Удивительно, но вампир улыбнулся. Его бледные губы лишь чуть изогнулись, но на гранитном лице это было все равно что ухмылка от уха до уха.

– Я сегодня уже покормился, – спокойно заметил он и сделал шаг назад, в тень. – А у тебя, дикий котенок, подозреваю, есть когти, которые ты не замедлишь пустить в ход. Думаю, я не в настроении драться снова, так что считай, тебе повезло. Ты встретилась с бессердечным, бездушным кровососом и выжила. В следующий раз все может быть совсем по-другому.

И тут он просто развернулся и ушел в темноту. Из сумрака долетели его последние слова: «Благодарю за беседу» – и он исчез.

Я нахмурилась, совершенно сбитая с толку. Что это за вампир такой – убил четырех человек, завел загадочный разговор с уличной крысой, поблагодарил уличную крысу за беседу и удалился? Я пошарила по туннелю фонариком – вдруг это был трюк, чтобы усыпить мою бдительность, а кровосос залег впереди в засаде и посмеивается. Это вполне в вампирском духе. Однако туннель в свете фонарика был тих и пуст, и, чуть помедлив, я пробралась мимо еще истекающих кровью тел, бросилась к лестнице и как можно быстрее полезла по ступеням.

Над городом висела тишь. На улицах – ни единой души, ветхие дома и магазины молчали, объятые темнотой. В вышине, нависая над пейзажем, сияли в ночи вампирские башни, холодные и бесстрастные, как их хозяева. Это тихое предрассветное время еще принадлежало хищникам, и все были дома, в кроватях, за плотно запертыми дверями и окнами. Но во мраке по эту сторону Стены хотя бы не скрывались дикие безумные кошмарные создания, когда-то бывшие людьми. Здешние хищники устроены сложнее, хотя так же опасны.

По улице пронесся холодный ветер, подняв облако пыли и зазвенев пустой консервной банкой. Я вспомнила о том, что пришлось оставить за Стеной, и мои внутренности, вытеснив последние остатки страха, заполнила ярость. Столько еды! Бросить такое богатство… От этой мысли внутри меня все вскипело, и я пнула камень так, что он попал в остов машины и со стуком отскочил от ржавой рамы.

Я должна туда вернуться. Не буду я ютиться на Периферии, есть тараканов и тешиться мечтами о бесконечных полках с настоящей едой, гниющей в чьем-то подвале.

Так или иначе, я намеревалась туда вернуться и забрать то, чего лишилась.

Но сейчас желудок мой был полон, тело болело после падения, и я дико устала. Фонарик слабо светил в темноте, и я его выключила, чтобы не тратить зря ценную батарейку. Мне по-любому не нужен искусственный свет, чтобы ориентироваться на Периферии. Засунув своей единственный приз в задний карман, я направилась к дому.

* * *

– О Господи, ты жива.

Одарив Шеста презрительным взглядом, я скользнула в свою комнату, закрыв за собой дверь. Он вскочил с моего матраса и уставился на меня, разинув рот, словно на галлюцинацию.

– Это в честь чего? – нахмурилась я. – И почему ты вообще здесь? Ты меня всю ночь ждал?

– Ты не слышала? – Глаза у Шеста забегали, словно кто-то мог подслушивать по углам. – Лукас тебе не сказал?

– Шест… – Со вздохом я плюхнулась на матрас. – Я только что вернулась из реально кошмарной вылазки, – пробормотала я, прикрывая глаза рукой. – Я усталая, злая, и, если никто прямо сейчас не умирает и вампиры к нам не ломятся, я хочу поспать. Может это подождать до утра? Мне все равно надо поговорить с Лукасом.

– Вампиры сегодня выходили, – продолжал Шест, словно вообще меня не слышал.

Я убрала руку с глаз, села, посмотрела на него, по спине побежали мурашки. В сумраке комнаты лицо у Шеста было бледное, губы испуганно поджаты.

– Я их видел. Они шли из сектора в сектор при полном параде, с домашними и охраной, вышибали двери, вламывались в дома. Сюда они не сунулись, но Лукас всех нас согнал в подвал, и мы там сидели, пока они не ушли. Я слышал… Я слышал, были убитые… те, кто пытался убежать.

– Кого-нибудь забрали?

