Раньше казалось, что есть две опции. Выбрать себя: остаться, держаться за стабильность, считать деньги, терпеть новых начальников и PR Алины. Или выбрать его: хлопнуть дверью, уйти за ним, как героиня мелодрамы, а потом жалеть.

Сейчас родился третий вариант. Выбрать себя с ним.

Не как «хвост за мужиком», не как «раствориться в его решении», а как два взрослых человека, которые хотят быть вместе и уже от этого строить, где они и как.

Но всё это было на «чуть позже».

Сейчас хотелось просто дожить до конца рабочего дня, не расплакаться над ведомостью и не кинуться ему на шею при новом управляющем.

– Работать, – сказала я вслух. – Все. Мы ещё успеем обсудить мою личную жизнь на перерыве.

Девочки с неохотой разошлись по стульям. Но шёпот ещё стоял стеной: «я в шоке», «я тоже так хочу», «хоть бы кто-нибудь меня любил на фоне отчёта».

Я открыла таблицу, уставилась в цифры. Они некоторое время просто прыгали перед глазами.

Да. Люблю, – повторила я мысленно. – И сказала это вслух. При всех. И знаете что? Я не умерла.

Это было страшнее любой налоговой. Часам к шести бухгалтерия выдохлась.

Часть девочек уже ушла, часть допечатывала последние документы. Я сидела одна: остальные двое убежали за кофе.

Букет всё ещё стоял на моём столе. Я пару раз ловила себя на том, что нюхаю его вместо того, чтобы вбивать формулы. Уже готовилась собрать вещи и идти переобуваться, когда дверь распахнулась в третий раз за день.

– Блинова, – сказал знакомый голос. – Рабочий день окончен.

Я подняла глаза и едва не уронила мышку.

Кирилл стоял в дверях, опираясь о косяк.С таким выражением лица, что я поняла: это не «я за подписью» и не «ещё один спич».

– В смысле окончен? – автоматически возмутилась я. – У меня авансовая ведомость не закрыта, если что.

Показала на монитор.

– Видишь вот эту красную строку? Это не “окончено”.

– Ведомость подождёт, – спокойно сказал он. – А ты нет.

Он зашёл в комнату. Даже если бы кто-то остался, они бы, наверное, всё равно притворились мебелью. Но мы были вдвоём. Впервые за день.

– Ты же сам говорил, что всё надо доводить до конца, – пробурчала я. – А тут, значит, бросаем отчёт и…

Я не успела договорить.

Он подошёл, наклонился и одним быстрым движением подхватил меня. Руки под колени и под спину и секунду спустя я оказалась на его плече, как мешок с мукой.

– Ты… охренел?! – заорала я, хватаясь за его лопатку. – Кирилл! Поставь! Я тяжёлая! У меня кости плотные, я ПП мало ела в жизни!

– Нормально ты весишь, – спокойно сказал он, удерживая меня. – Я поднимал и тяжелее.

Повернулся к двери.

– Не смей меня выносить, – шипела я. – Я в кроссовках, у меня ноут… Ноут!

– Ноут не потеряется, – сказал он.

– Мне премию не начислят! – отчаянно выкрикнула я.

– Я тебе свою начислю, – хмыкнул он.

Коридор гудел.

Админ на ресепе, увидев нас, широко округлила глаза:

– Э-э…

За ресепом высунулась Таня:

– Боже, он её реально выносит!

– Это похищение бухгалтера! – пискнула кто-то.

– У нас вообще трудовой кодекс работает? – донеслось сбоку.

Кирилл шагал уверенно, не обращая внимания на комментарии.

– Куда ты меня несёшь, идиот? – прошипела я ему в спину. – Я сама могу дойти!

– Знаю, – ответил. – Но мне почему-то хочется забрать тебя именно так. Пусть все увидят, что я ухожу не один.

У поворота я краем глаза заметила Алину. Она вышла из переговорки, держа планшет. Остановилась.

В её глазах впервые за всё время я увидела не контролируемую иронию, а чистый ступор. Ну здравствуй, PR-кейс.

Я фыркнула сама себе.

– Кирилл… – выдохнула. – Если ты сейчас уронишь меня при бывшей я тебя прибью.

– Не уроню, – коротко сказал он.

