– Жители Транзабара и гости-иномирцы, каждый день мы славим наш город – средоточие счастья, любви и процветания. Мы любим наш город и желаем ему оставаться таким на протяжении многих веков. Мы помним, чем обязаны нашему городу, чтобы он всегда оставался таким. А мы обязаны избавляться от тех, кто оказался в нем нелегально. От тех, кто обманом и коварством проник сюда, чтобы сеять смуту в наших сердцах. От тех, кто поклоняется вещам, а не чувствам, кто пытается нас вернуть на этот скользкий путь. От тех, кто несет с собой оружие, единственное предназначение которого – убивать. Мы все помним участь Срагаса, который попытался защищать права нелегалов. И где теперь Срагас, спрашиваю я вас? – За стенами послышался гул. – Правильно. Срагас погиб, пустив в себя неизлечимую заразу. Высшие силы не дают тем, кто не научился любить разных людей, способности ходить из мира в мир. Но они, как чума, как ветряная оспа, все равно находят способ попасть в здоровое тело Транзабара. Но мы бдим, вы бдите, люди! И сейчас вы увидите замечательное представление избавления города от ненужной заразы. Мы вышвырнем их навсегда! Во славу нашего города!

Я понял, что за стеной тюрьмы собралась толпа людей и предстоящее событие, судя по шумной реакции, очень заводило их.

– Что значит «выш-ш-швырнем»? – спросил змей.

– Значит, депортируют, – решил я. – Не пойму только: что в этом зрелищного?

Спустя минуту мне стало понятно значение термина «вышвырнуть». На тюремной площади устанавливали катапульты. Старые, деревянные, в точности как в исторических фильмах или стратегиях. Мне все еще хотелось верить в символичность их использования. Не собирались же они стрелять заключенными! Вольдемар меня так убеждал, что здесь все умные, не в пример мне. Я бы никогда не опустился до такой извращенной казни.

Тем временем обслуга катапульт со скрипом натягивала их. По внутреннему периметру тюремного двора рассредоточились крупнотелые охранники. Хмель вышел из головы. Трясучка началась с новой силой. Неужели меня убьют таким извращенным способом, под дикий восторг толпы? А я переживал, что поплакать обо мне будет некому. Так моя смерть станет еще и развлечением для искушенной в этих вопросах публики.

– Холодно, – произнес змей и попытался уползти вглубь толпы.

Он получил по лицу ботинком от крупного быкообразного млекопитающего и отказался от своей идеи. Вернулся ко мне. Чешуя у него под глазом набухла и оттопырилась.

– Там еще холоднее, – соврал змей. – Тень от людей.

– Вот и сиди рядом, погибать – так вместе.

Мои слова услышал сосед, и его сразу же вырвало. Это запустило цепную реакцию. Блевать начали все, у кого нервы послабее. Тюремный двор сразу же превратился в тошнотворную западню. У меня самого еда поднялась к пищеводу, где держалась последними усилиями воли.

Снова загудели трубы. Их рев слился с гулом толпы. Часть охраны направилась к заключенным. Она схватила тех, кто был с краю, и потащила к катапультам. Пленники кричали и сопротивлялись. Троих бросили в ковш первой катапульты. Я заметил, что они точно были из разных миров, и это подтвердило мои страшные предположения: депортация происходит на тот свет.

Всего было шесть катапульт, и в каждую бросили по три человека (или нечеловека). Над тюремным двором и за его стенами повисла тишина. Ее нарушила усиливающаяся барабанная дробь. Шаманский ритм, видимо, приводил публику в экстаз. Вдруг дробь резко оборвалась, и в тот же момент выстрелили с секундной задержкой все шесть катапульт. Тройки, истошно крича, улетели куда-то за стены. Народ визжал от счастья. Зато оставшиеся заключенные превратились в кроликов, загипнотизированных удавом. Потеряли волю и даже не сопротивлялись тем, кто тащил их на казнь.

– Пусть нас не разделяют. – Змей обвился вокруг меня.

– Какой ты сентиментальный, удивительно для хладнокровного.

– У меня сердце горячее, – пробубнил из-за спины змей.

Еще восемнадцать человек улетели в неизвестность. Я прислушался, чтобы понять, когда они шмякнутся, но гул толпы перекрывал любые звуки. Почему смерть так забавляла их? Ответ пришел сам собой. У них не было телевидения и интернета, чтобы выпустить пар. О такой пользе развлекательных передач я не задумывался до сего момента. Потребность в зрелищах, видимо, присутствовала у любых видов иномирцев. Лучше бы они играли в «танки», чем любовались настоящей смертью.

