Конечно же, Калли не из праздного любопытства задала этот вопрос. Ей необходимо было выяснить, есть ли еще хоть кто-то неравнодушный, близкий к Марте, кто мог бы заняться ее похоронами… Савьер молчал который день. Калли еще надеялась, что он откликнется, но подстраховаться бы не помешало. Марта поняла это и рассказала о своей матери, даже адрес ее дала.

Мать звали Инес Бейтс, жила она недалеко от Калли, в развалине, лишь отдаленно напоминавшей дом. Калли долго-долго стучала в дверь. Какой-то мужик, видимо, сосед, проходя мимо, предупредил:

– Зря стараешься. Она только дня через три оклемается.

Калли это ничуть не смутило, наоборот, она стала еще активнее колотить, прямо-таки набросилась на дверь с кулаками, до боли, до полного бессилия. И тут неожиданно дверь отворилась. Калли не сразу смогла рассмотреть хозяйку этого убогого жилища, поскольку ее обдал удушливый смрад, вылетевший на волю. Она крепко зажмурила глаза, закашлялась.

– Ты что делаешь, а?! Ты мне дверь сломаешь, швалина ты гребаная!

Калли, наконец, открыла глаза. Перед ней стояла женщина… нет, подобие женщины, обезображенное алкоголем и развратом. Нет смысла подробно останавливаться на ее внешности и одеянии. Предположу, что гнойная смердящая язва какого-нибудь урки-сифилитика и то приятнее выглядит.

– Здравствуйте. Меня зовут Калантия, а вы Инес Бейтс, верно? – начала Калли, корчась от зловония.

– Как-как? Калантия? Какое дурацкое имя у тебя!

Калли не имела ни малейшего желания долго беседовать с этим существом, потому сразу перешла к делу, сообщив в лоб:

– Ваша дочь умирает.

– Какая дочь?

– Марта, – возвысила голос Калли.

– А… А я думала, она давно умерла.

Глупо, конечно, ждать сочувствия от этой женщины, но… В конце концов, чужие люди приходят на помощь, последние силы отдают, чтобы поддержать обездоленного, а тут родная мать и… такое бессердечие! У Калли руки чесались, как же ей хотелось тряхануть Инес, чтобы у той мозги на место встали.

– И что же ты хочешь? – продолжала Инес. – Денег на похороны? Я ничего не дам. Мне на жизнь не хватает, а на смерть тем более!

– Да как вы можете… – пролепетала Калли, дрожа от негодования.

– Как я могу? А как она могла, а? Марта твоя? – Инес достала из-за уха сигарету, закурила. – Вот что я тебе скажу: то, что с ней происходит – это расплата за предательство. Муженек мой бросил меня, детишки – Марта и братец ее, Савьер, выползок гадючий, уехали с ним… Я, видите ли, пью, такая я, сякая. Ага. Папашка их потом нашел себе новую пассию и свалил в Норвегию. Детишки решили вернуться ко мне, а я не приняла. Они отказались от меня, и я от них тоже! Квиты! Раз жить решили без меня, так пусть теперь и подыхают без меня. В чем я не права, а?! Знаешь, как они отзывались обо мне? Они говорили, что я – не человек, а разумная слизь!

– …Ну, это они еще с вами любезно обошлись.

– Чего?!!

– Будьте здоровы, Инес, – с презрением сказала Калли, уходя.

– Катись ты, сука. Калантия… Ха! Ну и имя! – верещала остервенело Инес, но, немного погодя, воззвала трагически: – Эй, подожди, подожди!!! – Калли остановилась. «Неужели одумалась? Стыдно стало?» – Дай мелочь, а, сколько не жалко. Я ведь тоже умираю сейчас. Трубы горят!

* * *

– Не приехал еще?

С мучительной мольбой уставились на Калли глаза умирающей.

– Нет… – угрюмо ответила Калантия.

– Больше не улыбаешься. Плохой знак.

Калли не могла теперь улыбаться. Савьер до сих пор не объявился, надежды больше нет. Она заботилась о Марте, не щадя себя, но той ни на секунду не становилось легче. Марта всё мечтала увидеть брата, только эта мечта и держала ее в мире живых. Вместе с тем Марте было очень стыдно, ведь столько неудобств она доставила бедной Калли! И пожить ей еще немного хотелось, чтобы с братом попрощаться, и в то же время Марта понимала, что чем дольше она живет, тем больше хлопот появляется в жизни Калли.

