Почувствовав себя немного лучше, я сбросила полотенце и натянула чистую одежду. Взглянув в зеркало, с удивлением увидела на своем лице легкую улыбку, о существовании которой даже не подозревала. И моргнула, наблюдая, как улыбка исчезает. На моей щеке – там, где Томми ударил меня тыльной стороной ладони, – красовался большой красный след, а на скуле – небольшая ссадина, которая, должно быть, осталась от его обручального кольца. Я взяла расческу и начала грубо водить ею по мокрым волосам, раздирая спутанные пряди, пока резкие рывки не заставили меня скривиться.

Глава четвертая

Надежду можно отыскать в самых странных местах, в самых темных уголках. Прижми ее к себе, мой дорогой.

Она твоя и ничья больше.

Лимончик, королева Безе

ГАБРИЭЛЬ

В «Платиновой жемчужине» было оживленно. Я сел за тот же столик, за которым сидел два дня назад, и заказал у официантки пиво.

– Не знаете, когда выступает Кристал?

Темноволосая официантка, которая принесла мое «Миллер Лайт», склонилась ниже, чем это было необходимо, чтобы поставить пиво на стол. Кажется, она смутилась, когда я посмотрел ей в глаза, вместо того чтобы опустить взгляд на выставленную перед моим лицом грудь, и задержалась в согнутом положении еще на секунду, прежде чем выпрямиться.

– Думаю, она следующая.

Мое сердце забилось быстрее. Я повернулся к сцене, ожидая начала следующей песни. Когда она позвонила и сказала, что передумала, я был потрясен. Потрясен и слегка сбит с толку. Мне было интересно, что заставило ее передумать. Я недоумевал, почему она разыскала меня и позвонила. Я чуть было не посоветовал ей совсем забыть об этом, так как решил, что вся эта идея ужасна. Но, услышав ее голос по телефону, я не смог сказать «нет». По правде говоря, я был одновременно напуган и взволнован, и это было волнующее чувство, которого я раньше не испытывал. Я хотел… большего. И я подумал, что, наверное, для меня это позитивный момент – вообще чего-то хотеть. Но что двигало ею? Я постоянно возвращался к этому вопросу.

Свет вспыхнул, а затем погас, и заиграла музыка – ровный басовый ритм, от которого у меня кровь вскипала в жилах в такт. Я нахмурился, оглядываясь. Возле сцены проходил мальчишник, и его участники были настолько пьяны, что практически падали со своих стульев.

Когда снова зажегся свет, Кристал сидела на стуле в крошечном серебристом бикини со свисавшей по краям бахромой и высоких серебристых сапогах. Она настолько поглотила мое внимание, что раздавшиеся в зале радостные возгласы испугали меня. Я сделал глоток пива и стал смотреть, а она начала танцевать.

Когда она выступала, ее длинные волосы, отражая свет, развевались вокруг прекрасного стройного тела. Такого цвета волос я раньше не встречал – что-то вроде сочетания светлых, рыжих и каштановых прядей. Он напоминал о сиянии, проникающем сквозь банку меда. И его было так много! Мне было интересно, каково это – провести пальцами по этим волосам. Ее тело двигалось в такт музыке, глаза были закрыты, а холодное, отстраненное выражение лица казалось застывшей броней.

Кристал. Нет, не кристалл! Кристалл совершенно чист, прозрачен. Через кристалл можно смотреть, как через стекло. Но вот девушка там, на сцене… на кристалл совершенно не похожа.

Как тебя зовут? Как тебя зовут по-настоящему? Боже, я хочу знать!

– Я бы засадил этой киске, как отбойным молотком! – выкрикнул пьяный участник мальчишника на радость своим приятелям, которые захохотали и подняли бокалы в знак поддержки.

Его непристойное заявление отвлекло меня от мыслей. Он встал и начал тереться пахом о спинку стула, имитируя половой акт, который только что описал. Вся эта сцена распахнула внутри меня какую-то пустоту, заставлявшую ощущать злость и грусть одновременно. Я встал, бросил чаевые на стол и направился в подсобку, чтобы подождать там. Свернул за угол – в коридор, где в первый раз ждал Кристал, и увидел, что вышибала Энтони сидит на табурете.

