– Всё ещё чувствуете себя здесь госпожой? Одевайтесь и спускайтесь. Немедленно, – произносит Стардинг так, будто отныне я одна из его подчинённых. К тому же очень провинившаяся.

Пускаю в него острый взгляд, на что он надменно задирает свой длинный крючковатый нос, и ухмыляется.

Что ж, это неравный бой. Не пристало госпоже меряться силами с дворецким, а мужчине в годах – с юной девушкой. Раз он этого не понимает, то отступлю я. Выпрямляю спину и под его взбешенным взглядом прохожу в ванную неспешно, достойно, как подобает госпоже.

Пока шумит вода, ополаскивая мои руки, в сердце копится страх. Кажется, я начинаю так нервничать, что скоро буду вздрагивать от вида собственной тени.

Что же значит «избавиться от неё»? Это ведь не может случиться внезапно? Вчера только обсудили, а сегодня уже хотят привести приговор в исполнение? Нет, им нужно же все организовать.

– Быстрее, вас уже ждут! – торопит Стардинг.

Я впиваюсь пальцами в борта раковины. Не оторвать меня от неё. Не хочу идти.

Но сколько я смогу тут протянуть, даже если дверь запру? Давай, Белла, соберись. Пусть ты не первая красотка королевства, но с мозгами всё в порядке.

– Ты что-нибудь придумаешь! Ты выкрутишься! – говорю я своему бледному отражению в зеркале.

Набираю в грудь побольше воздуха и спускаюсь, пытаясь упорно игнорировать кровожадную гримасу Стардинга. Он будто на казнь меня ведёт и делает это с превеликим удовольствием.

Но нет, в гостиной в столь ранний час меня ждёт вовсе не палач, а кое-кто похуже.

Глава 9. Отречённая

В зале стоит высокая худощавая дама в чёрном строгом платье, шляпе с такими же чёрными перьями и вуалью, прикрывающей наполовину её бледное сероватое лицо. Будто на похороны пришла. Кто-то умер?

– Она? – Женщина ведёт в мою сторону суровым взглядом, и я вздрагиваю от пугающего звука её голоса.

Он такой низкий и неестественный, что мурашки идут по коже. Будто даже не живой.

Мачеха кивает, а отец отворачивается к окну.

– Что ж, – хрипит высоченная женщина и, настигнув меня в несколько шагов, хватает костлявыми пальцами за щёки.

Вертит моё лицо из стороны в сторону, даже в рот заглядывает так, будто коня покупать собралась. А от её пронзающего взгляда у меня мороз идёт по коже.

– Сколько нужно на сборы? Долго ждать не смогу, – это всё, что она говорит, после того как заканчивает свою оценку и вытирает когтистые пальцы чёрным платочком.

– И не нужно. Она уже собрана, – спешит заверить мачеха.

Не успеваю и рта открыть, как миссис Румаш во всё горло зовёт Стардинга, и тот, неуклюже топая своими длинными ногами по мраморным ступеням, приносит в зал небольшую дорожный узел.

Это так меня собрали?!

– Всё, что ей понадобится, здесь, – заверяет мачеха.

Женщина, ещё раз полоснув меня суровым взглядом, велит мне немедленно следовать за ней к карете.

Что простите? Вот так просто?

Ещё вчера у меня была размеренная, пусть и неидеальная, но вполне понятная жизнь, а проснувшись сегодня, я отправляюсь неизвестно куда и неизвестно с кем?

Хуже! Не просто отправляюсь, меня выгоняют!

– Куда вы меня забираете?

– Цыц. Все вопросы потом, – отвечает мне женщина.

Я ловлю лёгкий шок, смотрю на своих родных.

– Но я ведь имею право знать!

– Больше у тебя, девочка, нет никаких прав, – выдаёт пугающая мадам ещё одну обескураживающую фразу, и никто даже не думает вмешаться. – За мной!

– Да погодите вы! Отец! – Я отмахиваюсь от женщины и хочу пробиться к родителю.

Хочу остановить это безумие, но на меня даже не смотрят.

– Белла, не нужно сцен. Покинь этот дом, как было велено твоей новой госпожой, – велит он, глядя в окно.

Моей… что? Госпожой? Это шутка какая-то? Меня же не продали как рабыню? Те времена давно прошли!

– Матушка!

В отчаянии я готова броситься даже к мачехе, но всё, что вижу в её пугающих глазах, – ледяная усмешка.

