Добравшись до комнаты, я скинула одежду и рухнула на кровать, но сон никак не шёл. На барабанные перепонки давила тишина, вынуждая вслушиваться в каждый шорох за стеной.

Попробовала считать овец – остановилась на пятьсот двадцать пятой.

Уши ловили малейшие звуки – отдалённые голоса с первого этажа, пение ночных пташек за окном и даже стук собственной крови в висках!

Мне упорно казалось, что в любую минуту, несмотря на поздний час, ко мне могло явиться руководство академии в полном её составе. Обвинить в бесстыжем обмане и оправить в городскую тюрьму, прямо в лапы дяди Гаретта.

Пришлось сменить тактику. Начала вспоминать по пять слов на каждую букву алфавита и ура! Сон накрыл меня тяжёлым, ватным одеялом.

И в этом кошмаре декан Гримстон с победной ухмылкой выбивал дверь голыми руками. За ним возвышался ректор Морт с перекошенным от гнева лицом, который держал за ухо зарёванную Мэделин.

А позади маячил Гаретт в обнимку с той девицей, вдобавок рядом топтались его дядя и целый отряд городской стражи!

Конрад тыкал в меня пальцем и смеялся так, что его лицо исказилось до неузнаваемости, а смех постепенно превратился в мерзкий звук будильника. Я в ужасе подскочила, чувствуя, как подушка и простыня под мной пропитались выступившей на теле испариной. Несколько секунд ошалело осматривалась по сторонам.

Жилка на шее пульсировала так, что казалось, вот-вот прорвёт кожу. Сердце грозилось проломить рёбра, а в голове царил полнейший хаос.

Сделав глубокий вдох, я хрипло пробормотала:

– Это сон. Всего лишь дурной сон. Я не знаю, выдала ли меня Арья, так чего переживать заранее? Это же ничего не изменит.

Не переставая себя успокаивать, я поплелась в душевую, куда уже подтянулись десять таких же заспанных девиц.

Капли воды барабанили по коже, смывая остатки кошмара, но не тревогу. Запах простого мыла с едва уловимым ароматом щекотал ноздри. Так и не дождавшись Арьи, я отправилась на утреннее построение, на ходу поправляя спортивную форму – ткань неприятно липла к не до конца обсохшему телу.

Первой парой значилась физическая подготовка и на площадке нас уже ждал декан.

Гримстон выглядел так, словно всю ночь активно праздновал, а потом, не сомкнув глаз, явился на площадку. Щёки и подбородок покрывала щетина, а под усталыми глазами с сеточкой красных сосудов залегли серо-голубые тени.

Предчувствуя неладное, я заранее сбавила шаг, пристраиваясь последней за той девчонкой с короткой стрижкой. И только встав в шеренгу осознала, что нас осталось всего пятнадцать человек.

Декан окинул нас совершенно нечитаемым взглядом и рыкнул так, что голова сама собой нырнула в плечи:

– Строиться! Живо!

После нескольких секунд суеты мы замерли, и он хрипло процедил:

– Я думал вас будет меньше, но вы совершенно не хотите меня порадовать. Ладно, сами напросились, мои отчаянные.

"Отчаянные" заметно напряглись. Я осторожно скосила глаза в сторону и увидела, как у соседки справа дрожит закушенная верхняя губа. Но если она так боится Конрада, почему не стала переводиться?

А Гримстон лишь распалялся:

– У меня для вас есть две новости. Хорошая и плохая. – Он, поморщившись, растёр глаза и с трудом сдержал зевок. – Даже две хороших. Первая из них – я дам вам выбрать, с какой мне начать. Ваши варианты?

Глава 15

Мы с девушками тревожно переглянулись, наученные горьким опытом. С ответом, естественно, никто не торопился. Воздух сгустился и задрожал от общего напряжения.

По усталому лицу декана с печатью бессонной ночи, скользнула ехидная ухмылка, обнажив крупные белые зубы. Бьюсь об заклад на родительское наследство – наша общая растерянность была для него маленькой и очень сладкой победой.

– Правильно, – хрипотца Конрада звучала почти приятно, как мягкий шорох осенних листьев. Видимо, мы своим молчанием попали в точку. – Когда говорит мужчина, женщины не лезут, а покладисто молчат с улыбкой, навострив хорошенькие ушки. Так вот, хорошая новость – вас здесь меньше, а значит, моя тактика сработала. Умницы-разумницы поняли, что здесь, в моём собственном королевстве, им нечего ловить и перевелись на другие факультеты, более подобающие их слабому, нежному полу и положению.

