Год черной тыквы (страница 6)
– Ты уверена, Йони? Не знаю я, кого ты и где видела, но не припоминаю на Хейме такого карателя. Да и голова их, Завид Климыч, не говорил про пополнение. Да и вообще… – Дядя склонил голову в мою сторону и тоже понизил голос. – Только между нами. Уже года два как пришло из Гарды постановление – не принимать в каратели иноземцев…
Глава 5
Лило
Лило ХАЛЛА. Норы, остров Хейм
– Лило!
Оклик Устины застал меня у входа в отсек Нор, отведённый под спальни. То ли от спешки, то ли от рассеянности, но пара верхних пуговиц её коричневой туники были расстёгнуты, являя взору заманчивую ложбинку, в которой утопал кожаный шнурок оберега.
– Ты где пропадал? Всё пропустил же!
– Снова кого-то сожрали? – мрачно выдохнул я, втайне надеясь, что «повезло» зануде Никодиму.
– Так Никодиму повезло!
Я аж закашлялся:
– Мысли, что ли, читаешь?
В тёмном взгляде Устины сперва промелькнула хитринка, а потом на лицо набежала печаль.
– Может, прежде и читала, а теперь уж без разницы. Ты же знаешь, что в Норы простые люди не попадают? Те на материке срок свой коротают. А нас, кто хоть с какой искрой, сюда вот, в хеймовы колодки. Пока проклятый остров не сожрёт либо тебя, либо твою магию… – Она привстала на носочках и шепнула мне на ухо, обдавая медовым дыханием: – Хейм словно сжигает изнутри. Ты ведь тоже это чувствуешь? Потеряешь ты скоро свои знаки, – Устина цепко схватила меня за руку и провела по предплечью, по чёрной вязи рун, прятавшихся под рукавом. – И имя потеряешь. И глаза твои закатные скоро потускнеют…
Я отшатнулся, вырываясь из хватки.
– Совсем дурная? – Если раньше я и подумывал пригласить её в кружало, то теперь это желание начисто испарилось. – Катись ты со своими пророчествами…
– Зори рассветные, Лило, как же грубо. А я всего-то и хотела сказать, что на заднем дворе, там, где туши сортируют, Никодим всех угощает тыквачом.
Она резко развернулась и скрылась в одном из коридоров. Я же оглядел наш спальный отсек и не заметил голых пяток, обычно виднеющихся из каменных ниш-кроватей, да и храпа или возни тоже не доносилось.
«Все явно слетелись на бесплатное пойло. Может, Никодима повысили до кладовщика, поэтому он так расщедрился?»
Я поспешил вслед за Устиной и чем ближе подходил к заднему двору, тем отчётливее различал голоса. Они звучали приглушённо, иногда прерывались тихими смешками, а если вдруг раздавался заливистый хохот, то в ту же секунду он обрывался – забывшегося колодника явно пихали в бок. Всё же подобные посиделки в Норах не поощрялись. Каратели могли заявиться в любой момент и разогнать всех кнутами. При этой мысли я повёл плечами – кожу на спине до сих пор саднило после выходки Власа. В душе снова поднялась волна ярости:
«Исхлестал меня, словно плешивого ездового козла. Словно я какая-то норная тварь, как весь этот сброд».
Я всмотрелся в лица людей, сидящих на низких столах для сортировки скилпадов и прочей местной гадости. Тусклый свет луны скрадывал разные цвета рабочей формы и делал колодников какими-то одинаковыми, бледными, безликими. Норными.
– Держи! – шепнули мне и сунули в руку бутыль, обмотанную куском холстины.
Я хлебнул, предвкушая обещанный Устиной тыквенный спотыкач, и тут же надсадно закашлялся. Горло драло, будто я лопендру проглотил, а она застряла на полпути в желудок и теперь стремилась выползти обратно.
– Полынная настойка.
Всё ещё держась за горло, я поднял взгляд и уставился на довольную рожу Никодима.
– Специально для тебя выбирал, Лило. Лучшее.
– С чего это вдруг? – просипел я, не понимая, издёвка ли это.
Никодим пьяно закинул руку мне на плечо и по-дружески потрепал, а я зашипел от боли в пострадавшей спине.
«Скилпад тебя сожри!»
– Ты сегодня так славно вычистил тот здоровенный панцирь, что нам неплохо талонов отвалили. Слушай, Лило, ты уж не обессудь, но я забрал твою долю.
«Кто бы сомневался. Обычное дело в Норах. Кто успел, того и талоны».
– Ты так быстро куда-то умотал, – продолжал трепаться Никодим. – Не пропадать же добру. А вместе с моей предыдущей заначкой и тем, что уже у пройдохи Филли было скоплено, – в аккурат пять сотен и набралось.
Я от удивления хлебнул ещё настойки и снова закашлялся:
– Да убери ты от меня эту дрянь!
Грубо всучив ему бутыль, я развернулся и пошёл прочь.
– Лило, да ладно тебе! Не пропадать же талонам… – Никодим нагнал меня в коридоре. – Слушай, ты же всегда можешь на меня рассчитывать. Я в Город перееду, обустроюсь, а ты в гости заглядывай. Посидим по душа́м…
– Да больно надо.
– Ты зла не держи на меня, напарник. Я ж в Норах восемь лет скоблил эти хеймовы панцири. Восемь проклятых лет. – Никодим отпил горькой настойки и даже не поморщился. – Ни запахов уже не различаю, ни вкуса почти не чувствую, порыжел весь насквозь: волосы, руки, ногти…
Мы дошли до уборной, и я подставил ладони под тонкую струйку воды, стекающей из-под окаменелого потолка. С громким бульканьем я прополоскал рот, смывая с языка горечь полыни. Никодим затянул свою обычную нудятину про тяготы его работы в гейзерном зале. За месяц пребывания здесь я слышал всё это едва ли не ежедневно, и порой казалось, что у него не только волосы порыжели, но и мозги проржавели. Единственной целью в жизни Никодима было получить вольную грамоту и стать горожанином Хейма. Я этого не понимал и не принимал. Мир ведь такой огромный: Гардарика, Грантланда, дальний Сангонг, да мало ли стран – как при всём этом можно мечтать лишь о другой половине острова?! Да, в Городе безусловно лучше, но только в сравнении с Норами. Всё равно Хейм остаётся Хеймом.
– Так вот, когда Люби́м достал мою карточку, у меня аж ладони вспотели, – продолжал Никодим, не замечая моей отрешённости. – Вдруг я что-то неверно посчитал, вдруг сбился, вдруг ошибся. Не помню уже, когда в последний раз я так переживал… Казначей Филли, этот дотошный мелочный цверг, несколько раз всё пересчитывал на своих огромных счётах. А потом ещё заставил Любима всё перепроверить. Полчаса возились. Я уже говорил, что весь взопрел от напряжения?
– И с тех пор так и не помылся, – пробурчал я, морща нос. – Ты иди, может, во двор, а? Я устал и спать хочу.
Никодима явно распирало от желания поделиться во всех подробностях сегодняшними событиями. Но у меня самого вечерних происшествий набралось не меньше, правда, дерьмовых: Влас избил кнутом, Йонса по роже врезала, опоссум за ногу укусил.
«Не хватало ещё бешенство подцепить. Мерзкий Власов грызун. Мерзкий Влас. Мерзкий Хейм. Ненавижу».
Вдруг из коридора донёсся шум, топот ног и знакомый визг плётки.
«Мерзкие каратели».
Никодим судорожным движением скинул бутыль с остатками полынной настойки в жёлоб, и она, чуть покачиваясь на воде, медленно поплыла вниз по стоку.