Шест пожал тощими плечами:

– Не думаю. Они просто прошлись по городу, зашли в несколько зданий и ушли. Лукас сказал, они что-то искали, но никто не знает что.

Или кого. Я вспомнила вампира в туннеле под городом. Был ли он членом поискового отряда, высматривал ли под землей то, что понадобилось кровососам? Или… он сам был тем, на кого велась охота? Но это какой-то бред. Зачем вампирам охотиться на своих?

А если они так делают, то почему не делают этого чаще?

– Ходят слухи, что в городе объявят локдаун, – заговорил Шест тихим испуганным голосом. – Комендантский час, охрана, запретные зоны, все дела.

Я выругалась себе под нос. Локдаун – это неприятности не только для Неотмеченных. У нас уже было два локдауна: когда Периферию охватила война банд и на улицах было не пройти от трупов, и когда разразилась паника из-за бешеных крыс. Для вампиров локдауны были крайней мерой, последним средством, когда все выходило из-под контроля. Во время комендантского часа все должны были сидеть по домам, а вооруженная охрана патрулировала улицы. Если во время комендантского часа тебя ловили, то расстреливали без разговоров.

– Элли, что будем делать?

– Ничего, – ответила я, и Шест изумленно на меня уставился. Я пожала плечами. – Сегодня – ничего. Рассвет через несколько часов. Кровососы уберутся в свои башни, и ничего не случится до вечера. Вот тогда и будем волноваться.

– Но…

– ШЕСТ, Я УСТАЛА! – Я встала с матраса, подхватила его под локоть и потащила к выходу. – Если Лукас еще не спит, скажи ему, что завтра мне нужно с ним поговорить. Это важно. Очень важно. – Шест хотел было запротестовать, но я вытолкала его в коридор. – Слушай, если хочешь сидеть без сна и переживать из-за вампирских рейдов, можешь попереживать за нас обоих. Я собираюсь поспать, пока еще есть время. Разбуди меня на рассвете, ладно? – И, пока он не успел сказать еще что-то, я захлопнула дверь перед его лицом.

Упав на матрас, я повернулась к стене и закрыла глаза. То, что рассказал Шест, звучало тревожно, но я уже усвоила, что волноваться из-за того, чего не можешь изменить, – бессмысленно и лишь мешает спать. Завтра я поговорю с Лукасом, расскажу об обнаруженном мной тайнике с едой, и он убедит остальных пойти туда. До локдауна, разумеется. Вместе мы, наверное, вычистим подвал в два-три захода, и о надвигающейся зиме можно не беспокоиться. Крыс – урод и задира, но он в моей команде и мы друг за другом приглядываем. К тому же на то, чтобы опустошить подвал в одиночку, уйдет целая вечность, а я не хотела торчать на развалинах дольше необходимого.

С таким планом в голове я прогнала прочь все воспоминания о прошедшей ночи – о бешеных, о погоне, о вампире в туннеле – и отчалила в небытие.

Глава 4

– Эллисон, – сказала мама, похлопав по подушке рядом с собой, – забирайся сюда. Почитай со мной.

Я вскарабкалась на ветхую, пахнущую пылью и скисшим молоком кровать, залезла к маме под бок. На коленях у мамы лежала книжка, по страницам прыгали веселые яркие звери. Я слушала, как она читает мне мягким, успокаивающим голосом, тонкие руки переворачивали страницы, словно сделанные из бабочкиных крыльев. Только лица ее я не видела. Все было размыто, точно за залитым дождем стеклом. Но я знала, что мама улыбается мне, и от этого было тепло и уютно.

– Знания – это важно, – терпеливо объясняла она уже подросшей мне за кухонным столом. Передо мной лежал лист бумаги, исчерканный неряшливыми каракулями. – Слова делают нас теми, кто мы есть, – продолжала она, пока я пыталась сделать так, чтобы мои закорючки стали похожи на ее изящный почерк. – Мы должны оберегать свои знания и при любой возможности передавать их. Если когда-нибудь наше общество возродится, мы должны научить остальных оставаться людьми.

Кухня растаяла, утекла, словно вода по стене, и превратилась во что-то иное.

– Мама, – прошептала я, сидя рядом с ней на кровати, наблюдая, как медленно поднимается и опадает ее грудь под тонким одеялом. – Мама, я принесла тебе супу. Попробуй его съесть, хорошо?

