Сначала подкосились девки: глаза закатились, повалились на асфальт, как куклы. Ворон – тот и вовсе не успел шевельнуться, его-то просто дожали сверху. Я ещё держался. Силы уходили рывками. Ноги ватные, язык еле ворочается, пальцы словно чужие.

Я пытался сопротивляться. Шагнул, махнул рукой, но тело не слушалось. В груди разлилась свинцовая тяжесть. «Что за хрень… Кто вы такие?» – слова застревали в горле.

Двое бойцов схватили меня под руки, ещё двое – за ноги. Легко, будто мешок, закинули в нутро фургона. Туда же затащили и женщин, и громилу-Ворона.

Двери грохнули, захлопнулись. Машина рванула с места, унося нас прочь от бара.

Я, с трудом разлепив глаза, видел только размытые силуэты в темноте салона. Голоса доносились будто сквозь толщу воды: гулкие, низкие, обрывки фраз, ни одного слова толком разобрать. Голова будто с трудом держалась на шее, но сон не приходил, я с ним боролся изо всех сил – только дикая слабость и тягучая темнота по краям сознания.

Я напряг слух и разобрал слова.

– Он не вырубился… – сказал один, хрипловатый, недовольный. – Как это может быть? Дозы хватало и на слона.

– Нужно было увеличить… – отозвался другой, более спокойный, с металлическими нотками. – Сейчас отключится.

Я чувствовал, как меня качает из стороны в сторону, как железо гудит под машиной. Каждое слово отдавалось в голове гулким эхом, словно говорили в пустую бочку.

– Сейчас я сделаю ему инъекцию, – произнёс третий голос. Спокойный, уверенный.

И вдруг… кольнуло внутри. «Почему голос мне кажется знакомым?» – мелькнула мысль, последняя ясная искра сознания.

Я пытался ухватиться за неё, дотянуться, но куда там – туман в голове неумолимо сгущался.

Нельзя было уже ни додумать, ни понять. Мгновенный провал. Как будто выключили свет.

Щёлк! И пустота…

Глава 5

Я слышал шум – ритмичный и гулкий, будто вертолётные винты рубили воздух где-то надо мной. Потом металлический лязг, какие-то глухие удары, словно по рельсам били ломом. Слышал голоса. Старался открыть глаза, но веки не слушались. Словно оказался в тягучем, тяжёлом сне, когда понимаешь, что надо проснуться, а тело не подчиняется.

Даже когда меня поднимали, я ощутил, как схватили за руки, за ноги и понесли. Потом бросили на носилки с жёстким каркасом и провисшей тканью. Хребтом сразу прочувствовал каждую жёсткую перекладину снизу.

Странное было ощущение: если меня накачали седативным, я должен был бы быть в отрубе. Но, несмотря на невероятную тяжесть, словно я лежал на дне морском, сознание не уходило окончательно. Оно выхватывало то запах, то звук, то обрывки чужих фраз.

«Значит, организм после тех двух инъекций в клетке Ландера стал другим», – мелькнуло в голове. Видно, что-то во мне изменилось.

Я всё лежал, и вот сознание вернулось полностью. Под лопатками чувствовался жёсткий настил, словно я лежал на полу камеры или на старых тюремных нарах, без матраса. Запахи били в нос. Пот, кислый страх, немытые тела. Сырость. Всё это до боли напоминало камеры ИВС девяностых, когда на условия содержания никто не смотрел. Вонючие конуры, куда загоняли десятками.

Я собрал остатки сил и ещё раз попробовал открыть глаза. На этот раз получилось.

– А! Очнулся, – проскрипел сверху старческий голос. – Гляньте, люди добрые, молодой проснулся, наконец. Я уж думал, копыта откинет, прости господи.

Надо мной склонилось лицо – щетинистое, в морщинах, с огромным носом в красных прожилках. Глаза блеклые, но добрые. Дед в морщинах, будто трещинах времени. Натуральный такой, из тех, что по деревням на завалинках сидят.

Я приподнялся на локте, отрывая спину от жёсткой доски, и почувствовал, что лежу на дощатом настиле, напоминающем нары.

Осмотрелся. Длинный серый барак, стены из толстых потемневших брёвен, окна мутные, стекло покрыто грязью и паутиной, а поверх всего – ржавая решётка. Полумрак. Воздух тяжёлый.