И вышел с такой уверенностью, будто каждый день выносит бухгалтерш из фитнес-клубов на плече. На улице воздух ударил холодом.

Он поставил меня на ноги возле машины, придерживая за талию, пока я приходила в себя.

Мир ещё качался.

– Ты… – я уставилась на него. – Ты нормальный вообще?

– Спорный вопрос, – сказал он. – Но я точно больше не хочу делать вид, что ты “просто сотрудник”.

Он открыл мне дверь машины.

– Поехали, – добавил. – У меня дома тихо. Там можно будет говорить без зрителей.

Я посмотрела в сторону клуба.

За стеклом ресепа толпились головы половина персонала прилипла к окнам. Где-то, наверное, уже летело первое «видосик с выносом бухгалтера».

Я залезла в машину, захлопнула дверь и впервые за день выдохнула до конца.

Клуб остался позади. Впереди было хрен знает что.

Но впервые за долгое время это «хрен знает что» меня не пугало, а… будоражило.

Глава 27

Кирилл

Будильник сработал в 6:30, как будто я всё ещё должен был мчаться в зал.

Рука по привычке потянулась к телефону, открыть расписание смен, проверить, кто вышел, кого подстраховать.

Расписания не было. Ни чатов, ни рабочих напоминаний. Просто голый экран и пара личных уведомлений.

Я уставился в потолок.

Ну всё. Ты сам вышел из игры. Добро пожаловать в утро без “Pulse”.

Квартира была непривычно тихой. Не та «ранняя тишина перед сменой», а пустота – как будто весь шум, к которому я привык, остался за закрытой дверью клуба.

Телефон мигнул.

Соня:

Ты уже без будильника или всё ещё воин света, который встаёт никуда в 7?

Я усмехнулся.

Воин света, но без задачи. Придёшь вечером?

Ответ прилетел быстро.

Да. Сегодня я не бухгалтер. Сегодня просто Соня.

Часа в два дня я понял, что если буду дальше ходить по квартире кругами, как собака перед сном, то встречу вечер в состоянии «нервный идиот».

Я заставил себя заняться простыми вещами: убрать бардак, перемыть посуду, собрать в стопку старые бумаги.

Когда ты перестаёшь быть управляющим сети, очень полезно хотя бы управлять своим столом.

Открыл шкаф там стояла банка варенья от её бабушки. Поставил на стол.

Посмотрел на своё отражение в зеркале в прихожей.

Не «горячий босс». Мужик, 32 года. Без бейджика, без логотипа на груди. С нормальными плечами, обычным лицом и впервые понявший, что ему нужно.

Вот тебя теперь будут любить, – подумал я. – Не должность, не зал, а тебя.

В 18:59 я, как идиот, стоял уже у двери и слушал собственный пульс.

Ровно в семь – звонок. Я открыл.

И… да, в этот момент я окончательно понял, что всё сделал правильно. Соня стояла на пороге без формы, без офисного «я тут серьёзная».

Джинсы, объёмный свитер, волосы чуть растрёпанные, минимум косметики.

– Гражданка Блинова, – сказал я, отступая в сторону. – Проходите. У нас сегодня собрание по ликвидации “Pulse” в голове.

– Надеюсь, с протоколом, – отозвалась она, разуваясь. – Без бухгалтера вы обанкротитесь ещё на стадии ликвидации.

Повесила куртку, прошла внутрь. Мы сели на диван с чаем. В этот раз рядом, почти касаясь коленями.

– Ну что, – начал я, – как тебе клуб без меня?

– Как квартира без стен, – задумчиво сказала она. – Стоит, но сквозняк. Они сегодня официально прислали письмо с предложением филиала в Подмосковье, между прочим.

– И? – посмотрел я.

– И я его закрыла, – просто ответила. – Я не знаю пока, куда хочу, но знаю, куда – нет.

Я честно выложил своё:

– У меня пока тоже нет гениального плана. Есть список, персоналки, своя студия, маленькая, без сети. Я сегодня прикинул аренду на помещения, стало весело и страшно одновременно.

Соня усмехнулась:

– И что сказал твой внутренний командир? «Побегай ещё десять кругов и не ной»?

– Внутренний командир просит выключить его нахрен, – ответил я.

Вдохнул.

– И… да, я хочу думать про это “своё место” с тобой.

