Ее спутник закрыл за ними дверь. Вот его я узнала сразу. Грузный мужчина с зализанными назад волосами, в доспехах из тонкой кожи. На плечи накинут плащ, под стать платью его госпожи. Мой взгляд задержался на этой накидке. Он не переодевался с тех пор, как приволок меня сюда, и она была безнадежно испорчена. Вся залита моей кровью.

Пока телохранитель пошел открывать дверь камеры, женщина стояла молча. А потом шагнула внутрь.

– Встань, – сказала она.

У нее был совершенный мелодичный голос, и это коротенькое односложное слово показалось мне самым завораживающим звуком, который я когда-либо слышала. Мое тело обессилело, но тем не менее по ее приказу даже захотелось встать. Не существовало никакого выбора, все прочие возможности были просто-напросто отсечены, как ветви от лозы.

Я оказалась на ногах раньше, чем решила подняться.

Магия тенерожденных, поняла я. Магия ума и импульсивных желаний, иллюзии и тени.

Когда маленькие человеческие дети где-нибудь в деревне на другом конце света рассказывают друг другу на сон грядущий страшные сказки, в ночных кошмарах к ним потом приходят вампиры из Дома Тени. Безусловно, ночерожденные нагоняли страх – этими своими крыльями, мечами и умением сражаться. А вот кроверожденные пугали так, как пугают бешеные волки: злобой и непредсказуемостью.

Но тенерожденные были словно привидения. Они управляли самой реальностью. Они пили тьму, как вино, и наслаждались нотками страха внутри ее.

Женщина медленно обходила меня по кругу. Я покачнулась. Мозг подчинялся ее приказам, но тело сейчас было не способно стоять. Казалось, что пол накренился.

«Мише, говори, чтобы выкарабкаться», – велела я себе.

Но слова – наверное, впервые в жизни, – казалось, остались где-то очень далеко. И я не могла найти их, пока женщина не встала передо мной, изучая с ног до головы, и не улыбнулась жестокой равнодушной улыбкой.

Вот что мне помогло. Ее улыбка.

Тут-то ко мне и прилетела догадка: кто она и почему кажется такой знакомой.

От изумления у меня расширились глаза.

Женщина усмехнулась, и я почувствовала, как от нее легкой рябью исходит чувство удовлетворения.

– Так вот она – та, кто лишил жизни моего брата. – Ее улыбка стала злобной, превратившись в оскал. – Какая незадача. Принц Дома Тени убит какой-то мелкой сучкой, которую он же и обратил. Мой братец никогда не умел сдерживать свои порывы. Вот что бывает, когда с самого детства получаешь то, что захочешь.

Как же она была похожа на… него.

И более того, от этой женщины исходили сходные ощущения: я чувствовала этот мелкий отголосок нашей общей магии в том, как она сковывала мои мысли. Да, ее брат обратил меня, вручив проклятые дары вампиризма, от которых я изо всех сил старалась отстраниться и отгородиться. И сейчас, при виде его сестры, за той закрытой дверью шевельнулось нечто, заставившее мою магию узнать того, кто мне ее передал.

«Отрицай, – настаивали в глубине мозга последние остатки рационального мышления. – У них письма Райна. Признав себя виновной, ты впутаешь в дело Дом Ночи. Надо все отрицать».

Я собрала все силы, чтобы выжать из себя обворожительную улыбку.

– Мне кажется, вы спутали меня с…

Женщина закатила глаза. Ее магия прорвалась сквозь мои воспоминания, будто когти сквозь бумагу. Мне показалось, что череп сейчас взорвется. Сцены из прошлого вспышками проносились мимо, пока она обшаривала мой разум: цитадель Предреченной Зари, лицо моей сестры, синее небо над морем, берега Дома Тени…

А потом – он.

Женщина остановилась. Я прерывисто дышала. Меня буквально вжало в стену; ее рука крепко держала меня за горло, а я даже и не заметила, когда пальцы впились в шею. Ровная капель крови стала быстрее.

Она медленно улыбнулась.

– Ага. Вот оно. День смерти моего брата.

Ее магия пробивалась сквозь мой мозг, будто тупой нож. Она стискивала память и препарировала ее.

