– Откуда нам вообще знать, что она говорит правду? – продолжил Крыс – запугать меня и заставить сдаться не получилось, и он сменил тактику. – Полный подвал еды? Да ладно, – его губы скривились. – Девчонки не умеют искать. Может, она увидела пару пустых консервных банок и поспешила с выводами. Может, ей страшно идти одной и нужен крепкий парень для охраны.

– Трепись дальше, дебил. Тебя даже забавно послушать.

– А давайте вы оба заткнетесь! – рыкнул Лукас – он явно был на взводе. – Время теряем! Элли, ты ведь дорогу знаешь? – он махнул рукой вглубь туннеля. – После вас.

Когда мы, настороженно озираясь, вылезли из трубы на открытое пространство, небо было заметно темнее. Собирались сизые тучи, землю озарила вспышка молнии.

– Гроза надвигается, – пробормотал Лукас, хотя и так было понятно, и громовой раскат подтвердил его слова. Я выругалась под нос. В Нью-Ковингтоне дождь наполнит колодцы и цистерны, но также и заставит кое-что выступить на поверхность. – И солнце садится. Надо идти сейчас.

– Пошли, – сказала я и полезла из канавы, раздвигая высокую траву. Парни двинулись за мной, и наконец мы выбрались наверх. Перед нами раскинулся запутанный лабиринт развалин, тихий и зловещий в лучах заходящего солнца.

Крыс выругался, а Шест тяжело, едва ли не судорожно дышал.

– Я не могу, – прошептал он, делая шаг назад. – Я не могу туда идти. Мне надо назад. Давайте я пойду назад.

– Так я и знал, – усмехнулся Крыс. – Ссыкло мелкое. От него вообще никакой пользы. Пусть бежит домой, только мою долю еды он не получит.

Лукас схватил Шеста за плечо, не давая убежать.

– Крыс прав. Если уйдешь, на долю от добычи можешь не рассчитывать.

– Мне все равно, – выдохнул Шест, тараща глаза. – Вы с ума сошли. Солнце сейчас сядет. Вас всех сожрут.

– Шест, – сказала я, стараясь быть разумной, – ты не знаешь дороги обратно. Ты собираешься идти по туннелям в темноте? Один?

До него, похоже, дошло. Он перестал вырываться и бросил испуганный взгляд на темный вход в туннель. Плечи его опали, и Шест умоляюще посмотрел на меня.

– Я не хочу идти, – прошептал он. – Давай вернемся, Элли, пожалуйста. У меня плохое предчувствие.

Крыс презрительно фыркнул, и мое раздражение вспыхнуло с новой силой.

– Нет, – строго сказала я. – Мы пойдем вперед. Свет еще есть. Без еды мы не уйдем, – я ободряюще улыбнулась Шесту. – Погоди, скоро увидишь, сколько там всего – оно того стоит.

Вид у Шеста все равно был испуганный, но он молча побежал за нами по разбитым извилистым улицам. Мы перепрыгивали через корни, лавировали между проржавевшими машинами, стремясь опередить грозу. Маленькое стадо оленей бросилось от нас врассыпную, стая ворон взлетела с тревожными, пронзительными криками. Но если не считать этого, на развалинах было тихо, слышались лишь наши гулкие шаги и тяжелое дыхание.

Когда я вела парней через заросший двор к полуразрушенному сараю, с неба упали первые капли дождя. Когда мы забрались внутрь, ливень уже барабанил по крыше и проникал в дыры. Включив фонарик, я стала спускаться по лестнице в подвал, в глубине души опасаясь, что еды там не окажется. Но все было так, как перед моим уходом: упавший стеллаж лежал на полу, в луче фонарика поблескивали рассыпавшиеся консервные банки.

– Твою мать, – Крыс рванул мимо меня в подвал. С отпавшей челюстью он рассматривал выстроившиеся вдоль стены полки, глаза горели голодным огнем. – А сучка-то не шутила. Вы только гляньте.

– Это все… еда? – робко спросил Шест, поднимая одну банку.

Не успела я ответить, как Крыс, к моему изумлению, разразился диким визгливым смехом.

– Конечно, это еда, зассыха! – Он вырвал банку у Шеста, открыл и снова сунул ему. – Проверь! Ну разве это не лучшее, что ты видел в своей жизни!

Шест потрясенно моргнул, едва не уронив открытую банку, но Крыс этого не заметил. Он схватил с пола еще две банки, открыл и запустил внутрь длинные грязные пальцы.