В горле ощущался тошнотворный привкус желчи. Ногти что есть силы впились в бёдра, чтобы не выдать моего бурлящего возмущения.

Вот же женоненавистник!

Слабый пол? Его собственное королевство?

Да он самый настоящий козёл!

Ноги моей здесь не было, если б…

– А это событие действительно стоит того, чтобы его как следует отметить, – отвратительно приятный баритон декана вторгся в мои мысли.

Так вот почему он похож на потрёпанное умертвие? Праздновал, небось, всю ночь в трактире.

Коротковолосая девчушка рядом со мной подняла дрожащую руку и тихо спросила:

– Простите, декан Гримстон, а почему эта новость для нас хорошая? Это же они ушли.

Конрад вперил в неё такой убийственный взгляд, что я удивилась, как бедняжка не упала замертво к его ногам! Не знаю, как она, но у меня меж лопаток пробежался мерзкий холодок.

А зарвавшийся декан хмыкнул и погладил ладонью её голову с таким снисхождением, что захотелось пойти помыться.

– Это значит, мои дорогие прелестницы, что вас стало меньше, а программа никуда не делась, – с каждым словом его голос становился всё слаще, как патока с ядом.

Он наклонился к несчастной так, что их лица оказались друг напротив друга и громким шёпотом добавил:

– Значит, моего внимания к вам, оставшимся, станет больше. А вот это заодно и плохая новость. – Его глаза блеснули, как у хищника. – Ну как, впечатлил?

Девчонка замерла, как кролик перед удавом. Стояла не моргая и даже не пошевелилась! Будто он её действительно загипнотизировал!

“Ненормальный… Может, всё же лучше послушаться и переве…”

Гримстон неожиданно подался назад и рявкнул, хлопнув ладонями с такой силой, что наша немногочисленная шеренга вздрогнула:

– Бегом, живо! Сегодня для вас всего лишь десять кругов! Ну же, курочки, шевелите лапками. Кто придёт последней – той жутко не повезло!

Мы сорвались с места. Перспектива напрягать силы в такую рань казалась относительно неплохой, потому что позволяла быть подальше от внимания кошмарного декана.

Однако вскоре я уже мечтала снова стоять в строю и даже ехидна-Гримстон не казался таким противным. Роса от травы, росшей по краю площадки, вмиг пропитала штаны в районе лодыжек. Кто-то попытался сбиться в группки, но Гримстон сурово окликнул:

– Молча! Бежать молча! Ещё один звук – и круги удвою!

Уже на третьем круге я безнадёжно выдохлась. Лёгкие разрывались изнутри каждым вдохом, будто их с каким-то злорадным наслаждением тёрли наждачной бумагой. Во лбу и висках шумела кровь.

На пятом – каждый шаг начал отдаваться иглами боли в лёгких. Рот пересох, перед глазами всё поплыло.

На седьмом круге ноги, налитые свинцом, отказывались повиноваться. Спина промокла от пота, одежда прилипла к телу второй кожей.

Однокурсницы обгоняли меня, хоть и не без труда. Кто-то молчал, а кто-то бросал взгляды через плечо, полные смеси жалости и облегчения. Мол, извини, подруга, но либо ты, либо я.

На последнем круге я попыталась ускориться, но отсутствие физических нагрузок сыграло со мной злую шутку.

В итоге пришла последней, хрипя и задыхаясь.

Остальные девушки уже переводили дух. Кто-то медленно прохаживался взад-вперёд. Кто-то стоял, согнувшись и упираясь руками в колени, кто-то бросал сочувственные взгляды в мою сторону.

И только Гримстон смотрел на меня с ядовитой жалостью, как на раздавленного жука. Дождавшись, пока я перестану задыхаться, он неторопливо подошёл, чеканя шаг.

– Я предупреждал тебя, пчёлка. Какой тебе экспериментальный, если ты даже бежать не в состоянии? – Его голос звенел от едва сдерживаемого раздражения. – Посмотри на себя!

Я не решалась поднять на него взгляд, уставившись на свои дрожащие колени. Боль в боку не отпускала, а по лицу, облепленному волосами, катились крупные капли пота.

