– Соня, – перебил спокойно. – Хочешь… спорить будем потом. Сейчас у тебя есть работа: перепроверить все шаблоны, поднять изменения по базе, подготовить корректировки. Справишься?

Она кивнула.

– И ещё, – добавил. – Выговор мы тебе оформим. Лёгкий. Не потому что я хочу «наказать», а потому что так работает система. Но увольнять тебя никто не будет. Пока я здесь работаю – точно.

Она некоторое время просто смотрела на меня. Я почувствовал, как броня внутри даёт трещину ещё раз. Да, чёрт. Но назад уже не отмотать.

– Почему? – тихо спросила она. – Вы же могли… ну… «снять проблему».

Я пожал плечами.

– Потому что я не хочу играть в игры, где людей выбрасывают при первом косяке ради красивого отчёта, – сказал. – Я знаю, каково когда тебя выкидывают из жизни ради чужого удобства. И не собираюсь повторять это в клубе.

Она тихо фыркнула.

– Это вы сейчас про бывшую жену? – спросила. – Или про налоговую?

– Про всё сразу, – ответил.

Мы оба одновременно усмехнулись. Нервно, но уже как-то по-нашему.

Она вышла из переговорки первой с папкой, ноутбуком, своим упрямством. Я задержался, собирая бумаги.

Выходя в коридор, я заметил её у стеклянной стены, ведущей в зал. Она стояла, смотрела, как кто-то тянет штангу.

Она думала, что я не замечаю. Но отражение в стекле выдало всё: чуть прикушенная губа, тёплые глаза, быстрый вдох, когда я подошёл ближе.

– За работу, Блинова, – сказал я привычным тоном, не останавливаясь рядом.

– Есть, – ответила она.

Голос был ровный, но в отражении я увидел, как она проводила меня взглядом. Долго. И уже не так, как в первый день с колбасой.

Глава 12

Соня

В офисе давно стемнело. Мониторы светятся как маленькие аквариумы, в которых плавают цифры и усталость. Коллеги уже разъехались, принтер молчит, даже Таня не шуршит под столом – она первая сбежала, как только налоговая ушла.

Я одна. Я и оборотно-сальдовая.

Закрываю последний файл, чувствую, как глаза песком посыпало. День был тяжёлый: проверка, HR с её «кадровыми решениями», звонок владельца… и Кирилл, который внезапно сказал: «Ответственность на мне. Блинова остаётся».

Это «остаётся» до сих пор стоит где-то между лёгкими. Как будто меня провели по краю пропасти, показали низ и оттащили обратно.

Я выключаю компьютер, собираю вещи и понимаю, что не хочу сразу уходить. Внутри слишком много невыговоренного. И, да, если честно хочется увидеть его. Просто убедиться, что он настоящий, а не плод моей фантазии, которая решила нарисовать себе идеального начальника-защитника.

Захожу в зал за водой. Там почти пусто: уже поздний вечер, крайние тренирующиеся добивают свои подходы. Свет приглушённый, музыка тише, чем днём. Дорожки мигают цифрами.

Кирилл стоит у стойки у тренерской, просматривает какие-то листы. В спортивной футболке, без пиджака. Плечи расслаблены, но в лице всё та же концентрация.

Он поднимает глаза. Замечает меня сразу.

– Поздно, Блинова, – говорит. – Бухгалтерия спать не хочет?

– Бухгалтерия сначала чуть не лишилась работы, а потом спасала свою жопу корректировками, – вздыхаю. – Сейчас бухгалтерия хочет выкинуть мозг на помойку и съесть свой секретный эклер.

Задерживаюсь. Добавляю:

– Но сначала воды.

Иду к кулеру. Чувствую его взгляд в спину. Наливаю воду, пью, и тишина вокруг вдруг становится странно громкой.

– Как ты? – спрашивает он.

Я качаю бутылкой.

– Чуть менее дырявая, чем полчаса назад, – отвечаю. – Спасибо, что не сдали меня в расход.

– Я не благотворительная организация, – усмехается. – Я просто знаю цену хорошему специалисту и цену системным косякам.

– Это вы сейчас мне говорите или себе? – приподнимаю бровь.

Он улыбается краешком рта. Кивает в сторону дорожек:

– Пять минут лёгкой ходьбы? Разгрузить голову. Сильно напрягать не буду, обещаю.

Я смотрю на дорожку и хочу сказать «отстаньте, я уже морально устала», но вдруг понимаю: мысль пройтись не кажется адом. Впервые.