Заключенные не пытались сопротивляться. Шли покорно на убой. Кого-то подводили ноги, и таких волокли к катапультам. Я почувствовал, как мои конечности тоже сделались ватными. Приведись сейчас бежать, я не смог бы. Будь проклят Вольдемар и его сатир, устроившие мне такую судьбу.

Крупный охранник шел в мою сторону. Я видел, как его взгляд зафиксировался на мне. Попытался уйти вглубь толпы, но она сомкнулась. Крепкие руки схватили меня и змея, обвившегося вокруг моей поясницы, и потащили к катапульте. Я почти не наступал на землю, не успевал это сделать. И не было особого желания облегчить палачам решение моей судьбы.

Меня затащили на эшафот, под которым находилась корзина катапульты, и столкнули в нее. Стенки ее были гладкими и обработанными чем-то скользким, чтобы не было возможности выбраться. В ней пахло страхом и дерьмом, причем это был один и тот же запах.

– Как сказал мне мой дед, чтобы научить человека плавать, его надо бросить в воду, чтобы научить летать – в небо. – Палач, заведующий спуском катапульты, находился в приподнятом настроении. – Первый раз сегодня буду запускать воздушного змея. – Палач заржал.

– Я ползающ-щ-щий, – пояснил змей. – Рожденный ползать летать не может.

– Еще как может.

На эшафот завели женщину какого-то кошачьего происхождения и толкнули в нашу корзину. Я попытался помочь ей приземлиться, но она сама сделала это очень ловко.

– Это несправедливо. Моей вины никакой нет, – слабым голосом произнесла она.

Палач только надул губы и отвернулся. Кошка попыталась взобраться наверх, но эволюция отобрала у нее когти. Пленница скатилась вниз и жалобно завыла.

Били барабаны, ритм учащался и становился громче. Вдруг он оборвался. Бум! Меня вжало в пол корзины космическим ускорением. Еще удар, и начался полет. Ветер бил в лицо. Я кувыркался, не успевая зафиксировать взглядом ничего, все смазалось. Ускорение стянуло змея с моей поясницы. Я подумал, что его скоро сорвет, но он смог удержаться за мою лодыжку. Кажется, змей выступил стабилизатором моего полета.

Вращение почти остановилось. Я увидел, что мы летим все так же, тройкой. «Кошка» находилась чуть впереди нас, и кажется, она была без сознания. Я глянул вниз, увидел город и тысячи любопытных горожан на крышах. Посмотрел вперед, чтобы увидеть примерное место приземления. Не увидел – впереди были одни крыши. Вряд ли кому-то понравится, если о его дом будут убивать людей. Неужели нам предстояло лететь дальше? Никакая катапульта не смогла бы зашвырнуть нас так далеко.

Впереди висели конструкции, похожие на летающие корабли, под ними находились какие-то кольца. Так мне показалось. Но когда мы подлетели ближе, я понял, что это не кольца. Это были окна, за которыми открывался вид на другие пейзажи. Порталы в другие миры, решил я. Отличная идея, как избавиться от трупов. Мы влетели в один из таких порталов. Последнее, что я запомнил, – это удар о мягкую поверхность. Однако дух из меня все равно вышибло.

Глава 3

Всё же это оказалась депортация, а не казнь. Вся троица из катапульты после непродолжительного беспамятства пришла в себя. Не считая ссадин и синяков, состояние каждого можно было считать удовлетворительным. Забросило нас на морской пляж из желтого песка. Прибой выбросил на берег потемневшие коряги и пучки зеленых водорослей. Небо со стороны моря заходилось тучами. Густой лес, окаймляющий полосу берега, шумел под набегающими порывами влажного ветра.

– Что скажете, жертвы кораблекрушения? – Я огляделся по сторонам.

– Как мы здесь оказались? – спросила женщина-кошка. – Я ничего не помню.

Она положила мягкую лапу себе на голову. Жест был вполне человеческим.

– Нас забросили сюда катапультой. Могли и не сюда. Я думаю, что все зависело от аэродинамики забрасываемой жертвы. Какой-нибудь бегемотик попал бы в другой мир.

– Я не понимаю, – призналась кошка.

Я заметил, что хрящ на одном из ее острых ушек сломался. Ухо не хотело держаться прямо.