Принц Дома Тени был убийственно красив и смотрел на меня как на приятный сюрприз, который рассчитывал вскорости проглотить. Он разглядывал меня через весь бальный зал, а я вытирала потные ладони о золотую ткань своего нелепого роскошного платья. Десять минут назад я чувствовала себя в нем превосходно. Теперь мне было неприятно, что оно заставляет меня выделяться из толпы. А Райну и Орайе между тем ничего сказать было нельзя. Ведь так многое для них зависело от успеха этого бала…

Магия тенерожденных проникала все глубже. Голова раскалывалась от боли, лопались швы между настоящим и прошлым.

– Осторожнее, Эгретта, – предупредил мужчина; казалось, его голос доносится из иного мира. – Пока еще рано ее убивать.

Эгретта. Я уже слышала это имя. Все более или менее складывалось. В Доме Тени помимо принца была еще и принцесса. Вторая наследница престола, сестра того самого мужчины, которого я убила. Но это знание пролетело мимо, потерялось под ее атакой на мой разум. Я едва расслышала ответ Эгретты:

– Она все равно скоро умрет. Но прежде я хочу увидеть, как она это сделала.

Магия прорывалась через мои воспоминания о том бале – закончившемся налетом, когда Райна похитили, а Орайя исчезла. Магия отбрасывала образы кроверожденных стражников, которые тащат и запирают меня в темницу, – этакий подарок за благоволение тенерожденного принца.

И тут Эгретта остановилась – как раз на том моменте, когда все и произошло.

Я прижала принца к стене. Орайя стояла позади меня. Он схватил меня руками за горло. Я была зла, просто вне себя.

Этот тип забрал у меня все. Он обратил меня в животное, недостойное того, чему я посвятила жизнь. Это из-за него я потеряла свою магию. Это из-за него меня оставил бог солнца.

Когда я сжала меч, который протянула мне Орайя, у меня в мыслях была сплошь одна лишь ненависть.

Не существовало ничего, кроме ненависти, когда я пронзила клинком его грудь и давила, давила, давила, пока были силы – пока прекрасное лицо принца не обмякло…

Эгретта остановилась. Ее магия ухватилась за то изображение – ее брата в момент смерти.

Она улыбнулась:

– Бедный, бедный Малах. Как же это печально.

Но и я тоже чувствовала ее эмоции через связавшую нас нить. На самом деле Эгретта не ощущала никакой печали.

Она отпустила меня, и я, вскрикнув, осела на землю.

– Лгать бессмысленно, – сказала принцесса. – Кроме того, убив его, ты совершила поступок, полезнее которого уже вряд ли совершишь. Впрочем, не то чтобы у тебя осталось много времени для новых дел.

Я попыталась перекатиться на бок, встать на четвереньки. Но из-под юбок принцессы показалась ножка в элегантной туфельке и толкнула меня обратно на камень, острым носом воткнувшись в самые глубокие мои раны.

– Эгретта! – предостерегающе напомнил мужчина.

– Да брось. Лишняя кровь только прибавит эффекта. Отцу понравится, как мучается шпионка.

«Шпионка?»

– Я не…

– Не начинай. Я пришла только убедиться, что мой подарок и впрямь окажется достойным, прежде чем его дарить.

– Подарок?!

Слово вышло смазанным и липким. На булыжники хлынула черная кровь. Эгретта наблюдала за всем этим надменно, с легкой брезгливостью.

Я подняла глаза и устремила взгляд на незажженную свечу в пыльном фонаре.

Мне отчетливо представилось ее лицо, охваченное пламенем. Вампиры горят не так, как люди. Люди тают, а вампиры занимаются, словно сухая бумага, их кожа трескается, облезает и съеживается в белый пепел.

Каких-то несколько месяцев назад я бы запалила ее в один миг.

Но вместо этого я лишь беспомощно упала, когда Эгретта толкнула меня ногой.

– Я увидела все, что хотела, – объявила принцесса.

Ее голос угас вдалеке.

Мои дрожащие ресницы сомкнулись. Я свернулась в клубочек, защищая открытую рану в боку. В тенях затаилась смерть.

А мой бог все безмолвствовал.

Но с чего бы вдруг ожидать иного? Разве иного я заслужила?