– Чем я могу помочь? – спросил он своим глубоким баритоном.

– Я здесь, чтобы встретиться с Кристал, когда она закончит танцевать.

– Ты Гейб?

– Да, – с удивлением подтвердил я – не ожидал, что она назовет Энтони мое имя.

– Я тебя провожу.

Я последовал за Энтони в комнату, которая отличалась от той, где я разговаривал с Кристал в первый раз. Там было темно, а все четыре стены были обтянуты фиолетовым бархатом. У стены стояли черный кожаный диван и несколько бархатных пуфиков, в углу – аудиосистема, а на противоположной стене висел телевизор с большим экраном.

– Проходи и присаживайся, – предложил Энтони. – Кристал придет после выступления.

– Хорошо, – сказал я, проходя в комнату.

Услышав щелчок закрывающейся за мной двери, я вздохнул. Присел на краешек дивана, борясь с тревогой. Темнота. Запертая дверь. Тишина. Эта комната напоминала пещеру или сырой подвал. Мой взгляд переместился на дверь, и я напомнил себе, что могу уйти в любое время, когда захочу. Это не то же самое. Нисколько.

Но я задумался, не является ли это место чем-то вроде сырого запертого подвала для Кристал.

Я не совсем понимал, почему так подумал, но эта мысль камнем лежала на моей совести, и ее тяжесть давила на меня.

Несколько минут спустя я отвлекся от мыслей: дверь распахнулась, и Кристал вошла внутрь. Я начал вставать, но она жестом велела мне оставаться на месте, и я подчинился. Она надела длинную толстовку, которая доходила до середины ее бедер и съезжала с плеч, но так и не сняла серебристые сапоги. Ее наряд заставил меня улыбнуться. Она села на диван и повернулась ко мне. Внутри у меня все сжалось. Боже, она была прекрасна! Слишком прекрасна для этой комнаты. Слишком прекрасна для этого места.

Она собрала волосы в беспорядочную копну на макушке. При таком освещении они казались более темными: скорее каштановыми, чем золотистыми. Ее миндалевидные глаза были густо подведены черным и имели невероятно длинные – очевидно, накладные – ресницы.

– Я не была уверена, что ты придешь. – Она улыбнулась, не глядя мне в глаза.

Я помассировал затылок, чувствуя себя странно – растерянно, не в своей тарелке… И меня охватило чувство вины.

– Я не уверен, что мне следовало это делать. – Ее лицо слегка вытянулось, и я поспешил продолжить: – Просто… наверное, меня мучают угрызения совести.

Ее оценивающий взгляд на мгновение скользнул по моему лицу, а затем она приподняла бровь, встала и соблазнительной походкой направилась к аудиосистеме, прежде чем снова повернуться ко мне.

– Боже мой, звучит как болезнь! Это ведь не заразно? – Она положила руку на бедро и мило улыбнулась.

Я рассмеялся, и теплая волна веселья, смешанного с легким удивлением, наполнила мою грудь. Это было приятно.

– Нет, я так не думаю.

– Что ж, хорошо. – Она включила музыку, убавив громкость, вернулась ко мне и снова уселась на диван. – Как насчет того, чтобы попробовать один сеанс? А если у тебя ничего не получится, если ты почувствуешь себя… нехорошо, мы прекратим – ничего страшного. – Она одарила меня легкой дразнящей улыбкой, и мне показалось, что у меня между ребер затрепетали птичьи крылья.

Один сеанс. Она действительно считала это терапией! Полагаю, этого было достаточно точно. Я прикусил нижнюю губу, все еще испытывая неуверенность, но уже не желая уходить.

Она мне нравилась. Нравилось то, как она смотрела на меня и поддразнивала, как в ее глазах светились острый ум и сообразительность, нравилось то, что она казалась такой суровой и в то же время какой-то мягкой. Да, она мне нравилась. Ох, Габриэль, ты идиот!

