108 ударов колокола (страница 5)
Спустя годы, оглядываясь назад, Сохара думал о том, что, возможно, его бесконечные странствия были поиском смысла в пустоте города, границы которого он не обнаружил ни на земле, ни на море. Тогда Сохара не смог принять простую истину: нет у Токио ни конца, ни края.
Как-то в выходной день он написал старому школьному учителю длинное письмо. Письмо о том, как он устал, не сделав ничего конкретного, как ему одиноко, как он долго ждал этого момента, а теперь разочарован, словно вовсе не хотел уезжать, может быть, он ошибся и должен был остаться дома.
«Много дорог надо пройти, а выйти только на одну», – коротко ответил Каваками-сэнсэй на очередное письмо Сохары, в котором юноша недоумевал, почему Токио кажется таким прекрасным по телевизору и в рассказах других людей. Ему же город напоминал дракона из западной сказки или слона, который на картинке кажется очень милым, а в жизни выглядит устрашающе. Получив письмо, Сохара решил, что в следующее воскресенье он не станет бродить по столице и вместо этого пойдет в зоопарк.
Дома он видел только собак, кошек, дельфинов, белоглазок мэзиро и пестрокрылых буревестников. Эти таинственные птицы умели легко парить над океаном, но на суше становились до того неуклюжими, что за рулем приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы не наехать на них. Теперь, в Токио, он наконец-то увидит настоящих животных! Так думал Сохара, проходя через ворота зоопарка Уэно. Он смутно представлял себе, что его там ожидает, помимо палящего августовского солнца и криков школьников. И вот он увидел невероятно длинную шею и язык жирафа, неуклюжую морду и страшные ноздри носорога, стал свидетелем неловкого процесса испражнения бегемота и столкнулся с надменным безразличием льва.
Спешить ему было некуда, и Сохара простоял шесть часов в нескончаемой очереди, чтобы увидеть недавно привезенную из Китая панду. За те три минуты, дарованные ему толпой, он успел увидеть, с какой безмятежностью панда поглощала бамбуковые стебли, разрывая их на мелкие кусочки, проглатывая и начиная заново.
В тот день он последним вышел из зоопарка, и смотрители с поклоном затворили за ним высокие железные ворота. Тогда Сохара понял, что рассказать о зоопарке ему было совершенно нечего. Его ошеломил не только организм города с его многоквартирными домами, растущими упрямо, как сорняки в огороде, и толпами людей, снующих по улицам, поездам и ресторанам. Все эти люди спали по ночам, но не умели отдыхать. Казалось, что каждый из них существовал отдельно от остальных. Даже животные разочаровали Сохару, хотя в детстве он с упоением рассматривал их в книжных иллюстрациях и документальных фильмах. Ему показалось, что его обманули. Много дорог надо пройти, а выйти только на одну.
«Много дорог?» – написал Сохара учителю и тут же побежал на почту, чтобы приклеить марку и опустить письмо в почтовый ящик. «Чтобы выйти на верный путь, нужно по крайней мере пять раз свернуть не на ту дорогу. Так было со мной», – одной строчкой ответил Каваками-сэнсэй.
После окончания договора, подписанного со строительной компанией, Сохара продержался в городе еще полгода. Некоторое время он продолжал свои поездки по выходным. Он побывал на всех конечных остановках железнодорожных и автобусных линий, ходивших в его районе. А потом и вовсе прекратил свои вылазки. По выходным он просто лежал в однокомнатной квартире, смотрел в потолок и тосковал по звездам, книгам, старикам и огромным волнам.
Двенадцать суббот и воскресений он провел в своей комнатушке, погруженной во мрак тоски и тишины, и в конце концов понял, что так продолжаться не может, иначе он заболеет. Сохара попросил выплатить ему выходное пособие, оставил дяде, с которым не виделся уже больше года, сообщение на автоответчике («Благодарю тебя за все, ты был очень щедр ко мне»), собрал немногочисленные пожитки и уехал.