Я теперь больше не избранная.

Свеча так и осталась холодной.

Когда я была маленькая, Сейша вечно пугала меня историями про вампиров.

– Это такие злобные твари, – говорила она. – Они больше мертвые, чем живые, и ненавидят людей, у которых есть то, чего нету у них самих. А знаешь, чем вампиры любят питаться больше всего?

Иногда, если у меня было настроение дурачиться, я превращала это в игру: «Пальцами ног! – хихикала я. – Ушами! Пупками!» Но обычно я гордо отвечала: «Кровью!» Мне нравилось отвечать правильно.

Однако Сейша медленно качала головой, и ее миленькое личико становилось трагически серьезным.

– Нет, Мише. Все так считают, но это неверно. Что им на самом деле нравится больше всего на свете – это души. Вампиры проглотят твою душу в один присест. А особенно им по вкусу души маленьких шестилетних девочек с кудрявыми волосами!

После этого она бросалась на меня, щекотала, делала вид, что чавкает у моего горла, а я хохотала до изнеможения.

Воспоминание о голосе Сейши проплыло мимо, как одинокое облачко в пустом небе, но сейчас смеяться не хотелось.

Может быть, именно об этом сестра и говорила, потому что казалось, будто мне распустили саму душу. Сны прокатывались надо мной волнами, как равномерно бьющий о берег прибой, выдергивали меня в реальность и снова жестоко утаскивали в небытие. После того как Эгретта беззастенчиво поковырялась у меня в мозгу, разворошив мысли, воспоминания сливались воедино, будто кровь, текущая из поврежденной плоти, и были такими же опасными, как и раны.

Я перестала понимать, кто я и где нахожусь. Перестала ощущать границы между прошлым и настоящим.

«Ты здесь умрешь, – твердила я себе. – Ну же, Мише, не раскисай! Делай что-нибудь!»

Но вернуться в реальность никак не удавалось. Я тянулась к солнцу, а оно награждало меня ожогами. Я тянулась к богу, а он не отвечал. Я снова погрузилась в сны.

Поначалу мне показалось, что эти руки – тоже сон.

Не знаю, сколько времени я уже так пролежала, когда надо мной склонилась какая-то фигура. Я едва была в состоянии открыть глаза, а когда все же смогла это сделать, то оказалась не в силах сфокусировать зрение. Не могла ничего разглядеть, кроме размытых теней. Меня овевал тонкий, неуловимый запах – что-то холодное и чистое, с неясным цветочным ароматом, словно бы исходившим от маков, тронутых морозом.

Кто-то прикасался ко мне. Перекатывал меня на бок, задевая раны. От этого стало так больно, что я закричала. Я ничего не видела и была очень слаба, но все-таки пыталась сопротивляться. И тут фигура прошипела:

– Тссс! Прекрати!

Меня схватили за запястья и толкнули обратно на пол.

Послышался треск ткани: мою и так уже превратившуюся в лохмотья рубашку рвали снизу доверху. Я издала было в знак протеста какой-то неразборчивый звук, но…

Чьи-то руки прижались к моему животу как раз в том месте, где была самая глубокая рана.

Я вскрикнула.

Прикосновение не ограничилось моей кожей, но проникло внутрь, заполнило легкие и заструилось по венам, словно кровь. Причем все это казалось мне совершенно естественным, как забытая мелодия, как слова песни, которые вертелись на кончике языка и вдруг вспомнились.

– Прекратите… – застонала я.

– Я же тебе помогаю.

Голос был неласковый. Ответ прозвучал довольно жестко и даже грубо. Чьи-то пальцы двигались по ранам на моем теле, а потом перешли на руку и закатали рукав, обнажив кожу. Я стонала и вырывалась – скорее, непроизвольно, потому что знала, что там можно увидеть: многолетние шрамы от ожогов – естественное наказание для вампира, практикующего магию солнца.

То были свидетельства моего поражения.

«Прекратите», – попыталась выговорить я. Но снова провалилась в забытье. Я погружалась в волны. Неизвестный гость опустил мне рукав, а к моему лбу прижалась его ладонь.

На этот раз темнота не показалась пыткой. Она была подобна объятиям.