– Нас забросили в один из порталов, – пояснил змей. – Их было очень много.

– Какой бред. Как в это поверить? – Ушки кошки безвольно опустились.

Она зачерпнула лапой песок и высыпала его. Ветер раздул его струйку.

– Как вы думаете, этот мир уже занят кем-то? – спросил змей.

– Ты спрашиваешь про разумных существ, таких, как мы? – Я понял, что в первую очередь мне тоже интересно именно это. И почему-то я хотел, чтобы их здесь не было. – Если это будут какие-то разумные пернатые, то нас точно определят в зоопарк.

– Или препарируют, – пессимистически предположил змей.

– Надо уходить в лес, – предложила кошка. – Мы здесь слишком на виду.

– Что-то эта фраза отдает партизанщиной. – Мне стало смешно. Я попытался засмеяться, но мое лицо, потрепанное последними событиями, болезненно сопротивлялось этому. – Вот у нас отряд: человек, кошка и змея.

– Прошу прощения, человек, обезьяна и змея, – поправила меня кошка.

– Вы оба неправы. Человек, обезьяна и кошка, – внес свою поправку змей.

Это было логично: каждый из нас в своем мире был человеком – доминирующей формой жизни.

– А млекопитающие, похожие на вас, вымерли у нас много миллионов лет назад, – признался змей. – Я видел только реконструкции внешнего облика и скелеты в музее.

– И что, похоже? – поинтересовался я.

– Не совсем. На вас нет чешуи, и вы другого цвета.

– Приехали. Вся эволюция коту под хвост. – Я выругался, но вдруг осекся – из-за реакции кошки. – Я хотел сказать: так необычно, что млекопитающие, более сложные организмы, чем пресмыкающиеся, вымерли раньше.

– Ничего подобного. Мы более приспосабливаемая форма жизни. Нам не требуется столько энергии, как вам, для поддержания постоянной температуры тела. Ваш вид вымер с голоду после того, как упал астероид.

– У нас все произошло с точностью до наоборот. Да и как можно быть более приспособляемым без рук?

– А как можно выжить таким неповоротливым, как вы?

– Хватит! – Кошке надоело слушать перепалку между представителями разных видов. – Сейчас оба вымрете, как лишняя ветвь эволюции.

Мы со змеем замолкли. Со стороны моря приближалась стена дождя.

– Быстрее в лес! – предложил я и первым направился под его сень.

Змей, ловко извиваясь, полз рядом со мной, только кошка почему-то медлила.

– Давай за нами, кис-кис! – Последнее сорвалось автоматически.

– Идите, я вас догоню, – крикнула кошка. – Мне надо… в песочек.

– Да уж, некоторые вещи эволюции неподвластны, – сделал вывод я, укрывшись под деревом с широкими длинными листьями, похожими на пальмовые.

– А что она имела в виду? – Змей не понял про песочек.

– Это наши млекопитающие секреты, – уклончиво ответил я, не желая распространяться перед пресмыкающимся о своей физиологии.

Громыхнул гром, и сразу полил дождь. Лес зашумел под его тугими струями. Кошка забежала под дерево, полностью промокшая. Она зябко передернулась всем телом, обдав нас брызгами. В воздухе запахло мокрой шерстью.

Дождь лил полчаса и, кажется, совсем не собирался заканчиваться. Под наше укрытие потекли ручьи, не успевающие просачиваться в песок. Змей забрался на ствол дерева, обернулся вокруг него и замер, наслаждаясь сухостью и комфортом. Мне пришлось найти поваленный ствол и забраться на него, чтобы не намочить ноги.

– Давай тоже, – предложил я кошке, стесняющейся занять место рядом со мной.

Она грациозно расположилась рядом, усевшись по-кошачьи. Я посмотрел на ее шерсть в мокрых сосульках и улыбнулся.

– Что? – поинтересовалась она.

– Ничего. – На самом деле я подумал про «мокрую киску», но мои идиомы вряд ли будут ей понятны. Потом решил предложить ей снять одежду и просушить, но постеснялся. С одной стороны, у нее была шерсть, прикрывающая наготу, но с другой – ей, как разумной женщине, должна быть свойственна стыдливость. Почему-то я был уверен, что это качество у нее есть обязательно. – Не скажешь, у вас в домах мыши водятся?

– Мыши? – Вопрос ее удивил. – Некоторые держат, декоративных. Почему спросил?

– Ну, у нас кошки охотятся на мышей.

– Как охотятся? Как на дичь?