Во главе стола, разумеется, сидел Игорь. Мой муж. Вечный подросток в дизайнерском худи, которое стоило больше, чем средняя зарплата в этой стране, и кроссовках, за которые иной коллекционер продал бы душу. Его лицо, обычно выражавшее лишь скуку или гениальное озарение, было непроницаемо, как забрало рыцарского шлема.

Но не он привлёк моё внимание. Рядом с ним, на месте, которое по негласному правилу всегда, все эти годы, принадлежало мне, сидела девушка. Юная, свежая, с пухлыми, явно подкачанными губами и огромными глазами, в которых плескался восторженный идиотизм выпускницы курсов по личностному росту. На ней было обтягивающее розовое платье, которое, казалось, вот-вот лопнет от натуги на её силиконовой груди третьего размера. Я знала её. Ева. Наша новая SMM-щица, которую Игорь нанял месяц назад, заявив, что нам нужен «свежий взгляд на диджитал-пространство». Она ворковала что-то ему на ухо, кокетливо поправляя белокурый локон, а он, мой муж, который ненавидел, когда к нему прикасаются, и вздрагивал, если я случайно касалась его руки, благосклонно кивал.

Холодок предчувствия превратился в ледяной ком, застрявший где-то в солнечном сплетении. Я молча прошла к столу и остановилась, глядя на Еву выжидающе, не мигая.

– Кажется, вы заняли моё место, – проронила я, и в наступившей мёртвой тишине мой голос прозвучал, как треск ломающегося льда.

Девушка вздрогнула, как напуганная лань, и испуганно посмотрела на Игоря. Он медленно, словно делая мне одолжение, поднял на меня глаза. Пустые, холодные глаза программиста, смотрящего на устаревший, неоптимизированный код.

– Присаживайся, Аня. Вон там, с краю, есть свободное кресло, – бросил он, лениво махнув рукой в сторону самого дальнего конца стола, места для стажёров и провинившихся.

Я не сдвинулась с места. Я смотрела на него, на неё, на трусливо отводящих взгляды членов совета директоров, которые вдруг страшно заинтересовались своими дорогими часами. Пазл начал складываться. Отвратительный, уродливый, пошлый пазл.

– Игорь, что здесь происходит? – я всё ещё пыталась сохранить лицо, апеллировать к логике, к здравому смыслу. – Если это какой-то идиотский розыгрыш, то он крайне неуместен. У нас через три дня встреча с азиатскими инвесторами, и я ещё не закончила презентацию.

– Встречи не будет, – его голос был ровным и безжизненным, будто он зачитывал сводку погоды. – Точнее, она будет. Но вести её будет Ева. Она теперь наш новый вице-президент по коммуникациям и стратегическому развитию.

Воздух в моих лёгких закончился. Вице-президент? Эта кукла, которая на собеседовании путала дебет с кредитом и на полном серьёзе считала, что EBITDA – это порода собак? Я рассмеялась. Коротко, зло, без капли веселья. Смех застрял в горле, как осколок стекла.

– Ты серьёзно? Игорь, мы можем обсудить твои… увлечения, – я выразительно, с головы до ног, окинула взглядом девицу, которая вжала голову в плечи, – в другом месте. Но не надо смешивать личное и бизнес. Ты ставишь под удар всё, что мы строили пятнадцать лет.

– Мы? – он впервые чуть приподнял бровь, изображая искреннее удивление. – Аня, не будь такой наивной. «Vector-Z» – это мой проект. Мой код, мои идеи. Ты была… – он на секунду задумался, подбирая слово, как будто решал, каким именно ножом меня пырнуть, – хорошим финансовым менеджером. Не более.

Каждое его слово было обдуманным, выверенным ударом под дых. Он не просто предавал меня как жену. Он обесценивал меня как профессионала, как партнёра. Он стирал пятнадцать лет моей жизни, моей работы, моих бессонных ночей, проведённых над отчётами и бизнес-планами, пока он «ловил вдохновение», играя в приставку.

– Хорошим… менеджером? – прошипела я, наклонившись над столом и уперевшись костяшками пальцев в холодное стекло. Мой голос опустился до опасного шёпота. – Я вытащила эту компанию из долговой ямы, когда твои «гениальные идеи» чуть не привели нас к банкротству! Я договаривалась с банками, когда они хотели отобрать у нас всё, вплоть до офисных стульев! Я находила инвесторов, я отбивалась от налоговой, я рвала глотки конкурентам! Я построила эту чёртову империю, пока ты играл в бога в своей цифровой песочнице! – чеканила я каждое слово, словно заколачивала гвозди в крышку его гроба.