Зима выдалась, как всегда, суровой. Сохара терпеливо ждал разрешения выйти в море и четыре ночи подряд спал на скамейках в порту, куда приходил корабль. Он питался онигири и гораздо реже мясными шашлычками. На пятый день он, наконец, отчалил и навсегда вернулся на остров.
7
Господин и госпожа Судзуки подняли тост за здоровье Токи. Затем хозяйка взяла рюмки с сакэ и отправилась на кухню. Сохара последовал за хозяином в глубь дома.
– Вчера мы почистили потолки и осиирэ, – сказал Судзуки. – Осталось только привести в порядок татами.
Они трудились целый час, пока не сняли все циновки. Воздух наполнился ароматом тростника и призраками, которые возникали из клубов пыли и сажи. Аккуратно пропылесосив пол, они повесили на крюк, специально принесенный Сохарой, плетеные тростниковые циновки татами и тщательно вычистили их со всех сторон.
– Тряпка готова. Я уже смочила ее чаем, – сказала госпожа Судзуки, войдя в комнату с двумя чашками ароматного напитка.
Она передала мужу свернутое потрепанное полотенце, источавшее запах чайных листьев, и тут же исчезла. Мужчины неторопливо приступили к чаепитию, беседуя о сыне Судзуки, чья карьера в городе складывалась весьма успешно. Он работал в IT-компании в Токио и по вечерам возвращался домой очень поздно. Порой, когда требовалось пересмотреть всю систему безопасности, ему даже приходилось ночевать на работе.
– Жена волнуется за него, потому что у Такахары нет девушки. Он говорит, что времени на личную жизнь не хватает, но недооценивает тяготы жизни. Когда некому тебя поддержать, приходишь домой вечером, а тебя никто не ждет. Никто не приготовит вкусный ужин, а у тебя нет времени на готовку, разве это можно назвать жизнью? Он питается дрянной готовой едой из магазинов комбини.
Сохара молча кивнул.
– Мы так ждали его к Новому году, – признался Судзуки с волнением в голосе, – но в итоге пришлось опять побеспокоить тебя, чтобы ты помог с уборкой. Нам очень жаль.
– Даже если бы Такахара приехал, я все равно помог бы вам. Ему бы следовало отдохнуть.
– Это верно, – пробормотал Судзуки, склонив голову.
– К тому же, вы меня не беспокоите. Давайте я закончу, – сказал Сохара, увидев, что Судзуки собрался встать. – Присядьте, иначе вечером у вас заболит спина.
Тот ответил благодарной улыбкой.
– Кстати, господин Судзуки, я давно хотел вас спросить кое о чем.
– Конечно, спрашивай.
– Иногда я задаюсь вопросом: каким было детство на острове до появления интернета, когда в домах были только телефоны? Каким было ваше детство? Наверное, было бы интересно собрать все ваши истории и составить книгу воспоминаний жителей острова. С рассказами о детских играх, о том, каким был остров в те времена.
– Мне кажется, все бы с радостью согласились поучаствовать! – оживился Судзуки. – В детстве, говоришь? Как мы только ни шалили. Жизнь в те годы была трудной, но мы были счастливы.
Ответ на этот и следующие вопросы Сохара знал наизусть. Судзуки уже тысячу раз рассказывал ему о детстве, да и мать Сохары, которой сейчас было бы примерно столько же лет, будь она жива, любила делиться воспоминаниями и рассказами других жителей острова.
Постепенно вопрос возымел нужное действие, на которое и рассчитывал Сохара: Судзуки расслабился, и тоска по сыну уступила место радостным воспоминаниям о школьных годах, когда дети любили подшучивать над учителями. Потом Судзуки рассказал о том, как однажды, будучи семилетним мальчиком, положил два дергающихся хвоста ящерицы на руку матери, отчего та в испуге выскочила в окно.