– У нас вообще-то нет на это времени, – предупредила я, но даже Лукас меня уже не слушал, занятый своей банкой. Шест бросил на меня извиняющийся взгляд, выудил из банки пригоршню бобов и принялся поглощать их с таким же аппетитом, что и Крыс, – у того лицо было уже все липкое. – Ребята! – попыталась я снова. – Нельзя обжираться всю ночь. Времени почти не осталось.

Но они были глухи к моим призывам, опьянены обилием еды и перспективой набить живот. Этому учит Неотмеченных жизнь: когда найдешь еду – съедай сколько влезет, потому что неизвестно, когда случится следующий прием пищи. Но меня все равно не покидала мысль, что сейчас парни нажираются для тех, кто хочет съесть нас.

Снаружи гроза усилилась, ветер с ревом бил в стены сарая, вода начала капать в люк. Наверху было очень темно, царили тусклые сумерки, тучи скрыли уходящее солнце. Прищурившись, я посмотрела туда. Щелей между половицами было почти не различить, но мне показалось, что у стены что-то шевельнулось. Это могла быть ветка дерева на ветру или игра моего воображения.

Я выключила фонарик. Подвал погрузился в сумрак. Испуганно вскрикнул Шест, потом повисла тишина – все наконец осознали, чтó происходит.

– Там что-то есть, – сказала я, явственно чувствуя, как бьется о ребра сердце. И на одно короткое мгновение удивилась, как я могла быть такой дурой – привести всех сюда. Шест был прав. Это ошибка. В темноте под грохот дождя куча еды не казалась достойным предметом, чтобы за него умирать. – Нам нужно выбираться отсюда немедленно.

– Берите рюкзаки, – хрипло и смущенно сказал Лукас, вытирая рот рукой. Я бросила на него взгляд – лицо Лукаса трудно было различить в темноте, но мое лицо, он, скорее всего, различил. – С пустыми руками мы не уйдем, – заявил он, – но давайте сделаем все как можно быстрее. Берите сколько можете, но не набирайте столько, чтобы было тяжело идти. В любом случае мы не унесем все в один прием. – Я открыла было рот, но Лукас резко отмахнулся: – Шевелитесь, народ!

Крыс и Шест, не споря, опустились на колени и принялись как можно тише набивать рюкзаки банками. Спустя пару секунд я расстегнула свой рюкзак и присоединилась к ним. Какое-то время в темном подвале не было слышно ничего, кроме шуршания, звяканья металла о металл и шума дождя, колотящего по крыше.

До меня доносилось испуганное дыхание Шеста; изредка ругался, в спешке уронив банку, Крыс. Я работала молча и подняла голову, лишь когда набила рюкзак до отказа. Застегнула его, закинула на плечи, поморщилась от веса. Такая ноша меня немного замедлит, но Лукас прав – мы слишком далеко зашли, чтобы вернуться с пустыми руками.

– Все готовы? – спросил Лукас. В темноте его хриплый голос звучал тихо и жалко. Я огляделась – Крыс и Шест упаковались и встали, Шест покряхтывал под грузом своего полупустого рюкзака. – Тогда давайте выбираться отсюда. Элли, показывай дорогу.

Осторожно ступая по лестнице, мы вышли из подвала. Ветхий сарай заливало водой, с крыши низвергались настоящие потоки, брызги летели повсюду. Где-то в темноте капли падали на металлическое ведро с ритмичным «так-так». Это было похоже на мое сердцебиение – быстрое, отчаянное.

Порыв ветра распахнул скрипучую дверь, стукнул ей о стену сарая. Развалины тонули в темной дымке.

Сглотнув, я вышла под дождь.

За полсекунды я промокла до нитки, вода потекла за шиворот, волосы прилипли к голове. Поежившись и втянув голову в плечи, я двинулась сквозь высокую траву. Позади я слышала шаги остальных. Вспыхнула молния, на долю секунды озарив все белым сиянием, высветив ряды тесно притиснутых друг к другу разрушенных домов, – а потом мир снова погрузился в темноту.

Загремел гром. Когда грохот стих, мне показалось, что я слышу еще что-то, где-то слева. Тихий шорох – и издавали его не мои друзья позади.

Что-то коснулось моей штанины в траве, что-то твердое и заостренное. Отпрыгнув, я посветила туда фонариком.

