– Его к нам в самом конце августа привезли, – пустилась в объяснения медсестра. – Имени нет. Нашли пятнадцатого числа, он лежал на шоссе, похоже, сбили и уехали. Мужчину поместили в обычную больницу, там продержали неделю и к нам перевели. Документов нет, ни имени, ни фамилии не знаем. На шее у него крест висит – значит, православный. Но надо же как-то к человеку обращаться! Полезла в святцы, решила посмотреть, чей праздник пятнадцатого августа. Гляжу – Стефан! День перенесения мощей. Ну, тут уж стало понятно, что быть ему Стефаном, пока не вспомнит, кем на самом деле является.

– Его лечат?

– Он вроде как здоров, – смутилась собеседница отца Андрея. – Анализы хорошие, КТ делали. Странно, но ни одного перелома. А сил нет. Почему? Никто не знает. Но врач предполагает, что сильный стресс так повлиял. В медицине описаны случаи, когда люди от страха или даже радости немели, иногда их даже разбивал паралич. Вероятно, подобное случилось со Стефаном. Но это всего лишь предположение, точно утверждать ничего не можем. И у нас неврологический интернат. В задачи персонала не входят поиск родственников и установление личности. Я бы очень хотела найти кого-то из его близких, но не понимаю, как это сделать.

Глава четвертая

– Ты же его знаешь, – тихо сказал отец Андрей, когда они выехали на шоссе.

– Да, – после короткой паузы ответил Василий. – В церковь, где я раньше был алтарником, ходил бизнесмен Сергей Федорович Акулов. С ним всегда появлялся Николай Петрович. Я сначала считал его охранником, потом понял, что он, похоже, помощник или секретарь. На службе они оба молчали. Когда прихожане шли в трапезную, Николай Петрович никогда к ним не присоединялся, он в автомобиле сидел, ждал Сергея Федоровича. Татуировку я у мужика случайно увидел в Крещение. У нас народ любит в проруби искупаться. Обычно ее пробивал Вадим Григорьевич, прихожанин, здоровенный мужик, спортсмен, но в тот год почему-то он этим делом заняться не смог. Вручили лом мне. Я пошел на реку, стал ковырять железкой лед, духом пал, решил, что и за неделю не справлюсь. Тут, откуда ни возьмись, Николай Петрович. Глянул на меня, хмыкнул, отобрал орудие труда и ловко так все сделал. Пока работал, вспотел, говорит: «Василий, подержите вещи – жалко их в снег кидать». Я удивился, а он живо догола разделся и в прорубь – кувырк! То-то я изумился! А он вылез, рубашкой вытерся, рассмеялся: «Чего так глядишь? Коли «окно» расковырял, надо его первым испробовать!» Я честно сказал: «Вы, пока ломом орудовали, разогрелись, потным в воду кинулись. Нехорошо это для здоровья, заболеете, не дай Господи!» Николай Петрович рукой махнул: «Отец мой меня, дошкольника, утром всегда поднимал в пять. Лето, зима, осень, весна, мороз, жара, дождь, снег, слякоть, ураган, буран, с неба камни падают – все пофигу, у нас кросс по лесу! Жили мы в Подмосковье, отец был полковником. Сначала бегаем, потом в реку прыгаем, – и опять без разницы, дождь, снег, мороз, жара, ураган, лето, зима… В воду – плюх! И проплыть надо было столько, сколько отец велел. Потом гимнастика до шести утра во дворе. Дождь, снег, мороз – все фигня! Так меня родитель выдрессировал, что до сих пор не способен расписание поменять. И я отцу теперь очень благодарен, потому что все вокруг болеют, а я – никогда. Когда в армию в восемнадцать лет призвали, я прямо в санатории оказался – вставать там надо было позже, чем дома. Друзей сразу нашел. Один из них мне татуировку сделал, он на гражданке этим ремеслом хорошо зарабатывал».

Василий замолчал.

– Что же с бедным человеком случилось, – пробормотал отец Андрей, – если он из закаленного здоровяка превратился прямо в тень?..

Василий прервал рассказ и посмотрел на Костина.

– Вот и я о том же подумал. А еще знаю, что Николай Петрович был предан Сергею Федоровичу сильнее, чем собака. Он хозяина любил, уважал, никогда бы его не бросил. Скорее сам бы погиб, чем Акулова подставил.

В комнате повисла тишина, потом ее нарушил Северьянов, наш компьютерный гуру:

– В полицию обратиться не хотите?