Вокруг толпились люди, немало – человек десять или около того. Сгрудились, ждали, когда я очнусь.

– Максим! – вскрикнула Оля, проталкиваясь через плечи и локти, даже отодвинула старика, который стоял ближе всех. Она присела рядом, положила ладонь мне на лоб. – Как ты себя чувствуешь? Ты дольше всех был в отключке.

– Чтоб он вообще сдох! – раздалось сбоку.

Голос знакомый и злой. Это был Ворон. Он стоял чуть поодаль, с перекошенной от злости физиономией, прижимая к себе свою блондинку Лизу.

– Это из-за него мы сюда попали! – шипел он, ткнув в мою сторону пальцем.

– Цыц, лысый! – воскликнул старик с носом-картошкой, подняв руку. – Попали мы все, потому что нас захватили, Ирод так захотел, нехристь! Все мы из разных уголков, одному чёрту известно, почему именно мы очутились в этой тюрьме посреди тайги!

Оля тем временем протянула мне ковшик. Старый эмалированный ковшик, посеревший, с исцарапанной поверхностью и сколом на боку.

– Попей, Макс. Тебе больше всех нужно. Похоже, тебе вкололи дозу больше, чем всем остальным. Ты был самый крепкий, вот они и нагрузили тебя по полной.

– Они? – прохрипел я, сделав глоток и чувствуя вкус ржавой воды. – Кто они?

Старик прокашлялся в кулак.

– Меня зовут Ефим, – сказал он. – А ты, значит, Максимка у нас. Если бы мы знали, кто «они»… У всех история одна. Выстрел из хитрого ружья – бац, и вырубаешься. Как скотину отстреливали. Кого на улице ночью поймали, кого из дому выволокли.

Он перевёл дыхание, глаза его блеснули.

– Меня вот в посёлке прихватили, когда я от Зинки ночью возвращался. Только и понял, что щёлкнуло рядом, и всё… темнота. А для чего мы здесь – никто не знает.

Я подумал про себя: похоже, именно я знаю, для чего мы все здесь. Но вслух пока говорить не стал. Слишком рано панику разводить, неизвестно, как народ отреагирует. Я никого из них не знаю, если не считать Олю. Ну и Ворона с Лизой с натяжкой можно назвать знакомыми мне людьми. Но, так или иначе, все они – гражданские люди, не привыкшие встречать коварных злоумышленников и выбираться из подземных лабораторий.

Уверен, что всё это – работа Инженера. И если он собрал нас в этом бараке, значит, грядут какие-то эксперименты. Для чего ещё было нужно тащить всех этих людей сюда?

Я медленно обвёл взглядом присутствующих. Кроме Ворона с его Лизой, Ольги и старика Ефима, здесь были ещё люди.

Трое.

Сначала бросилась в глаза немолодая парочка – муж и жена. Сомнений не оставалось: они вместе прожили не один десяток лет. И даже внешне стали походить друг на друга – как это бывает у супружеских пар с опытом. Они сидели, жались друг к другу на деревянном настиле, словно два попугайчика-неразлучника. Только не миловались, а цеплялись друг за друга, стараясь хоть как-то один другого успокоить. Но милого в этой картине не было ничего. Обстановочка не та, далеко не романтик.

Мужичок – интеллигент с виду, седая бородка, очки, на нём мятая тройка, грязная, местами с пятнами. Пиджак висел мешком, рубашка давно требовала стирки. Этакий доцент, вырванный прямо из аудитории и заброшенный в эту вонючую конуру. Женщина рядом гораздо моложе его – лет сорока, может, чуть больше. Слишком мягкая, рыхлая на вид, будто бесхребетная. Лицо раскраснелось, глаза опухли от всхлипов, она буквально расплывалась у него на плече, пряча туда своё отчаяние. Полной её не назовёшь, скорее, наоборот – стройная для своего возраста, но сломанная вся, отчего и смотрелась бесформенной. Муж держался чуть крепче, не плакал, но в глазах плескалась та же безнадёга. Оба выглядели так, будто у них из-под ног вырвали землю.

А ещё здесь был один молодой. Парень лет двадцати, может, чуть больше. В модном прикиде, правда уже истрёпанном, с грязными пятнами. На шее – татуировка, какой-то непонятный орнамент.

Ха! Сначала показалось, то ли гжель, то ли хохлома – узоры такие, замысловатые. Я усмехнулся про себя: новомодная ерунда, не шея, а будто сервиз расписной.