Это было копыто, маленькое и раздвоенное, копыто на задней ноге выпотрошенной туши оленихи, лежащей в сорняках на боку. Брюхо было разорвано, и внутренности тянулись из дыры, точно розовые змеи. Темные остекленевшие глаза животного невидящим взглядом смотрели на дождь.

– Элли? – прошептал Лукас, подходя сзади. – Что происходит… о черт!

Я развернулась, посветила фонариком назад, набрала в грудь воздуха, чтобы прокричать предупреждение остальным.

Что-то бледное и ужасное поднялось из травы за спиной Крыса – костлявое, когтистое, сверкающее зубами. Прежде чем мы успели понять, что происходит, оно схватило его. Я даже крикнуть не успела – Крыс с воплем исчез в сорняках и тьме.

Потом он начал орать.

Мы не стали медлить. Мы не стали тратить дыхание на крики. Трава вокруг нас заколыхалась, бешено зашуршала – они шли к нам. И мы просто побежали. Позади мучительные вопли Крыса резко оборвались, и мы не стали оглядываться.

Я добралась до окружавшей двор изгороди и перескочила через нее, приземлилась неустойчиво – вес рюкзака чуть меня не опрокинул. Лукас бежал сразу за мной, он ухватился за изгородь двумя руками. Шест вскарабкался на изгородь, упал на землю по другую сторону, но тут же вскочил на ноги и побежал за нами.

– Элли!

Крик Лукаса заставил меня обернуться. Его рюкзак зацепился за зубцы на верху изгороди, Лукас бешено дергал его, глаза у него были огромные и обезумевшие. Бросив взгляд на убегающего в темноту Шеста, я чертыхнулась.

– Бросай этот гребаный рюкзак! – завопила я, шагая к Лукасу, но мой голос потонул в реве грозы, и Лукас продолжал в ужасе дергать рюкзак. – Лукас, бросай уже рюкзак! Просто бежим отсюда!

На его лице проступило понимание. Он вывернулся из лямок – и тут длинная белая рука скользнула сквозь ячейки сетки, ухватила его за рубашку и потянула назад к изгороди. Лукас завопил, мечась и дергаясь, пытаясь освободиться, но другая пятерня протянулась и вцепилась ему в шею, и вопли перешли в хрипы. Внутри у меня все сжалось. Будто загипнотизированная, я смотрела, как воющего, брыкающегося Лукаса перетаскивают через изгородь, как он исчезает в гуще бледных существ по ту сторону. Его крики длились не так долго, как крики Крыса, – когда они прекратились, я уже бежала за Шестом, стараясь не обращать внимания на судороги в животе и не отваживаясь оглянуться.

Я едва различала вдалеке долговязую фигуру Шеста, бегущего по середине дороги, петляющего между машинами. Скинув рюкзак, я бросилась за ним, чувствуя себя чрезвычайно уязвимой на открытом пространстве. Дождь понемногу стихал, основная гроза сдвигалась к городу. За звуком редеющих капель я различала, как с каждым шагом Шеста в его рюкзаке звякают друг о друга банки. В панике он даже не подумал его снять. Я припустилась быстрее, зная, что долго Шест бежать не сможет.

Два квартала спустя я догнала его – Шест оперся о ржавую громаду перевернутой машины рядом с проросшим сквозь тротуар деревом. Он дышал так тяжело, что не мог говорить. Я присела рядом, стараясь отдышаться, перед глазами снова и снова вставали сцены смерти Крыса и Лукаса, их крики эхом звучали в голове.

– Где Лукас? – едва слышно спросил Шест.

– Погиб, – мой голос звучал словно чужой. Его смерть казалась нереальной. Желудок грозил подобраться к горлу, и я силой воли вернула его на место. – Он погиб, – вновь прошептала я. – Бешеные его схватили.

– О боже, – Шест прижал ладони ко рту, – боже, боже, боже!

– Эй, – прикрикнула я на него и толкнула, прерывая этот словесный поток, пока он не стал совсем безумным. – Прекращай. Если хотим выбраться отсюда, нельзя терять голову, понял?

Потом я буду плакать, потом буду скорбеть о своей потере. Но сейчас самое главное – понять, как остаться в живых.

Шест кивнул, в его остекленевших глазах застыл ужас.

– Куда мы теперь?

Я стала озираться, чтобы сориентироваться, но внезапно заметила кое-что, от чего вся похолодела.

– Шест, – тихо спросила я, глядя на его ногу, – что случилось?

Просачиваясь сквозь тонкую ткань его штанов, из раны на колене текла кровь.