– Ладно, – сдаюсь. – Но если вы нарушите договор и добавите мне чего-то, я официально отзову записку с батончиками.

– Записка без подписи, – напоминает он.

– Вы же всё равно по камерам посмотрели, – фыркаю. – Знаю я вас.

Он не отнекивается.

– Посмотрел, – спокойно подтверждает. – Ты ужасная шпионка, если что.

Идёт рядом с дорожкой, пока я встаю. Нажимает кнопку питания, выставляет минимальную скорость.

– Пешком немного. Сердце в комфортной зоне, – произносит.

– С моей головой вряд ли будет зона комфортной, – бурчу, но начинаю шагать.

Дорожка тихо гудит, экран показывает смешные цифры: 4,5 км/ч, пульс начинает подниматься. Зал пустеет: последняя пара уходит, тренер гасит свет в дальнем углу. Остаёмся мы, дорожки и дежурный администратор где-то на ресепшене.

Кирилл встаёт на соседнюю дорожку. Тоже включает на минималку. Идём параллельными треками, как два поезда, которые пока не решили столкнутся или будут просто ехать рядом.

Пару минут молчим. Я считаю шаги, слушаю собственное дыхание. И его. На экране рядом мигает его пульс: 72. У меня: 96. Нормально.

– Почему вы так сделали? – спрашиваю. – С налоговой. Не HR-версию, а человеческую.

Он смотрит вперёд, на пустой зал.

– Потому что я ненавижу, когда людей выбрасывают ради удобства, – отвечает.

– Но это был мой косяк, – не сдаюсь.

Мне почему-то важно, чтобы он не думал, что я сама себя считаю невинной овечкой.

– Да, – кивает. – Технический, но системный был не в тебе. Я видел, сколько на тебя вешали, как мы запускали Ярославль, как ты сидела до ночи. Система была рада пользоваться твоей выносливостью. А потом очень быстро была готова слить. Вот это то, против чего я пошёл.

– Знаете, что самое забавное? – говорю наконец. – Я всю жизнь думала, что я… ну… лишняя во всех этих «идеальных мирах». В школе с очками и книжками среди блестящих девочек-красавиц. В универе с подработкой и съёмной комнатой, пока другие летали в Турцию. На прошлой работе с цифрами и ночными авралами, пока начальство бухало на корпоративах. Я была той, кто «держит», но не той, кому место в первых рядах.

Он молчит, слушает.

– И тут я прихожу к вам, – продолжаю. – В ваш стеклянный, глянцевый, идеальный фитнес-мир, где все подтянутые, красивые, знают, сколько у них процентов жира и куда они завтра летят. И думаю: ну всё, Соня, здесь тебя точно только потерпят. В лучшем случае. Максимум не выгонят.

Вздыхаю, смотрю на свои кеды.

– Я не создана для вашего идеального мира, Кирилл. Правда. Я человек, который зажирает стресс, ругается на отчёты, ошибается. В моей вселенной всё шумно, криво и хаотично.

Улыбаюсь криво:

– А у вас всё ровно, дисциплина, гантели и эмоции по графику. Ваша броня бы у меня с первого дня треснула.

Он какое-то время идёт молча. Потом говорит:

– Ты правда думаешь, что у меня всё ровно?

– Снаружи да, – пожимаю плечами. – Я вижу мужчину, который контролирует всё: зал, людей, свой пульс, свои реакции. И даже когда у него в голове пожар, максимум, что выдаёт лицо, – чуть более жёсткую линию челюсти.

Он усмехается. Смотрит на свой экран, где мигает пульс: 78.

– Хороший комплимент, – тихо. – Но ты вчера слышала, как это «ровно» строилось.

Мы оба знаем, о чём он.

– Я построил себе идеальный мир только потому, что прежний развалился, – продолжает. – «Никаких лишних людей внутрь. Никаких эмоций, которые мешают работать». Удобно. До какого-то момента.

– До появления «рыхлой бухгалтерши» с пончиками? – подкидываю.

Он поворачивает голову, смотрит на меня.

– Не называй себя так больше, – говорит. – Никогда.

Я пожимаю плечами:

– Это не я. Так про меня пошутили в комментариях под видео.

– Идиоты, – отрезает. – Ты человек, который пришёл в чужой мир и не стал притворяться. Ты хаос, который оказался нужнее, чем идеальная картинка.

Я спотыкаюсь на дорожке, дыхание сбивается.