Светов потер ладонью затылок.

– Ну… То, что я сейчас скажу, – мои личные размышления. Если бы Акулов умер, то и Николай Петрович тогда тоже оказался бы в могиле. Я вам ранее говорил, что мы с Сергеем Федоровичем порой вместе время проводили. Едем на реку – Николай Петрович за рулем, я рядом на переднем сиденье, а Сергей Федорович сзади. В наши беседы водитель никогда не вмешивался – ну, вроде здесь мужчина, а вроде нет. Я считал его холостым. Может, была женщина, но мы никогда эту тему не обсуждали. Не касались личных тем… Еще вопросы про Акулова: кто занимался похоронами? Где тело погребли? Не ведаю. Наверное, можно как-то информацию разузнать?

Даниил застучал по клавишам, а Василий продолжал:

– Выясните, пожалуйста, куда подевался Сергей Федорович. Ни жены у него не было, ни детей. Не верится мне, что он умер. Опасаюсь, что Акулова украли, куда-то увезли и держат под замком. Помогать Николаю Петровичу не надо, я уже договорился, куда его переведут. Хорошее лечебное учреждение, там с подобными больными работают успешно.

Володя посмотрел на Василия.

– Сделаем все, что в наших силах. Составим договор и начнем.

Светов повеселел, вынул из сумки паспорт.

– Готов подписать документ. Можно внести аванс позднее?

– Предоплату не берем, – быстро ответил Володя, – все денежные расчеты – после того, как получите наш полный отчет по окончании работы.

Когда Василий ушел, Костин посмотрел на Даниила.

– Быстро только кошки рожают, – пробормотал Северьянов. – Пока могу лишь сказать, что Акулова Сергея Федоровича нет в соцсетях. Это не означает, что он ими не пользуется, вероятно, сидит в интернете под другим именем. Немало людей так поступают.

– Зачем? – удивилась я. – Если некая «звезда» имеет аккаунт «Татьяна Иванова», то это понятно, она не хочет, чтобы к ней ломились фанаты, хейтеры, да и просто любопытные. «Татьяна Иванова» открыта только для тех подписчиков, которым она разрешила вход. Но зачем подобным образом поступать простому человеку?

– Обычному пользователю нет нужды так себя вести, – кивнул Даня, – но Акулов, похоже, был совсем непрост. Ищу информацию, дайте мне время…

И тут зазвонил городской телефон, Северьянов схватил трубку.

– Да-да! Зоя Федоровна, понимаю, вы очень заняты. Спасибо, что захотели продолжить нашу прерванную беседу. Жаль человека, но что тут поделать… Да, вы правы. Спасибо. – Потом Даня положил телефон на стол. – Связался с Зоей Федоровной, главврачом интерната, о поездке в который рассказал нам Светов. Да, есть такой больной, но он в крайне тяжелом состоянии. Маловероятно, что он очнется.

– Ясно, – кивнул Костин. – Лампа, а где Горти?

– Сейчас узнаю, – пообещала я, взяла телефон и вскоре услышала: «Алло».

У меня по спине побежали мурашки. Почему я так сильно испугалась простого ответа на звонок? Во-первых, моя лучшая подруга, а теперь еще и ближайшая соседка, схватив трубку, как правило, громко произносит: «Приветик!» Во-вторых, говорит она весело. В-третьих, если не может приехать в офис, сообщает об этом заранее. А сейчас вдруг «алло», да еще таким тоном, словно в доме десять покойников.

– Как дела? – осторожно спросила я.

– Нет слов для ответа, – прошептала Гортензия. – Одна радость – Жорик улетел хрен знает куда фиг знает зачем по работе. Что делать, когда вернется, ума не приложу.

Я по непонятной причине тоже перешла на шепот.

– Что случилось?

– Она приехала, – чуть слышно сказала Горти. – Восстала из гроба Мальвина.

Тем, кто не знаком с Горти, объясню: она еще и моя тетя, правда, не совсем родная. Агнесса – так звали Гортензию до нашего знакомства – появилась на свет, когда моя мама вышла замуж за ее отца. У нас очень запутанная семейная история, которую я уже рассказывала и повторяться не хочу^[2]. Гортензия счастливо живет с бизнесменом, миллиардером Георгием Андреевичем Фроловым, которого близкие называют Жориком. Муж обожает жену, не обращает внимания на особенности ее характера. Он в восторге от любого действия супруги, готов постоянно проводить с ней время, но вынужден часто летать по стране по делам своего бизнеса. А Горти работает вместе со мной у Макса. Ее в агентстве уважают за умение нестандартно мыслить и за храбрость, правда, последняя часто прогуливается под руку с безрассудством. А еще моя родственница и подруга никогда не теряет голову, если случается некая проблема, она решает ее быстро с помощью хитрости, ума и денег.