Да, Калли правда было непросто: жалость и огромная, неожиданная ответственность за Марту, отчаяние и недоумение вперемешку со злостью на Савьера и Инес – все это разом навалилось на нее. А еще Мэйджа нуждалась в ее помощи. Как со всем этим справиться?! Калли устала быть мужественной.

– Калли, сними, пожалуйста, этот кулончик и отдай его Савьеру, если он все-таки приедет.

Калантия выполнила просьбу девушки и прошептала срывающимся голосом:

– Не беспокойся, я все сделаю.

Марта поняла, что на самом деле означает эта фраза. «Я буду с тобой до конца. Ничего не бойся. Ты можешь на меня положиться». Слезинка скользнула вниз по впалой щеке.

– Как твоя мама?

– Восстанавливается после трансплантации.

– …Есть еще справедливость, значит. Бог жесток только ко мне.

Марта умерла под утро следующего дня. Калли одна занималась ее похоронами. Лишь несколько недель спустя Калли встретила Бейтса у могилы Марты. Он был спокоен, впрочем, как и всегда. Ни тени раскаяния не было на его лице.

– Наверное, я должна пожалеть тебя, но, извини, злость перевешивает, – не сдержалась Калли. – Как ты мог, Савьер?! Сколько раз я тебе звонила?! Она ждала тебя… До последней секунды ждала!

Савьер слушал ее молча, прикрыв глаза на мгновение.

– Скажи мне, неужели тусовки с Инеко на награбленные деньги гораздо важнее, чем умирающая сестра?

– …Инеко сбежал со всеми деньгами. Я все это время искал его… Хотел с помощью этих денег облегчить мучения Марты.

– Ей нужен был ты, а не твои деньги… заляпанные кровью! – неистовствовала Калли. – Любовь и внимание с твоей стороны облегчили бы ее мучения!

– Калли… то, что ты сделала для меня… – сказал вдруг Савьер, не отводя взгляда от могилы. – Я теперь тебе по гроб жизни обязан.

– Я это сделала ради Марты. Вот, – Калли сняла с себя кулончик покойной. – Держи. На память.

Она небрежно сунула в руки Савьера украшение – кулон в виде красной звездочки на тонкой серебряной цепочке – и зашагала прочь. Но далеко уйти Калли не смогла, до нее донесся раздирающий душу вопль. Она обернулась. Савьер все еще стоял у могилы сестры, и, сжав в кулаке кулочник, он плакал, буквально стонал от боли. Не выдержал все-таки. Не выдержал! Калли охватила невыразимая жалость к Савьеру, не смела она уйти, оставить его наедине с таким огромным горем. И вот уже через несколько секунд Савьер оказался в ее объятиях.

Позже Калли поняла, что вовсе не жалость ею управляла тогда, а любовь, с новыми силами яростно вцепившаяся в ее сердце.

Глава 3

Стоит еще раз напомнить, что одной примечательной особенностью Никки Дилэйн была ее способность к быстрой адаптации. Вот и теперь, находясь под стражей, она ловко освоилась: уже и с надсмотрщиками держала себя панибратски, и с инспектором – Властой Пэкер, что взялась за ее дело, – вела фривольные беседы. Шок прошел, и вместе с ним страх, сковавший Никки в самом начале ее существования в роли арестанта. А чего ей бояться-то? Она не виновата, ее арестовали по ошибке. Совсем скоро эти болваны в форме во всем разберутся и отпустят ее. Потом будет что вспомнить и рассказать знакомым, ха! Никки и тюрьма – любопытное сочетание! Надо немного потерпеть, и все. Еще чуть-чуть…

Но вот неделя прошла, месяц… два. Лето уже почти кончилось. А ее всё держат тут, допрашивают целыми днями да новые зацепки находят в деле…

Очередной допрос. Никки уже не так весела и активна, но все еще верит в благоприятный исход для себя. Власта села напротив и протянула Никки стаканчик с кофе.

– Бери, не стесняйся, – простодушно сказала она. – Я купила специально для тебя.

– …Спасибо.