Он держался вызывающе: ходил туда-сюда по бараку, посасывал электронную сигарету, выпуская вонючий пар. Смотрел на всех свысока, будто здесь один он – король. Взгляд говорил: «Кто вы все такие? Что за лохи? И какого хрена я тут с вами делаю?»

На запястье у него блестели часы – явно дорогие, брендовые. А кроссовки… мой взгляд профессионально зацепился за них, сработала обычная привычка опера: отмечать детали. Обувь дорогущая, пара таких стоит, как моя месячная зарплата, наверное.

Пока я на него смотрел, окончательно пришёл в себя, голова прояснилась, мышцы отпустило, и я смог уже толком подняться и сесть на жёстком настиле.

– Зачем нас сюда привезли? – спросил я деда Ефима. – Где мы?

– Ты, сынок, спрашиваешь о том, на что мы и сами ответов не знаем… – махнул тот рукой.

Он обвёл рукой барак.

– В посёлке мы. Старый, советский ещё, много лет заброшенный. Здесь то ли геологи жили, то ли бурильщики. От них остались бараки да склады. Мы вот в одном таком бараке. Я уже сбился со счёта, сколько тут нахожусь. Может, неделю, может, две.

– А нас четверых как сюда доставили? – уточнил я. – На чём? Мы далеко от города?

Старик хмыкнул:

– Смотря от какого города. Нет тут городов, сынок. Сибирь-матушка. Тысяча вёрст тайги.

– Но как же…

– Глянь, – кивнул он в сторону окна.

Я подошёл, выглянул сквозь решётку. За мутным стеклом и ржавыми прутьями открывалась картина: площадка из старых бетонных плит.

– Вон там, – сказал Ефим. – Вертолётная. С неё и вас сегодня выволокли. Вертухаи в масках притащили.

Я оглядел посёлок. Заброшенный, мёртвый. Чёрные каркасы покосившихся строений, остовы складов, пустырь. Ни дыма, ни движения. Всё выглядело так, будто сюда десятки лет никто не совался, и только в эту конуру кто-то время от времени свозил пленников. А кругом тайга.

– А вырваться? – спросил я.

– Никак, – вздохнул старик. – Стекло разобьёшь – на холоде сами тут околеем. Ты видал, какие решётки? Мы пробовали. Только стекло и получилось разбить, а решетки, что кремень. Два дня продувало, пока новые стекла вставили. А чтоб вставили – мы ещё умоляли их.

– Кого умоляли? – важна была каждая деталь.

– А кого тут увидишь. Приходят в масках. Все в чёрном, с автоматами. Как бесовы дети. Ни слова лишнего не говорят, только команды выдадут, и всё.

Я заметил перегородку у дальней стены, где был выведен деревянный короб.

– Там что?

– Отхожее место, – пояснил Ефим. – В углу умывальник. С голоду не сдохнем: кормят два раза в день. Похлёбка – похуже лагерной баланды, иногда тушёнка, макароны. Вот и всё.

– А ещё что? С вами что-то делают?

Я не успел договорить – перебил Ворон.

– Слышь, ты мент, что ли? – зло выкрикнул он. – Всё допытываешься? Для кого стараешься? А?

Я посмотрел на него в упор. Злость в нём буквально кипела, и понятно почему: во-первых, я вырубил его при всех. Во-вторых, теперь он считал, что в этой «яме» оказался именно из-за меня. Лиза держалась тише воды, ниже травы, хоть и жалась к нему, а вот сам здоровяк всё время косился зло.

– Тебе не хватило, что ли? – проговорил я спокойно, но грозно.

Ворон зло сплюнул на пол, но дальше не полез. Видно, помнил, чем закончилась наша последняя встреча.

Да и мне разборки были ни к чему здесь. Тут поважнее намечалась проблема – общий плен, мать его. Неволя с неясными перспективами.

Так что нужно было соображать, а не характерами мериться.

Оля держалась близко ко мне. Видно было – испугана, но не истерила, вела себя адекватно и разумно. Умничка. Она прислушивалась к нашему разговору с дедом, старалась всё запомнить, будто понимала, что это знание ещё пригодится.

А вот мажорчик… Парень в дорогих кроссовках, с наколкой на шее и часами явно боялся и не скрывал этого. Ходил туда-сюда, как зверёк в клетке, плевал на пол и шипел: