Я внимательно прочитал имена тех, кто снимал у отца склад, что там хранили, что оставалось сейчас. Как оказалось, половину кирпичного строения кто-то – хотелось бы думать, что отец, но почти наверняка Харвел – отдал под размещение аптеки. Она приносила приличный доход, судя по ровным столбцам записей, и от нее избавляться не стоило. А вот вторая половина, по сути, пустовала. Я попытался вчитаться в тонкий, почти прозрачный лист с перечислением имущества, но быстро заболели глаза. И не только из-за мелких строчек – в кабинете сгущались сумерки.

Взглянув на крупные напольные часы, я удивился – времени всего шесть часов вечера. Посмотрел за окно – уже смеркалось. Как так? Может, часы врут? Нужно проверить механизм.

Хотел встать сам и привычно оперся на левую ногу. Колено мгновенно прострелило, а в глазах сразу заплясали черные дыры.

– Дем-монова задница… – процедил я, вжимая пальцы в подлокотники до белизны на костяшках.

– Вам помочь? – сразу встрепенулся Харвел.

– Сидите… – я поморщился.

До меня запоздало дошло, что с часами все в порядке. Это со мной не так – вернее, с моим чувством времени. Танджания, в которой я почти безвылазно провел последние пять лет, находилась за морем, сильно южнее Коруэлла. Сумерек там почти не было, а солнце пряталось за горизонт гораздо позже. В Шенберри же сумерки могли тянуться и по часу, особенно осенью, в дождливые дни.

Как я умудрился забыть обо всем этом? Удастся ли мне вообще расстаться с выработанными в армии привычками и зажить такой же тихой, спокойной, нормальной жизнью, что и все люди здесь?

Я устало посмотрел на отчаянно ноющую ногу.

Несколько лет назад мне не хотелось ехать в Танджанию. Да и вообще не то чтобы я жаждал становиться боевым магом. В детстве мне больше нравилось строить – я мечтал, что стану архитектором или инженером, буду проектировать здания или изобретать с помощью магии новые механизмы. Но веками коруэлльские аристократы с талантом к стихийной магии, тем более таким сильным, как у меня, были обязаны отслужить в армии. Сдувать врагов ветром, жечь огнем, погребать живьем, разверзая землю у них под ногами, топить в море их корабли, используя заклинания воды.

Я пытался спорить. Нарвался только на насмешки и упреки – как так, такой молодой, а уже позор рода, не хочет пустить свою силу на благо родине. Мне разве что табличку со словом «Трус» не повесили на спину. И я поехал в столицу, в армейскую высшую академию для боевых магов. А что еще оставалось?

Война стала моей жизнью. Я долгие годы не знал и не видел ничего кроме нее. И я был в этом демонически успешен. Может быть, закостенелое общество, которое я клял последними словами за желание лепить всех по одному образу и подобию, на самом деле было право – люди вроде меня созданы для убийства. Средняя продолжительность жизни боевого мага в Танджании составляла примерно шесть месяцев – срок от прибытия в колонию, подготовку с учетом местных особенностей и отправку на первое задание. Я продержался пять лет. Иногда мне говорили, что, если бы не я, война Коруэлла с безумными туземными шаманами и подчиненными им дикими племенами закончилась бы еще в первый год.

Конечно, я гордился своими успехами. Но если бы в тот день, когда я отправился сдавать вступительные экзамены в высшую академию, мне кто-нибудь сказал, что однажды все мои друзья погибнут от рук кровожадных дикарей, а я сам окажусь совершенно бесполезен из-за ранения в ногу и буду вынужден вернуться домой, отказавшись от дела, которое определяло все мое существование, то я бы в тот же миг развернулся и начал готовиться к поступлению на инженера.

Я прокашлялся, возвращая мысли к документам.

Теперь моя война здесь, в Шенберри, с отцовскими долгами. Больше героем Танджанийской войны мне не бывать, но эту битву я обязан выиграть.

– Есть какие-то торговые предложения по свободной половине склада? – спросил я. – Может быть, кто-то хочет его снять или купить?

– Я пока еще ни о чем не объявлял – ждал вашего решения, – ответил Харвел, сразу подавшись вперед. – В последнее время у меня всего два раза интересовались на тему, не изволит ли граф Райатт сдать помещение в аренду или продать.

– И кто же это был?

– Торговец сукном с Кирпичной улицы хотел снять склад, но это предложение вам выгодно не будет – ему требовалась лишь краткосрочная аренда, да и, кажется, он уже нашел себе другое место. А покупателями хотели стать Фейманы. Ваш отец был еще жив в тот момент.

– Фейманы? – я нахмурился. – Какая-то знакомая фамилия.

– У них пекарня и пара небольших кондитерских, ваше сиятельство. Продают магические крендели, пирожки с радостью, леденцы веселья и так далее. Они конкуренты «Сладкого волшебства», которое вам принадлежит.

Ах да, точно. Сегодня их упомянул маг-повар. К тому же я пару раз проезжал мимо их заведения с огромной яркой вывеской, а два дня назад в ратуше со мной настойчиво пытался познакомиться некий молодой человек, представляясь Фейманом. Я тогда был сильно занят и не обратил на него внимания. А он, значит, еще и в каком-то смысле соперник…

– И что, хорошие деньги предлагают за склад? – я приподнял бровь.

– Они собираются открыть там очередную кондитерскую или кафе, их представитель не уточнил, – сказал управляющий. – Но сумму он предложил смехотворно низкую. Наверное, рассчитывал, что ваш отец не станет задумываться о цене.

Я вздохнул. Да, к сожалению, это походило на отца – он и раньше не особенно следил за делами, а в последние годы и вовсе перестал.

– Почему же сделка не состоялась?

Харвел смущенно пожал плечами.

– Ваш отец был уже плох. Я не стал ему сообщать – хотел дождаться, пока Фейманы не сделают предложение получше, чтобы не отдавать им помещение совсем за бесценок. А там уже и поздно стало, – поникнув, закончил он.

– Молодец, но меня обо всем предупреждай сразу.

– Да, ваше сиятельство, – сразу же ответил он. – Если вы желаете как можно скорее выручить деньги, то можно вновь обратиться к Фейманам. Они все еще в поисках места для кондитерской.

Я ненадолго задумался. Деньги мне действительно требовались срочно – в противном случае проценты по отцовским долгам сожрут без остатка все, что мне принадлежит. С другой стороны, продав половину склада, я выручу сумму всего один раз, да и то крохотную, судя по тому, что рассказал Харвел. Эти Фейманы доверия не вызывали и вряд ли предложат адекватную цену, зная о моей нужде. С третьей стороны, склад размещался в очень неудобном месте, а само здание оставляло желать лучшего. Если даже при моем отце никто не рвался его снять или купить, это говорило о многом.

– Есть какие-нибудь «но», которые мешают к ним обратиться? – на всякий случай осведомился я у управляющего.

– Я бы рекомендовал объявить о торгах и дождаться лучшего предложения, – посоветовал он. – Если это будут Фейманы, то вы ничего не потеряете. Но возможно, кто-то будет готов дать больше денег.

Я кивнул. Разумно.

– Между прочим, – неожиданно произнес Харвел, – они пытались выкупить у вашего отца и «Сладкое волшебство», но он воспротивился. Память о вашей матери… Ну, вы понимаете, – опять смутился он.

Да, я понимал. Поэтому и сам не смог сегодня разогнать к демонам тот балаган, который увидел в кафе, хотя стоило бы. Моя мать уже родилась слабой, с таким больным сердцем, что врачи уверяли – ей не дожить и до совершеннолетия. Она не только продержалась гораздо дольше, но и смогла подарить жизнь мне, прежде чем болезнь ее все же достала. И отец, и давно почившие дед с бабкой искренне верили, что так долго протянуть мать смогла лишь благодаря своей маленькой причуде – кафе-кондитерской, которое ей подарил мой отец и в котором она могла заниматься любимым делом.

Хотя во дворце оставалось множество принадлежавших ей вещей, у меня не поднялась рука избавиться от кафе, невзирая на его откровенную убыточность и дурацкое название. «Сладкое волшебство»… Жуть. А розовые стены с позолотой? Страшный сон человека, у которого есть хоть кроха вкуса. Впрочем, матери же нравилось. А у той девчонки в глупом розовом фартуке был такой взгляд…

Меня снова пробрало по коже при воспоминании о нем. Я потер переносицу, стараясь согнать с себя странное ощущение. Девушки Шенберри, все без исключения, смотрели на меня скорее подобострастно, а в гости за последнюю неделю пытался набиться уже добрый десяток мамаш с дочками на выданье. Брак меня не интересовал, так что всем пришлось слегка придержать коней. Но эта девчонка, Несса, глядела так, как пока еще никто в городе. Настолько пронзительно и возмущенно, словно у нее последнюю краюху хлеба отбирали, а не закрывали убыточное заведение, в котором я вообще-то полноправный владелец.

К собственному стыду, меня, прославленного и бесстрашного героя войны, косившего танджанийцев в таких количествах, что мне дали прозвище Черная Смерть, это так смутило, что я не только не выполнил собственный план, но и дал самое идиотское задание на свете. Впечатлить Пирожка? Кто меня за язык дернул?

– Что вы решили сегодня по «Сладкому волшебству»? – вежливо осведомился Харвел. – Выставлять помещение на торги?

– Давайте пока подождем, – ответил я, с трудом возвращаясь к действительности. – Как минимум еще неделю.

Брови управляющего делами взлетели так высоко вверх, что он стал окончательно похож на сверчка.

– Ваше сиятельство, оно приносило убытки все последние лет двадцать. Что может измениться всего за неделю?

– Многое, – коротко ответил я. – Очень многое, если верить моему боевому опыту.

Глава 4. Несса

Когда я пришла домой, успела сгуститься ночная мгла. Вдобавок начался мерзкий мелкий дождик, который больше действовал на нервы, чем промачивал одежду.

На дворе заканчивался второй месяц осени. Я не любила это время года. Встаешь рано утром на учебу или работу – еще темно. Возвращаешься – уже темно. Деревья лишились почти всего золотого убранства, сходит на нет последний урожай. Небо вечно хмурое, а под ногами такая жижа, что не пройти ни по одной улице – либо сам провалишься по колено в грязь, либо с ног до головы окатит бурой волной от проезжающей мимо кареты.

Настроения не было никакого. Я настолько умаялась носиться по «Волшебству» с тряпкой, что не хотелось даже есть. Сбросив заляпанную обувь у двери, я поползла сразу к себе.

– Ужинать не будешь, зайка? – раздался с кухни голос отца.

– Не, в «Волшебстве» поела, – соврала я.

– Удобную ты выбрала работу, – засмеялся он. – Как только худой такой остаешься? У вас же там булки одни.

– Если пахать как лошадь, ни с каких булок не поправишься, – буркнула я себе под нос. – Па, а ма вернулась?

– Да, но уже опять убежала. Сказала, что отнесет свежей зелени миссис Гвеншорт, а то она вывихнула ногу и уже несколько дней не может выйти из дома.

В этом была вся мама – забывая о себе, помогать другим. Я надеялась, что унаследовала от нее это качество, но Гарт сильно портил картину – ему никакого добра почему-то не хотелось.

В доме нам принадлежало три комнаты – ровно половина одноэтажного каменного здания. За стеной обитала еще одна семья. Из-за стены и сверху постоянно слышались детские голоса и топот маленьких ножек – чердак был общим, но мы им почти не пользовались, и там часто устраивала игры соседская малышня. Сейчас, к счастью, для них наступил слишком поздний час, детей укладывали в кровать, поэтому стояла тишина. Громких звуков я бы в таком состоянии не вынесла.

Поскольку я была единственным ребенком в семье, родители отдали мне одну комнату в полное распоряжение. Здесь у меня стояли кровать, шкафчик, пара сундуков со старыми вещами и стол, а на стене висела полка с книгами. Скромно, зато уютно.

Подойдя к окну, я уже взялась за щеколду, но передумала его открывать. Неподалеку располагалась красильная фабрика, которая круглыми сутками источала зловоние. Сейчас в комнате благодаря развешанным повсюду пучкам ароматных трав ядовитый запах не ощущался, вот и не стоило ничего менять.