– Даю тебе выбор. Либо ты избегаешь наказания и уходишь с моей территории и глаз моих долой раз и навсегда. – Он сделал паузу. – Либо к вечеру пересчитаешь на третьей справа сосне у забора все иголки. Все, Мэ-де-лин, до одной.

Глава 16

Как же мне хотелось топнуть ногой и влепить Гримстону пощечину! От всей души, вложив в неё всю свою злость и обиду, чтобы отпечаток ладони остался на его надменной ро… надменном лице.

Внутри всё кипело, и я напоминала себе чайник с бурлящей водой! Но вместо того, чтобы выплеснуть пар, я криво улыбнулась.

– Третья сосна? Запомнила, господин декан, – процедила сквозь стиснутые зубы.

Гримстон не изменился в лице.

Почти.

Лишь брови дрогнули едва заметно, демонстрируя неподдельное удивление. Эта трещина в его идеальной маске держалась всего мгновение, но я успела её заметить.

Шумно выдохнув, добавила:

– Из принципа не переведусь, господин декан, – продолжила я, не в силах остановиться. Не повышая голос и не срываясь на комариный писк. – Обучаться у такого опытного и безупречного воина, как вы? Это редкая возможность. У вас же всё получалось идеально с первого раза, раз вы требуете подобное от остальных? Раз вы не прощаете промахи даже на самом начальном этапе.

Повисла тишина. Плотная и вязкая как глина в руках у гончара. Глаза Конрада потемнели, став почти чёрными, скулы заострились, а челюсти угрожающе напряглись.

Краем глаза я заметила, что все остальные смотрят на нас, вытаращив глаза. Некоторые девчонки приоткрыли рты от изумления, другие застыли, боясь дышать.

– Пчёлка рискует остаться без жала? – прошипел декан, будто невзначай поворачиваясь спиной к зрителям и отрезая меня от них.

Было страшно. Но хватит с меня несправедливости!

Я расправила плечи и вздёрнула подбородок, не без труда выдерживая его долгий, пронзительный взгляд:

– У меня есть имя, господин декан.

Конрад хмыкнул. Губы растянулись в обманчиво мягкой улыбке, от которой по моей спине пробежало стадо ледяных мурашек.

– И какое же? – спросил он так тихо, что мне пришлось напрячь слух.

Я осеклась.

Кровь отхлынула от лица, оставив после себя пустоту и звон в ушах. В горле образовался ком размером с хорошее яблоко, мешающий дышать. На миг мне показалось, что Гримстон узнал мою тайну.

Что он знает, кто я на самом деле.

Но декан внезапно сделал вид, будто теряет ко мне всякий интерес. Отвернулся и громко объявил:

– Отдохнули? Прекрасно. Пятьдесят приседаний. Руки вытянули перед собой, задницы отклячили, будто сзади стоит невидимый стул. – Он обернулся, пронзив меня взглядом острым, как кинжал. – Раз вы хотите доказать мне, что я не прав, работаем вдвое… нет, втрое больше! Все благодарности адресуйте пчёлке, точнее Мэд-ди. Теперь я вас сам никуда не отпущу.

Спустя час издевательств я едва переставляла ноги. Каждый шаг отзывался тупой пульсирующей болью, точно кто-то пробежался кузнечным молотом по всем суставам. Кофта прилипла к спине, пропитавшись потом, который неприятно стягивал и пощипывал кожу.

По дороге в общежитие меня догнали остальные девчонки с курса и будто невзначай взяли меня в плотное кольцо.

– Мэделин, мы, конечно, восхищены твоей храбростью, – начала та самая коротковолосая, опасливо оглядываясь по сторонам, – но будь потише. Пожалуйста! Не надо, чтобы из-за твоей несдержанности страдали остальные.

– А не прикусишь язык – так мы поможем, – с угрозой в голосе добавила смуглая брюнетка и, не дожидаясь моего ответа, девочки ускорили шаг, оставив меня в полном одиночестве.

Зашибись.

Теперь против меня не только декан, но и весь наш факультет.

“Наш”…

Забавно, прошло всего два дня, а я уже считаю экспериментальный боевой “нашим”…

Словно и не было этой проклятой свадьбы.

Я брела в расстроенных чувствах, мысленно перебирая все проклятия, которые только знала.