Родители Горти ушли в мир иной. Про близких Жорика я почти ничего не знаю, считала их тоже покойными. И вдруг…

– Пожалуйста, Лампуша, прости, прости! – лепетала подруга. – Соврала ей. Помоги! Я этого не вынесу! Никакие деньги не помогут! Приехала Мальвина! Умоляю! Жду тебя в кафе у въезда в поселок!

В полной растерянности я сбросила вызов и посмотрела на Костина.

– Что? – вмиг воскликнул он. – Все живы?

Я кивнула.

– Хорошая новость, – улыбнулся Володя. – С остальным справимся. Что случилось?

– К ней приехала какая-то Мальвина, – сказала я. – Горти рыдает, слова трудно разобрать.

– Гортензия плачет? – изумился Костин.

– Да.

– Это же невозможно. Это же как рыдающий памятник железному Феликсу Дзержинскому на Лубянской площади, – оторопел Вова.

– Скульптуру давно убрали, – невесть зачем уточнила я. – Мне надо домой.

– Давай, – кивнул Даниил, – все равно пока информацию собирать буду. Звони, если что, сразу – примчусь вмиг на помощь.

– Я тоже, – прибавил Костин.

Глава пятая

Слава Богу, в кафе уже никого не было. Обычно это заведение – место сбора воспитательниц. Не путайте их с нянями. Последние занимаются младенцами и детьми, которые еще не ходят в школу. А первые – часто учительницы средних лет, нанятые для присмотра за школьниками, поэтому первая часть дня у них, как правило, свободна – воспитанники-то сидят на уроках. Но сейчас женщины поехали за своими подопечными, в заведении было затишье.

Горти сидела в углу, обнимая ладонями чашку с чаем. При виде меня она всхлипнула.

– Я ей соврала. И как мне это в мозг влетело? Перевела стрелки на тебя! Жорик не отвечает, он вне доступа. И я прямо не знаю, как ему сообщить! А кот, кот!..

Меня охватил испуг.

– Что с Ричи?

– Куда-то спрятался, – прошептала Горти. – Он Мальвину испугался.

Я уставилась на подругу. Ричи кого-то испугался? Да этот и при виде леопарда не дрогнет! Гортензия нервничает из-за того, что неизвестно кому соврала? Она всегда предельно честна с близкими людьми, а вот солгать всему остальному человечеству не постесняется…

Тем временем подруга продолжала рассказ. Говорила она путано, мне понадобилось некоторое время, чтобы разобраться.

Сегодня около полудня раздался звонок домофона. Хозяйка его не услышала, потому что сладко спала. Разбудила ее горничная Елена. Девушка сообщила зевающей хозяйке:

– Ваша свекровь прибыла.

Гортензия зевнула.

– Не верю в призраков. Мать мужа давно скончалась.

– Дама, которая приехала, представилась госпожой Фредерикой фон Гольденфельд, – зашептала Елена, – и прибавила: «Я мать вашего хозяина». Она требует впустить ее.

– Ладно, сейчас сама подойду к воротам, – нехотя пробормотала моя подруга.

Наряжаться ради прогулки от особняка до забора Горти не стала. Отчаянно зевая, она доползла до ограды.

– Вы кто? – спросила дама, которая стояла за калиткой.

А у Горти пропал голос. У ее мужа было непростое детство, вспоминать о нем Жорик не любит. Но один раз Фролов рассказал супруге, что отца своего он помнит плохо. Тот ушел из семьи, когда сын был еще в пеленках. А мать его в год шестнадцатилетия выгнала вон и вскоре вроде как скончалась. Все, больше Гортензии ничего не было известно. И вдруг! Не пойми откуда появилась свекровь!

– Ваша Капа^[3] по сравнению с ней – фея, – всхлипывала подруга. – Прикинь, она, не дав мне рта открыть, сообщила, что приехала жить к сыну, потому что ей так захотелось! Я обязана впустить ее, кормить, во всем слушаться и заткнуться! У меня дар речи пропал!