Члены совета директоров съёжились в креслах, делая вид, что изучают узоры на стеклянной столешнице. Они всё знали. Они помнили. Но молчали. Потому что их акции, их бонусы, их тёплые места зависели от него, а не от меня. По документам я не владела ничем. Глупая, наивная ошибка, совершённая по любви и слепому доверию пятнадцать лет назад. Я верила ему. Верила в «нас». Какая же я была идиотка.

– Эмоции, Аня. Я же всегда говорил, что это твой главный недостаток, – Игорь вздохнул с деланым, театральным сожалением. Ева тут же сочувственно погладила его по руке. – Именно поэтому я и собрал сегодня совет. В связи с новой стратегией развития компании и оптимизацией управленческих процессов, должность финансового директора упраздняется.

Он произнёс это так буднично, так обыденно, будто сообщал, что в корпоративной столовой сегодня на обед рыба.

Тишина. Густая, вязкая, оглушающая. Я смотрела на него и не узнавала. Нет, я узнавала. Это был тот самый Игорь, который мог неделями не разговаривать со мной, потому что был поглощён кодом. Тот самый, который забыл про день рождения нашего сына, потому что у него был «сложный дебаггинг». Просто раньше его холодная, аутичная отстранённость была направлена на внешний мир. А теперь её острие развернулось против меня.

– Ты… что? – переспросила я, хотя прекрасно всё поняла с первого раза. Мне просто нужно было выиграть секунду, чтобы собрать себя по частям.

– Твоя должность упразднена, – повторил он медленно, как для умственно отсталой. – Функции финансового контроля будут переданы на аутсорс. Так эффективнее. Мы больше не нуждаемся в твоих услугах, Анна.

Ева рядом с ним едва заметно, торжествующе улыбнулась. Улыбкой победительницы. Я посмотрела в её пустые глаза и всё поняла. Она была не просто любовницей. Она была функцией. Новой, улучшенной версией «жены». Моложе, сговорчивее, без лишних амбиций и дурацких претензий на общее прошлое. Идеальный аксессуар для гения.

– Понятно, – выдохнула я. Внутри бушевал ледяной пожар, но снаружи я была спокойна, как айсберг. Я не доставлю им этого удовольствия. Я не буду кричать, плакать или бить посуду. Это не мой стиль. – В таком случае, мне нужно зайти в кабинет, забрать личные вещи.

– Не стоит беспокоиться, – Игорь кивнул на дверь, и только сейчас я увидела двух амбалов из нашей службы безопасности, которые стояли там всё это время. – Ребята уже всё собрали в коробку. Они проводят тебя до выхода. Чтобы избежать… недоразумений.

Это было последней каплей. Публичная порка. Унижение, доведённое до абсолюта. Меня, построившую эту чёртову компанию, вышвыривали из неё, как провинившуюся школьницу, под конвоем.

Я обвела ледяным взглядом всех присутствующих. Мужчин, с которыми заключала многомиллионные сделки, с которыми пила виски после удачных переговоров, с которыми отбивалась от рейдерских атак. Ни один не поднял на меня глаз. Предатели. Трусы. Стадо.

– Хорошо, – мой голос не дрогнул. Я развернулась и пошла к выходу. Спину я держала так прямо, будто проглотила арматурный стержень. Каждый мой шаг на высоких каблуках отдавался гулким эхом в моей голове. Шаг – пятнадцать лет жизни. Шаг – бессонные ночи. Шаг – сын, который почти не видел отца. Шаг – вера в то, что мы команда.

Охранники, два молчаливых шкафа, двинулись за мной. Молчаливые тени. Я шла по коридору, мимо стеклянных стен офисов, где сидели мои подчинённые. Они видели. Все видели. Кто-то отворачивался, кто-то смотрел с плохо скрытой жалостью, кто-то – с откровенным злорадством. Я чувствовала их взгляды на своей спине, как клеймо. В холле у лифта один из охранников протянул мне картонную коробку. В ней лежали мои вещи: фотография Кирилла в рамке, моя любимая кружка с надписью «Королева чёртового всего», пара книг по финансовому анализу и маленький кактус, который я сама вырастила из семечка. Моя жизнь, упакованная в дешёвый картон.

