Они шли вдоль ограды, пока не оказались у калитки с врезным замком. Они потрогали замо́к, попробовали ручку – она не поворачивалась, калитка оставалась запертой.

Солнце весело, но безжалостно светило им с безоблачных небес. И теперь они поняли, что у них нет воды, хотя вдалеке позванивали стеклянные бокалы в гармонии со светом и довольным смехом освежившихся.

– Не нравится? – спросила Госпожа, неожиданно появившись у них на плечах. – Не волнуйтесь, до всех подробностей сразу не доберешься. Это всё воспитание. Попробуем еще раз.

Хороший Мордью исчез, и из пустоты возникло ощущение, будто кто-то ищет их, и это поколебало их волю, как головная боль, предшествующая грозе.

Потом они оказались в колоннаде, где подавали напитки. Они сели на банкетки лицом друг к другу. Между ними стояла простенькая девочка, она протягивала руки и улыбалась. У нее были обкусанные ногти и гнилой зуб.

Она повернулась, сняла поднос со стойки, поставила на него два бокала, а потом кувшин с лимонадом, затем, поняв, что ей не наполнить бокалы, держа поднос, она поставила его на стойку. После этого всё стало проще, она налила Двум Джо лимонад в бокалы, положила на поднос ведерко с кубиками льда и маленькую серебряную лопатку.

Когда Два Джо начали пить, капельки пота, что образовались на них во время прогулки, стали холодными на ощупь. Поднос она поставила на расстоянии вытянутой руки от них, улыбнулась и сделала аккуратный реверанс. Бант-бабочка на одном из ее рукавов наполовину оторвался, а из-за уха выпала прядь волос.

После этого она ушла.

В воздухе щебетали птицы. Это были ласточки и стрижи, белые чайки и сороки.

Два Джо смотрели в сторону, куда ушла девочка. Она теперь находилась между следующей парой колонн, где обслуживала еще двух клиентов. У них были затейливые прически, изящная одежда, и они вели беседу друг с другом и с ней о ее обкусанных ногтях, ее гнилом зубе, ее отвязавшемся нарукавном банте. Но она только улыбалась им, и они смотрели, как она подает им напитки с мрачным и усталым выражением лица.

В небесах солнце достигло жаркого полдня, и не было ни облаков, ни прохладного ветерка, чтобы защититься от него. Это вынудило Двух Джо закатать рукава своих блуз, вынудило их оторвать от тела прилипшую к коже ткань рубашек.

Они охладили себя лимонадом со льдом.

Девочка двигалась вдоль колоннады, улыбалась, а лимонад у Двух Джо быстро кончился. Она только начала свой обход, и в скором времени ждать ее возвращения не приходилось, а потому они повернулись в другую сторону, против хода времени, и принялись мысленно подавать сигналы другому возможному слуге, который мог бы утолить их жажду.

Но вместо слуги появилась Госпожа.

– Могу оказать вам помощь, если требуется, – сказала она.

Два Джо не кивали, но, вероятно, дали знать о своем согласии каким-то другим способом, потому что в мгновение ока все они уже были в Особняке, откуда смотрели на Мордью.

В нем, как всегда, стояла тьма, как всегда, шел проливной дождь, как всегда, город донимали фениксы.

Потом Госпожа повернула их обоих так, чтобы они стояли лицом к ней, а сама полуприсела перед ними, как это делает школьная учительница, начиная рассказывать содержание романа, но завлекательно, подбирая понятия, доступные младенцам.

– Если вы всегда знали только Мордью, то трудно знать что-нибудь еще, верно? – сказала она, хотя на самом деле ее слова прозвучали не как вопрос, а как утверждение. – Посмотрите сюда, – продолжила она и сделала изящный жест в сторону трущоб.

Два Джо посмотрели, куда она показывает – куда-то в сторону Морской Стены, где та соединялась с оградой, что защищала Торговый Конец, – на колоннады, где можно было попить лимонада, который подавали гнилозубые девочки-служанки.

– Я могу сделать вас правителями города. Для меня это будет легче легкого.

Два Джо представили, как они стоят бок о бок, высокие, прямые, сильные, хорошо одетые, собранные, никогда не дергаются, никогда ни в чем не нуждаются.

– Я могу заставить всех, кто здесь есть, подчиняться вам. – Она рассмеялась, словно это была шутка, но Два Джо не видели в этом ничего смешного, и на ее лицо вернулось серьезное выражение. – Кто-то будет вас ненавидеть, кто-то будет вами восторгаться. Но какая вам здесь, наверху, будет разница? – Она приблизила к ним далекую даль, показала, где мог бы находиться Маларкои, если бы здесь было материальное царство. – Я могу создать вам врага, лукавого недруга, чтобы испытывал вас и придавал смысл вашим жизням. – Она выстроила огромную башню и на самой ее вершине установила нечто устрашающее типа раны на теле мира, расползающееся тление. – Я всё еще могу сделать это, если хотите. – Теперь она опустилась на колени. – Но я не думаю, что вы хотите этого, так же, как не хотите, чтобы бедная девочка подавала вам лимонад, или жить в приятных, чистых трущобах.

Они вдруг оказались где-то в другом месте – на ровном, теплом, зеленом поле с холмами вдалеке и травой у них под ногами.

– Это всё остатки прежней жизни, ушедшей. Вас научили хотеть их, желать их, и я не думаю, что вас очень хорошо учили.

Два Джо переглянулись, а над их плечами поднялся громадный лес с деревьями и ягодными кустами, с плетением корней, растущих в земле.

– Я оставлю вас здесь, за городом, – сказала Госпожа, – и позволю вам разобраться, что же вы хотите на самом деле. Когда я вернусь, вы сможете выбрать себе небесный рай. Договорились?

Два Джо кивнули, но она этого не увидела – она уже исчезла.

Первый год был самым трудным. Голодать здесь было невозможно, но Двух Джо постоянно грызло ощущение, что произошла ошибка. Здесь была вода, никогда не становилось ни слишком холодно, ни слишком жарко, здесь не было крыс, не было палтусов, не было настырных торговцев, но разве Мордью не был лучше этого? Достаточно ли было всего в таком месте, чтобы вечно занимать их? Если они были обучены так, как сказала она, то могли ли выкинуть это обучение из головы? После некоторых ранений остаются шрамы, некоторые шрамы никогда не зарастают. Возможно, они были пригодны только для той жизни, которой их научил Мордью.

Они построили шалаш из веток, сделали инструменты из заточенных камней. Одежда им не требовалась, но они всё равно сделали ее, сплели шапки, и жилетки, и простую обувку из листьев, шелухи и засохших вьющихся растений. Здесь обитали животные и птицы, насекомые и рыбы, и поскольку они не собирались их есть, то принялись учить их язык, который был простым, но мощным. Они стали общаться друг с другом на этом языке – кивками, короткими прикосновениями, вниманием, которое они уделяли нуждам друг друга. Чем меньше они разговаривали, тем меньше тревоги чувствовали, а при смене сезонов с их мягким разнообразием Два Джо стали постепенно избавляться от тревожного состояния.

Без слов легче забыть прошлое и гораздо проще уделять внимание настоящему, и хотя речь всегда оставалась при них, они всё больше внимания уделяли действиям, а не мыслям, и вскоре они узнали все съедобные растения, все фруктовые кусты, каким животным нужно избавиться от избытка молока, какие растения производят нектар.

Кроме них, никого больше не было во всем этом мире тысячи животных, а животные, когда ты говоришь с ними, очень щедры, потому что оснований не быть щедрыми у них нет.

Два Джо помнили хищнический образ жизни, они помнили смерть, но здесь ничего этого почти не было, и хотя со временем существа, которые были здесь, когда появились Два Джо, состарились и умерли, это никогда не воспринималось как насилие, и с той же частотой, с какой овца или лошадь падали на колени и больше никогда уже не поднимались, рождались точно такие, как умершие, ягнята и жеребчики, а потому грусть не задерживалась.

Два Джо помнили цинизм и малодушие, но такие вещи процветают только в царствах вроде Мордью. В этом же месте не было никаких антагонизмов, никакой агрессии, и вскоре Два Джо начали замечать хорошее, а отсутствие зла воспринимали как нечто вполне естественное и ожидаемое.

Когда они прожили в одиночестве десять лет, пришли другие – такие же люди, какими были они.

Эти люди спустились с деревьев, пришли из-под арки, которую Два Джо называли «Врата», поскольку это был единственный выход из того огрызка земли, который они оградили и отвели под землепашество. Эти люди пришли своей тропой, выложенной плоскими камнями, пробрались через камышовые заросли вокруг пруда, который образовался, когда забил первый родник. Они были двойниками друг друга, как в свое время Джо, и по их движениям было ясно, что они «двуедины» – этим словом Два Джо называли друг друга в своих одиночных умах, – потому что двигались, как зеркальные отражения друг друга, и в их глазах всегда оставалось одно и то же выражение, независимо от того, какие ужасы творились с одним из них.

Они были выше, шире в плечах и темнее, чем Два Джо, а их лица у каждого имели свои особенности, хотя до капли походили на все остальные.

Подойдя к калитке, ведущей в огород, они остановились у ног Двух Джо, опустились на колени и принялись распаковывать свои сумки. Внутри находились подарки, завернутые в листья вьющихся растений, – семена и фрукты, спрессованные цветы и вино, всё им незнакомое – эти пришельцы выложили их перед Двумя Джо.

Два Джо, приняв эти дары, отправились в свой маленький дом.

Два Джо переглянулись, они оба не догадывались о том, что будет дальше.

Эти люди не говорили, но это не означало, что у них нет языка или что они не контактируют между собой, вот только Два Джо не могли даже себе объяснить, как пришельцы делают это. Их было больше, пришла только малая их часть, они дали это понять, кроме того, у их мира были и другие стороны, другие способы жизни. Пары обычно делились знаниями на протяжении долгого совместного проживания и зачатия детей, с которыми можно будет тоже поделиться, когда придет время. Для зачатия требовалось две пары, и в конце вечера они показали Двум Джо, что означает перекрестное спаривание двух пар – это и был их способ зачатия детей.

Когда Два Джо ушли в сад, спрятались в лунной тени под яблоней и стали перешептываться так, чтобы не слышали пришельцы, их раздирал смех удивления и немного удовлетворения, но более всего это был нервный смех. Кто были эти люди? Откуда они узнали всё то, что знали? Как они обмениваются полученной информацией? Они сказали это словами, хотя и знали меньше слов, чем прежде, поскольку в этом мире было меньше предметов и даже меньше способов действий с этими предметами.

Не был ли этот мир их миром, спрашивали у себя Два Джо, тем миром, который создала для них Госпожа? Но еще не успев задать этот вопрос, они поняли: она создала мир для них двоих, но и с другими людьми в нем, зная, что одиночество – ужасная вещь даже для двуединых людей. Их она, вероятно, сотворила ресурсами, неизвестными для Двух Джо, чтобы они могли стать кем-то другим, поскольку никто не может вечно дружить со своим собственным образом в отражении, а всё, что они сотворят только для собственных нужд, будет тоже на одно лицо с ними.

Они пошли в свою кровать, тихо поднялись по лестнице и легли рядом с двумя другими, которые уже спали. Один из Джо улегся слева, другой справа, так они и спали до самого утра рядом с двумя другими.

В течение трех сезонов они вчетвером сеяли новый урожай рядом со старым, шили одежду по новой моде, вместо иголок использовали кости, и ночи стали менее тихими, когда новая пара узнала слова, которые еще помнили Два Джо. Теперь Два Джо рассказывали свои истории, а новая пара слушала. А когда истории закончились, новая пара взяла слова и переложила их в песни, и много вечеров поленья в костре выгорали до белого пепла, прежде чем четверка отправлялась наверх спать.

Однажды утром новая пара объявила, что их зовут Квин, и так к ним и следует обращаться – по этому имени, Два Джо немедленно согласились с этим.