Никки взяла стаканчик, глубоко вдохнула – горячий аромат свеженького кофе напомнил ей о свободе, о спокойном утре, завтраке в одиночестве, предвкушении задорного дня… Но вот эта мерзкая, отекшая женщина, что сидит напротив и пытается играть роль этакой простенькой, справедливой овечки, сделала так, что привычный уклад жизни Никки остался лишь в воспоминаниях. Испоганила эта женщина ее солнечное лето, разрушила едва-едва возродившуюся идиллию в ее семье… Кофе она ей принесла! Какая забота!.. Или же нет, это очередная пытка, болезненное напоминание о той жизни, в которую Никки уже никогда не вернется. Все друзья и, возможно, даже родственники считают ее виновной. И чем дольше она находится за решеткой, тем прочнее становится убеждение всех в том, что вина целиком и полностью принадлежит ей.

Все эти мрачные размышления довели Никки до исступления. Не вполне владея собой, она сдавила стенки стаканчика и направила его в сторону Власты. Стаканчик под таким давлением «выплюнул» крышечку, и все его горячее содержимое оказалось на груди инспектора. Власта резко вскочила, даже стул ее упал. Покраснев, вспотев и мыча от боли, она стала обмахивать себя.

– Ой, извините, Власточка, дорогая! – затараторила Никки. – Руки дрожат! Спросонья всегда так. Вы не обожглись?

– Нет… – еле-еле придя в себя, ответила Власта. – Все в порядке.

– Слава богу!

Никки сразу выдала себя ехидной улыбочкой, чем разозлила Власту. Та достала пачку сигарет, поставила ногу на опрокинутый стул, элегантно закурила.

– Да вы оборзели! Разве вам можно курить здесь? – не смогла смолчать Никки.

– В данном случае, думаю, можно.

– Фу, я сейчас задохнусь! Все нормальные люди уже давно перешли на электронные.

– Я привыкла убивать себя классическим способом.

– А, вон как! – и Никки рассмеялась. Чем был вызван ее смех – для нее самой осталось загадкой. Скорее всего она уже дошла до критической точки своего нервозного состояния. Надоел ей весь этот театр абсурда. Более того, ей даже вдруг захотелось и впрямь убить кого-то, чтобы теперь ее пытали и судили справедливо.

– Ты удивительный человек, Никки, – с тайным злорадством уставилась на нее Власта. – Редко встретишь такого веселого подследственного.

– А что мне, плакать, что ли? Хотя да… если долго смотреть на вас, то точно плакать захочется. А потом и удавиться.

– Давай перейдем к тому моменту, когда мы только-только познакомились с тобой, – неожиданно перешла к сути Власта. – Я спросила тебя: «Как прошла твоя встреча с Элаем?», ты ответила, что… «отвратно» вроде, да? Затем я хотела уточнить, что же случилось, но ты увильнула от вопроса. Теперь же, Никки, тебе придется ответить, поскольку это очень важно. Почему ты поссорилась с Элаем?

Никки пожала плечами.

– Да я и не помню уже. Он, кажется, засмотрелся на зад какой-то шлюшки. Я приревновала. Пустяк.

– И из-за этого «пустяка» ты убила человека? – Власта хитро прищурилась и нагнулась в сторону Никки, дабы насладиться в полной мере ее реакцией.

Никки, конечно, была больно уязвлена, но демонстрировать это не стала.

– Солнце, бабочка, стручок. Хрен бульдожки с ноготок.

– Что за бред?! – возмутилась Власта и тут же позу поменяла: убрала ногу со стула, выпрямилась.

– Ну вы же несете бред про то, что я убила Элая, вот и я решила подыграть вам, ляпаю что бог на душу положит. Что вам не нравится? – с язвительной усмешечкой спросила Никки.

Власта нервно потушила сигарету о стену и подошла к Никки. Та отвернулась от отвращения: мало того, что от инспектора пахло куревом, так еще к этому запаху примешивались нотки застарелого пота и дешевого дезодоранта.

– Ты все еще надеешься на чудо? – с какой-то извращенной ласковостью обратилась Власта. – «Я выкручусь! Я обязательно выкручусь! Я ведь прекрасно умею это делать». Так ты думаешь? Ох, Никки, чуда не будет. Ты все равно ответишь за это преступление. Пусть ты сейчас не стремишься к сотрудничеству со мной – ничего страшного. Я готова к бесконечным допросам. Так или иначе я добьюсь правды от тебя. – В следующую секунду Власта приблизилась к Никки практически вплотную и стала нашептывать ей: – Перестань сопротивляться, себе же хуже делаешь. Будь смелой… как тогда, когда ты убила Элая и наблюдала, как он истекает кровью. На такое требуется очень много смелости, не правда ли?