– Спасибо, дальше я сама, – бросила я, вырвав у него коробку.

Лифт нёс меня вниз, и с каждым этажом я чувствовала, как рушится мой мир. Небоскрёб, который я считала своим домом, своей крепостью, своим детищем, выплюнул меня на тротуар, как ненужный мусор.

До дома я добиралась на такси, тупо глядя в окно на проплывающий мимо город. Он больше не казался мне упорядоченной микросхемой. Он был хаотичным, враждебным, чужим. Шок начал отступать, уступая место холодной, звенящей, как натянутая струна, ярости. Ярость была знакомым и комфортным чувством. Она была конструктивна. Она была как чистая, концентрированная энергия, которую можно было направить в нужное русло. И я уже знала, каким будет это русло.

Квартира встретила меня звенящей тишиной. Слишком правильной, слишком стерильной. Когда-то я называла это порядком, теперь – отсутствием жизни. Игорь почти не бывал здесь в последнее время. Теперь я понимала, почему. На диване в гостиной, свернувшись в огромный пушистый клубок цвета мокрого асфальта, спал Сарказм. Наш мейн-кун. Точнее, мой. Игорь его терпеть не мог, называя «бесполезным источником шерсти и аллергенов». Кот приоткрыл один янтарный глаз, лениво окинул меня взглядом, не обнаружил в моём запахе ничего криминального, и, демонстративно зевнув, снова заснул. Его королевское невозмутимость немного успокаивала. В его мире ничего не изменилось.

Я прошла в комнату сына. Кирилл сидел за компьютером, в наушниках, полностью погружённый в свой мир. Ему было пятнадцать. Сложный, колючий, язвительный возраст. Он унаследовал мой острый ум и игоревский талант к технологиям. И мой сарказм, конечно же. Я молча постояла в дверях, глядя на его сосредоточенный профиль. Как ему всё это объяснить? Что отец, его кумир, гений кода, оказался обыкновенным, банальным предателем?

Кирилл, словно почувствовав мой взгляд, снял наушники и обернулся.

– О, ты сегодня рано, – заметил он, скользнув взглядом по коробке в моих руках. Его брови чуть сошлись на переносице. В свои пятнадцать он был наблюдательнее многих взрослых. – Сократили рабочий день за ударный труд?

– Можно и так сказать, – солгала я, пытаясь изобразить улыбку. Получилось, должно быть, отвратительно. – Голова разболелась.

– Ясно, – протянул он, не сводя с меня внимательного, взрослого взгляда. Он не поверил ни единому моему слову. Но не стал допытываться. Мой сын. Он всегда чувствовал, когда нужно промолчать. – Тогда закажем пиццу? Ту, с двойным сыром и пепперони, которую отец терпеть не может, потому что она «нарушает его кето-диету».

В его предложении было столько молчаливой поддержки, столько тонкого понимания, что к горлу подкатил ком. Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Пока мы ждали курьера, я разбирала коробку. Выставила на стол фотографию Кирилла, кружку, кактус. Остальное – ежедневники, ручки, бумаги – свалила в мусорное ведро. Прошлое. Архив. Сжечь.

Мы ели пиццу прямо из коробки, сидя на диване. Сарказм тут же материализовался рядом, гипнотизируя кусок с пепперони взглядом удава, готовящегося к броску.

– Он звонил? – вдруг спросил Кирилл, откусывая огромный кусок.

– Кто? – я сделала вид, что не поняла.

– Отец, – уточнил он с лёгким нажимом. – Он обычно бесится, когда ты уходишь с работы раньше него. Говорит, что это «нарушает корпоративную синергию».

Я вздохнула. Дальше врать было бессмысленно и глупо.

– Меня уволили, Кир, – произнесла я тихо, глядя на кота, который всё-таки умудрился стащить кружок колбасы и теперь с чавканьем его поглощал.

Кирилл замер с куском пиццы на полпути ко рту. Он медленно опустил его обратно в коробку.

– В смысле… уволили? – переспросил он так, будто я сообщила, что Земля на самом деле квадратная. – Тебя? Финансового директора? Это же… невозможно. Ты же и есть «Vector-Z».