– Никакая я тебе не матушка!

– Но вы ведь сами велели на людях обращаться так!

– Я тебе ни матушка, ни мачеха и вообще больше никто! И мой муж тебе отныне никто! Ты лишена нашей фамилии! Тебя больше нет в нашей родословной! – сообщает она.

Слова по очереди ядовитыми стрелами пронзают сердце.

Слёзы медленно катятся по холодным щекам, я почти не слышу причитаний Таи и Альфиты, которые застыли в дверях кухни. Не чувствую, как меня берут под руки и ведут к чёрной карете без герба, как заталкивают туда точно прокажённую.

Боль накрывает с головой, и единственное, что не даёт мне отчаяться и умереть, – это злость. Я сжимаю маленькие кулачки и клянусь, что не сдамся. Не сгину, не прощу тех, кто так поступил со мной!

Я не буду бояться огня, я научусь в нём гореть. Я восстану из пепла! Непременно!

– Успокоилась? – зовёт меня ледяным голосом дама, что сидит прямо напротив меня в покачивающейся на кочках карете.

И эту женщину не заботят мои слёзы и чувства. Ей плевать. И мне на неё тоже тогда плевать. Хочу отвести взгляд к окну, но замечаю на плоской груди дамы нашивку. Где-то я уже видела эту эмблему. Точно!

Глава 10. Место для неугодных

У мачехи на столе было письмо, а на красном сургуче – оттиск такой же печати. Но было это ещё неделю назад.

– Куда вы везёте меня? – не выдерживаю сосущих душу тревог и спрашиваю женщину.

– В пансионат для неугодных. Это одно из его названий. Самое мягкое, я бы сказала. Там ты быстро научишься манерам. Посидишь на каше и воде, того и гляди пыл поумеришь и похудеешь заодно, – хмыкает дама, окидывая взглядом мои слегка пухлые руки.

– Напугали, – бурчу себе под нос едва слышно, но дама замечает.

– Что ты там бормочешь?! Ну-ка повтори!

– Я так и питаюсь уже полгода.

– А что ж ты толстая тогда такая? – будто намеренно колет больнее она.

Не сильно-то я и толстая. Сверх нормы семь килограмм, как говорил лекарь. И хоть я это понимаю, а от слов становится очень обидно.

– Чтобы крепче на ногах держаться, когда ходят сровнять с землёй, госпожа, – отвечаю я ей с мыслью, что пора учиться защищать свои границы.

В глазах, прикрытых чёрной вуалью, вспыхивают искры.

– Язык есть. А мозги? – ведёт бровью женщина.

– Я была отличницей!

И ради чего, спрашивается, так усердно училась?

– Это не показатель ума.

– А что показатель?

– Умение держать язык за зубами и беспрекословно подчиняться, – говорит она, а мне кажется, что как раз наоборот.

Судя по этой дамочке, в новом месте мне понадобятся как раз зубы. И, чем острее они будут, тем лучше.

И учиться придётся прямо на ходу или даже на своих ошибках, потому что кошмар под названием «приют для неугодных» (и это, действительно, самое безобидное из всех его названий, которые я узнаю позже) уже ждёт меня, потирая когтистые лапы.

Добираемся в это жуткое место мы к ночи. И, назвав его жутким, я не шучу.

Поначалу, глядя на ветхое, полуразваленное здание, мне кажется, что мы ошиблись адресом, но над дверью висит табличка. Под мигающим светом жёлтого фонаря виднеются буквы: «Академия Альмаса – приют юных дев».

– Особо не обживайся, – велит дама, ведя меня по мрачным, пахнущим сыростью и плесенью коридорам.

В темноте мне всё время чудится, что вот-вот откуда-нибудь выскочит мышь. Кажется, я даже слышала писк.

– Комната, в которой ты будешь жить, за этой дверью. Займёшь свободную кровать. Всё остальное тебе расскажут завтра, – сухо командует дама, затем выхватывает из моих рук сумку.

– Но это же мои вещи!

– Здесь больше нет ничего твоего. А насчёт языка я не шутила. Прикуси его и постарайся не злить своих соседок. Они не любят таких, как ты, – назидает дама.

И не успеваю задаться вопросом, что значит «таких, как я», как дверь открывается и меня заталкивают внутрь. Едва не упав и чудом вернув равновесие, окидываю взглядом большую, мрачную комнату с обшарпанными стенами.