Она посмотрела прямо:

– Я не готова завтра бросить работу и открыть ИП “Соня и гантели”, – сказала. – Но я хочу с тобой думать об этом. Не как «тебе помочь», а как… партнёр.

Почувствовал, как внутри что-то устало, но довольно опустилось на место.

– Уже достаточный подарок, – сказал я. – Раньше я всё тащил один, потом делал вид, что “и так нормально”. Сейчас хочу по-другому.

Мы замолчали.

Она подвинулась ближе сама, без приглашения. Сначала на пару сантиметров, потом совсем.

Её бедро согрело моё, локоть задел мой локоть. Она опустила голову мне на плечо, как будто делала это уже сто лет.

Я обнял за плечи, притянул ближе. Телевизор был выключен, в квартире только наше дыхание и редкий шум машин с улицы.

– Кирилл, – тихо сказала она, не поднимая головы. – Я вчера сказала “люблю” не потому, что ты пришёл с букетом в бухгалтерию. А потому что, если бы промолчала, потом бы ненавидела себя. Я очень устала притворяться, что со мной всё нормально, когда мне плохо.

Провёл пальцами по её плечу, под свитером чувствовалась теплая кожа.

– Я вчера признался при всех не потому, что хотел шоу, – ответил я. – Понял, что если уйду так же, как из брака тихо, с недоговорённостями… потом сам себя сожру. Я тебя люблю. Это факт, с которым мне теперь жить. И, если ты не передумала, то с которым нам жить вдвоём.

Она чуть повернула голову, её щека скользнула по моей майке.

– Я не передумала, – просто сказала. – Боюсь, да. Но не передумала.

Она подняла голову, наши лица оказались почти впритык.

Я видел каждую веснушку, каждую ресницу. И понимал, что в этот раз это не «на фоне адреналина от перелёта в Ярославль».

Наклонился и поцеловал её. Сначала мягко, почти осторожно. Она ответила без паузы, прижимаясь ближе, цепляясь пальцами за мой ворот.

Поцелуй углубился естественно. Я чувствовал, как она тает, как плечи наконец опускаются. Как в этом поцелуе смешались все наши «сука, да что за день», налоговые, Алина, совещания, ПМС и мои выёбы про дисциплину.

Я сдвинулся, разворачивая её к себе, так, чтобы она оказалась между мной и спинкой дивана. Рука сама легла ей на талию, затем чуть ниже, к бедру, вторая провела по затылку, запуталась в волосах.

Она тихо выдохнула мне в губы и притянула ещё ближе, словно боялась, что я исчезну, если отпустить.

Свитер с неё снялся легко, она сама подняла руки, и я аккуратно стянул его, стараясь не превращать всё в борьбу с тканью.

Я провёл ладонью по её спине, чувствуя каждую линию.

Она отвечала не стесняясь. Руки скользнули по моей груди, зацепились за край майки, потянули вверх.

– Сними, – пробормотала. – Я тебя так не чувствую.

Я послушался. Майка улетела куда-то на пол.

Её пальцы исследовали меня смело, от этого внутри было не только жарко, но и странно спокойно.

Между поцелуями она умудрялась бросать фразы:

– Я до сих пор не верю, что уволилась вместе с тобой…

– Ты мне всё подпортила, Блинова, – отвечал я, – я планировал быть один и страдать красиво.

– Страдать будешь потом, – шептала она, прижимаясь бедром.

Мы как-то сами пересекли границу «диван» – «кровать». Помню только, как подхватил её на руки, она обхватила меня ногами, уткнулась в шею, смеясь, что «опять меня несёшь, но уже законно, разрешаю».

В спальне не было той спешки, как в сауне. Я видел её в полумраке настольной лампы, чувствовал под пальцами каждую мелочь, дрожь на вдохе, напряжение, когда я задерживал ладонь чуть дольше, чем нужно, и как это напряжение сменялось расслаблением.

Она не молчала, шептала моё имя, что-то вроде «ближе», иногда выдыхала «здесь, вот так», и я слушал.

Не было задачи «показать класс». Было желание: сделать ей хорошо и остаться в этом с ней, а не улететь один куда-то в туман.

Когда её пальцы вцепились мне в плечи, когда она выгнулась, зажмурилась и выдохнула что-то нечленораздельное, я понял, что вот оно ка на самом деле реагируют на близость, когда любят.