка влезть в голову постороннему человеку, если он сам этого не хочет! Даже у меня такое не получается. И вот прямо сейчас мы посмотрим, что умеет наша София.
Сонечка вспыхнула. Она не ожидала, что ее кумир вот так сразу выставит ее на посмешище.
«Что вы делаете, – подумала она в нейролинк. – Я же это просто так написала, что вижу людей насквозь. Потому что надоели уже эти дурищи из института. У них все их мысли гадкие на лбу написаны. На самом деле я ничего такого не умею».
«Умеешь, – ответил Достоевский беззвучно. – Сама же говоришь: мысли на лбу написаны. Просто не каждый может такое читать».
«Я сейчас встану и уйду».
«И не узнаешь главного в своей жизни».
«Это еще что такое?»
«А вот».
Он прищурился и ткнул пальцем в какую-то иконку на своем планшете – Сонечка не успела заметить, в какую. Перед ее глазами будто бы распахнулась невидимая дверь, и ее втащило туда. За дверью открылось темное пространство, заполненное светящимися объектами, похожими на елочные шарики – золотистые, серебряные и бронзовые. Они висели в воздухе или не спеша летали по своим делам, сближаясь и удаляясь, но ни разу не соприкасались и не сталкивались друг с другом. Соня поневоле засмотрелась на их кружение. Казалось, она может дотянуться до каждого шарика, потрогать, рассмотреть поближе или даже разбить. Некоторая проблема состояла в том, что у нее не было рук.
(Конечно, это была иллюзия. Для всех остальных зрителей Сонечка продолжала сидеть, вжавшись в кресло, а публика продолжала аплодировать).
«Что это вообще такое?» – спросила она мысленно.
«Еще не догадалась? Нейросфера, режим „омнилинк“. Я попробовал тебя подключить к своему аккаунту. И у меня получилось».
«И что я могу тут делать?»
«Этого я не знаю, – сказал Достоевский. – Мои возможности весьма ограничены. Твои могут оказаться куда более впечатляющими… если, конечно, верна одна моя догадка. Вот сейчас мы ее и проверим. Видишь профайл нашего мальчика? Вон тот, светленький шарик сбоку? Для начала займись им».
Сонечка остановила свой взгляд на объекте, про который говорили, и тот как будто разросся на ее глазах, раздулся, как воздушный шар – и лопнул!
В этот миг Соня как будто опомнилась. И поняла, что сидит в кресле прямо напротив Родиона Раскольникова и внимательно смотрит в самую середку его лба – туда, где индийские женщины ставят красную точку.
Родик тоже сидел, как завороженный. Даже не моргал. А возможно, и не дышал. Зато публика, сгенерированная нейросетью, волновалась и ждала чего-то.
«Ну что же ты? – подумал для Сонечки Достоевский. – Не стесняйся! Если честно, я этого мальчишку специально для того сюда и позвал. На нем ты попрактикуешься».
«А это не опасно?»
Федор не ответил. Только усмехнулся.
– Сейчас мы проведем уникальный эксперимент, – объявил он зрителям. – Наша талантливая девочка-экстрасенс София Марр расскажет, о чем в данную минуту думает вот этот юноша, Родион Раскольников. Вы спросите, как мы сможем это проверить? Никак. Но это вряд ли потребуется. Вы все увидите сами! Сонечка, приступайте. Шоу начинается!
Соня хотела возразить, но уже в следующую секунду забыла об этом.
Она отвлеклась на Родика. Она действительно читала его мысли. Ни один сеанс связи через нейролинк не давал такого погружения! Это было непривычно и удивительно. И очень, очень нескромно. Было очень некрасиво влезть с ногами в чужую жизнь. Да еще и разболтать всем вокруг чужие секреты.
«Не тяни время, – велел ей Достоевский. – Не молчи. Такие правила у нашей программы. Ну и потом… ты же хочешь узнать, что он о тебе думает?»
«Д-да», – призналась Соня.
Прикрыла глаза руками – от софитов. И заговорила негромко, слегка охрипшим подростковым голосом – совсем как у Родиона:
– Вот я дурак… ну почему я такой дурак? Сейчас она меня тут размотает, а я так и буду сидеть, глазами хлопать… Почему я сразу не сбежал? И зачем я вообще вызвался участвовать? Идиот… ну что сказать – идиот… новая программа диджея Достоевского…
Диджей Федор широко улыбнулся на публику и развел руками. Сам же Родик не говорил ни слова, только дрожал. Похоже, он не вполне осознавал, что происходит. Его мысли утекали из головы, и целые фразы тоже, и он уже не успевал их выговорить, потому что их произнес кто-то другой.
– Вечно вот я такой, нерешительный, – Соня читала его мысли вслух. – И с девчонками у меня ничего не получается… как встречу кого-нибудь, каждый раз просто ноги подгибаются… и из рук все валится. Просто наказание какое-то. Интересно, она меня тоже за идиота держит? Она же меня насквозь видит…
Тут Сонечка нахмурилась: сказанное явно относилось к ней. Вот сейчас он назовет ее как-нибудь… примерно так, как называли все однокурсницы…
Злобной фурией. Колдуньей. Чертовой ведьмой.
Но вместо этого с ее губ слетели совсем другие слова:
– Со-неч-ка… красивое имя. И сама она такая красивая. Еще и умная. Сразу мне понравилась… вот прямо с первого взгляда, в трамвае… нет, не так. Это она на меня первая посмотрела. На мои носки. Один серый, другой белый. Утром перепутал, пока одевался. Я же говорю, рассеянный… А потом уже я сам на нее посмотрел. И меня как будто кипятком ошпарило. Я двух слов связать не мог. Смешно, ага. Хорошо бы… она надо мной не смеялась. Она думает, я размазня и трус. А я ведь не такой. Я на самом деле не боюсь ничего. Ни людей, ни призраков. Ни живых, ни мертвых. И потом… если бы с ней что-то случилось… ну там, напал бы кто-нибудь в подворотне… я бы тогда всех порвал за нее. Неужели она не понимает? Неужели она так и не узнает никогда?
Соня остановилась.
– Отключите это, – сказала она Достоевскому. – Я не могу больше.
На ее глазах выступили слезы.
– Ого! – воскликнул диджей Федор. – Ты уже сыта по горло этими детскими откровениями? А мы бы, кажется, еще послушали! Ну-ка, что скажет почтеннейшая публика?
Боты как по команде принялись скандировать:
– Е-ще! Е-ще!
– Нет уж, – твердо сказала Соня. – Хватит.
Вот странно: зрители мгновенно поменяли мнение.
– Хва-тит! Хва-тит! – кричали они теперь.