Здесь больше дюжины коек-кроватей, с которых тотчас поднимаются девчонки в белых потрёпанных ночных сорочках и, точно призраки из страшных сказок, стягиваются ко мне.

– И кто у нас тут? Новенькая? – Выходит вперёд высокая девица с распущенными белыми волосами.

– Гляньте, мне чудится или она в шелках? Богачка?

Несколько теряюсь от её тона. Она как юная копия той самой грозной дамы, что привезла меня сюда, только та госпожа седовласая, а эта девушка, кажется блондинка. В темноте особо не разглядишь.

– А ну, признавайся! Аристократка, стало быть? – Незнакомка зыркает своими пугающими глазами.

– Теперь уже безродная, – отвечаю я спокойно.

– Так или иначе, а толку от такой мало будет. Белоручка, поди! Вот только слуг ты здесь не сыщешь, усекла, принцесса? – выдаёт девица, и остальные охотно ей поддакивают.

Скрещивают руки на груди и подходят всё ближе, смыкаясь в кольцо. Хотят меня напугать? Что ж, у них это отлично сейчас получается.

– Разойдитесь, – раздаётся усталый голос позади толпы.

Буйные девицы притихают и расходятся в стороны, и по образовавшемому “живому” коридору ко мне медленно идет ещё одна незнакомка в жуткой потрепанной ночной сорочке. Волосы ее чёрны как ночь, а глаза как бездонные пропасти, с пугающим блеском. И, судя по виду соседок, пугает она здесь не только меня.

– К гоблинам тебя, – рычит недовольно девица, рассмотрев меня с ног до головы. – Думала, красавицу привезут. Тьма!

Незнакомка рассерженно возвращается в свою кровать, веля всем остальным не шуметь и лечь спать. Спорить с ней никто не решается, даже блондинка, еоторая первой ко мне пристала, спорить не смеет. Но кидает на меня угрожающий взгляд, когда подруги зовут ее с собой: “Дайра. Дайра, пойдем уже”.

– Занимай ту кровать. Она единственная тут свободная, – раздаётся тихий голосок.

Я замечаю, что рядом со мной осталась лишь одна девочка. Худенькая, щупленькая со вздёрнутым носиком.

Благодарно киваю и следую за незнакомкой в самый конец комнаты под недовольными взглядами соседок. Чувствую, здесь я точно не усну. И не только из-за девушек, но и потому что, прямо у железной койки, в стене здоровая трещина. Хоть она и замазана чем-то, похожим на высохшую потрескавшуюся грязь, сквозит сильно.

– Располагайся, – шепчет мне та самая девочка, что сюда привела.

Представляется Талой и садится на соседнюю койку. На тумбочке пара красивых статуэток. Она говорит, что сама их сделала из грязи. А потом протягивает мне кусок старого тонкого матраса.

– Два месяца назад твоя кровать была моей. Этим и спасалась.

– Спасибо, – киваю я ей, а сама краем глаза смотрю за соседками.

Уж не устроят ли они мне позже тёплый приём?

Все лежат в кроватях смирно, кроме той грозной брюнетки, что всех разогнала. Она ворочается.

– Не обижайся на Ксандру, – шепчет едва слышно Тала. – Она очень надеялась, что сегодня красавицу привезут, и теперь переживает.

– Из-за чего переживает? – не совсем понимаю я, как вообще одно связано с другим.

– Что завтра выберут её, – говорит новая соседка очень странную и несколько даже пугающую вещь.

Кто выберет? Куда? Зачем?

Чувство, что все тут, куда хуже, чем я думала, усиливается, и не зря.

Глава 11. Неправильная академия, или «мы семья»

– Тихо там! Дайте поспать! – рычит та брюнетка, которую назвали Ксандрой.

Тала прикусывает язык и чуть ли не с головой ныряет под потрёпанное тонкое покрывало.

Я же плохо себе представляю, как тут можно спать. Из трещины в стене, хоть и приложила к ней кусок матраса, всё равно сквозит. Сама кровать жутко неудобная и такая скрипучая, что лишний раз не шевельнёшься. Холодная постель пахнет сыростью и пылью.

Но всё это ничего. Всё это внешнее, решаемое, а что мне делать с тем, что сосёт мою душу изнутри? А там ноющая незаживающая рана от предательства. Отец, мачеха, подлая Стейша и «его величество» Рэй. Нет. О них я думать себе запрещаю.

Сейчас нужно понять, что это за место такое. Как здесь выживать?