Расплывчатое белое пятно, окруженное длинными черными волосами, слабо дрогнуло. Я не видела ее лица, но знала, что оно где-то там, внутри этой темноты.

– Мне нездоровится, Эллисон, – едва слышно прошептала она. – Ты… не почитаешь мне?

Все та же улыбка, хотя ее лицо оставалось размытым и нечетким. Почему я не могла ее разглядеть? Почему не могла ее вспомнить?

– Мама, – снова сказала я, вставая, чувствуя, как смыкаются тени. – Нам надо идти. Они уже близко.

– А – это аист, – прошептала мама, отдаляясь от меня. Я вскрикнула и потянулась к ней, но она ускользала прочь, в темноту. – Б – это боль.

Что-то оглушительно стукнуло в дверь.

* * *

Меня выдернуло из сна, дверь комнаты продолжала сотрясаться от ударов. С колотящимся сердцем я вскочила и уставилась на нее. Я и так спала чутко, у меня гиперчувствительность к звукам шагов и незваным гостям, так что от первого удара я едва не подскочила до потолка. На четвертом ударе я уже распахнула дверь – Лукас как раз заносил кулак, чтобы стукнуть снова.

Лукас изумленно уставился на меня. Он был смуглый, мускулистый, со здоровенными ручищами и странно детским лицом, если не считать густых, серьезных бровей. Когда я только присоединилась к банде, Лукас внушал мне трепет: уже в двенадцать лет он был влиятельной, авторитетной фигурой. Со временем страх перед Лукасом прошел, но уважение осталось. Когда наш старый главарь ввел продуктовый налог – долю от всего, что нам удавалось добыть, – Лукас избил его до потери пульса и занял его место. С тех пор его лидерство не оспаривал никто. Он был неизменно справедлив, во главу угла ставил выживание, а чувствам воли не давал. Как и мне, ему приходилось видеть, как члены нашей банды умирают от голода, холода, болезней, ран или просто бесследно исчезают. Никто не должен за свою жизнь терять столько «друзей», сколько потеряли мы. Иногда Лукасу приходилось принимать тяжелые непопулярные решения, и я не завидовала его положению, но все, что он делал, он делал ради того, чтобы мы оставались в живых.

Особенно теперь, когда банда стала совсем маленькой. Меньше людей значит меньше голодных ртов, но также это значит меньше рук, чтобы добывать еду и защищаться от вражеских банд, если те посягнут на нашу территорию. Нас было всего четверо – я, Крыс, Лукас и Шест – для защиты от банды Кайла. Если тот решит от нас избавиться, этого было недостаточно, и Лукас это понимал.

Последнее время Лукас меня смущал. Мы всегда дружили, но за последний год его интерес ко мне принял иную окраску. Возможно, потому что я была единственной девчонкой в банде, возможно, по каким-то другим причинам – я этого не знала и спрашивать не собиралась. Прошлым летом мы поцеловались, я сделала это по большей части из любопытства, но Лукас захотел большего, а я не была уверена, что готова. Он не стал упорствовать, когда я его остановила и сказала, что мне нужно время обо всем подумать, но теперь случившееся висело над нами, как незаконченное дело, как огромная каменная плита. Не то чтобы Лукас был уродливым или несексуальным – я просто не знала, хочу ли я вообще вот так с кем-либо сближаться. Что, если он исчезнет, как исчезли столь многие до него? Тогда будет гораздо больнее.

Лукас так и стоял на пороге, широкие плечи заполняли собой дверной проем. Я бросила взгляд ему за спину и увидела, что сквозь разбитые школьные окна струится солнце, расцвечивая бетонный пол кривыми многоугольниками. Судя по виду неба, уже перевалило за полдень. Черт. Я спала слишком долго. Где Шест и почему он меня не разбудил?

– Эллисон, – облегчение в голосе Лукаса, казалось, можно было потрогать рукой. Сделав шаг вперед, он, к моему удивлению, крепко меня обнял. Я обняла его в ответ, ощущая литые мускулы его спины, чувствуя на коже его дыхание. Закрыв глаза, я приникла к нему и расслабилась, лишь на мгновение. Как приятно самой к кому-то приникнуть для разнообразия.