– Хаос, да? – усмехаюсь. – Звучит как диагноз.

– Звучит как то, чего мне не хватало, – спокойно. – Я слишком долго жил в режиме «стерильная дисциплина». Ты пришла со своими пончиками, нарезкой, багнутыми шаблонами, записками под мышкой и внезапно здесь стало… живее.

Дорожка подо мной тихо жужжит. Сердцебиение на экране – 108. Я смотрю на цифру и думаю, что это не только от ходьбы.

– Но вы же говорили… – начинаю, – что я проблема. Опасность. Рабочие отношения, всё такое.

Он нажимает кнопку «стоп» на своей дорожке. Я автоматически тоже.

– Я говорил, что проблема во мне, – поправляет. – В том, что я не умею нормально пускать людей внутрь своей системы. И что ты… – он делает шаг ближе, – оказалась единственной за последние годы, кого мне хочется подпустить к себе.

Смотрит прямо:

– И да, это меня пугает.

Я сглатываю. Пальцы на поручне вспотели.

– Меня тоже, – честно говорю. – Потому что я не хочу быть очередной «историей из зала», которую потом обсуждают на кухне. Не хочу потерять работу. И… Не хочу потерять себя, если всё пойдёт по жопе.

Уголок его губ дёргается на слове «жопа».

– Знаешь, в чём разница между нами и тем, что было у меня тогда? – тихо спрашивает. – Тогда никто ни с кем не говорил честно. Все делали вид, что «всё нормально», а потом просто правда всплыла.

Он подходит ближе. Теперь между нами меньше шага. Я чувствую тепло его тела через воздух. Он тянется руками, кладет их на поручень по обе стороны от меня.

– Соня, – говорит низко. – Я всё ещё думаю, что отношения на работе плохая идея. Что это риск для тебя, для меня, для клуба. Но вспоминаю все моменты, что были между нами и…

Он наклоняется чуть ближе.

– Я хочу тебя, – выдыхает. – Не как тренер, не как начальник. Как мужчина. И если мы сейчас в это идём – это будет наш общий выбор. Не «я тебя втянул», не «ты меня соблазнила».

Сердце на экране взлетает до 120. И да, плевать уже, тренер или начальник. Я чувствую, как внутри щёлкает решение.

– Я тоже хочу, – говорю, но голос выходит сиплый. – Уже какое-то время.

Улыбаюсь криво:

– Даже когда вы меня по запястью резинкой стеганули.

Он хмыкает. Мы стоим близко. Никто не падает, никто никого не ловит, но ощущение падения всё равно есть. Смотрит на меня так, что земля уходит из-под ног куда быстрее, чем это ощущалось в самолёте. Кирилл отстраняется ровно настолько, чтобы дать мне сделать шаг с дорожки и протягивает руку.

– Пошли, – говорит. – Я отвезу тебя домой.

В машине странно спокойно. Город за окном мигает окнами, реклама клубов, шавермы, салонов красоты. В салоне пахнет его ароматом и чем-то ещё может, моим кондиционером для волос или гелем для душа.

– Хочешь музыку? – спрашивает он.

– А вы под что ездить любите? – интересуюсь.

– Обычно под тишину, – отвечает. – После дня музыки в зале мозгу нужно выдохнуть.

– Тогда оставим тишину, – решаю.

У подъезда притормаживает. Мой дом обычная панелька, никаких тебе премиальных фасадов. Я заранее чувствую, как внутри поднимается волнa: «Сейчас он подумает: “живёт как студентка”».

Глушит мотор. Поворачивается ко мне.

Делаю вдох. Смотрю на своё окно, на подъезд, на него.

– Может, – говорю. – Зайдете в гости попить чаю? Я купила вкусный зефир, он вроде полезный.

– Не откажусь, – говорит.

Моя квартира внезапно кажется мне выставкой «Как живёт бухгалтер без социальных сетей»: пара кружек в раковине, плед на диване, ноут на столе, носки, сваленные в одном углу. Ничего криминального, но до глянцевых интерьеров как до Луны.

– Простите за бардак, – мямлю, разуваясь. – Я обычно… как-то… не жду важных гостей.

– Здесь живёт человек, – спокойно отвечает он, оглядываясь. – Уже лучше, чем в шоу-руме.

Сердце делает сальто. Он снимает ботинки, пиджак, остаётся в рубашке. Я отчаянно ищу глазами что-то, что поможет разрядить обстановку.

– Чай? – предлагаю.