– Сначала договоримся об оплате.

– Просто назови цену, – предложил я. – Я согласен на все, что ты сочтешь справедливым.

– Справедливым, – пробормотала она. – Ну, пока мы здесь, клуб берет плату за приватный танец, и, чтобы заработать хоть какие-то деньги для себя, мне придется удвоить ее. Значит, пятьдесят. – На мгновение на ее лице промелькнула неуверенность, как будто она переживала, что запросила слишком много.

– Пятьдесят долларов? – повторил я, стараясь не скривиться от осознания того, как мало ей платят. Клуб берет плату за приватный танец. Господи боже!

– Если это слишком много, можем сойтись на сорока пяти, – выпалила она, и в ее голосе послышались нотки отчаяния. Это все объяснило. Ей нужны деньги, хотя бы небольшая сумма. Вот почему она решила пойти на это!

Боль вернулась – на этот раз еще острее, вызвав неприятное ощущение в животе. Я поерзал на стуле.

– Когда я был подростком, то ходил к одному психологу в Миддлбери. Он брал сто пятьдесят долларов за сеанс. Я буду платить тебе не меньше.

Ее глаза слегка расширились, прежде чем на лице снова появилось прежнее невозмутимое выражение.

– О, хорошо… Что ж, отлично! Может, начнем с поцелуев?

Я моргнул и осторожно улыбнулся. Улыбка превратилась в гримасу, и я снова смущенно потер затылок.

– Возможно, я не совсем ясно объяснил, насколько мне некомфортно от присутствия людей в моем личном пространстве. Если бы я был готов к поцелуям, меня бы здесь не было.

Она слегка нахмурилась, наклонив голову, и снова смерила меня взглядом. Кивнула, и в ее глазах появился легкий намек на мягкость, но без осуждения. Я вздохнул, благодарный за эту маленькую милость.

– Я могу научить тебя тому, что я делаю, когда кто-то приближается ко мне. Я полностью отстраняюсь, и это делает ситуацию терпимой. – Она прикусила губу, нахмурив брови, как будто что-то обдумывая. – Думаю, я могу научить тебя, как это делается.

Я замер и уставился на нее. От ее слов у меня защемило сердце. О боже…

– Но я не этого хочу. Я знаю, как отстраниться. Знаю, как это сделать. Я хочу остаться самим собой. Вот в чем мне нужна твоя помощь! Остаться самим собой.

Ее щеки вспыхнули, и она мгновение смотрела на меня, прежде чем отвести взгляд.

– Ох… – Она нервно коснулась ногтем заусенца, нахмурив брови, прежде чем ее глаза снова встретились с моими. В выражении ее лица было что-то такое, чего я никак не мог понять. Страх?

Она пошевелилась, обхватила себя руками за талию и так же быстро разжала их, сложив ладони на коленях. Широко улыбнулась, но глаза оставались серьезными.

– Хорошо. Тогда давай просто начнем. Могу я?.. – Она жестом указала, что хочет сесть ближе ко мне на диване. Ее взгляд встретился с моим и на мгновение задержался. Я кивнул, чувствуя, как тревога разливается в крови.

Она придвинулась ближе, и сердце забилось чаще. Она придвинулась еще, и я почувствовал, как тело вспыхнуло от неловкости, кожу начало покалывать. Наши бедра почти соприкасались. На ее скуле был красный след, который макияж уже не мог скрыть на таком близком расстоянии. Я хотел спросить ее об этом, но не смог подобрать слов. Адреналин, хлынувший в мое тело от ее близости, вызвал у меня головокружение, желание убежать. Мне отчаянно не хватало пространства, и хотя я понимал, что это неразумно, но не мог сдержать желания отодвинуться, оказаться хотя бы на расстоянии вытянутой руки, чтобы почувствовать себя в безопасности. Я резко вдохнул, а она продолжала смотреть мне в глаза.

– Я собираюсь коснуться твоей руки, – прошептала она. – Это нормально?

Ее глаза были широко распахнуты, губы приоткрыты, а грудь поднималась и опускалась с каждым учащенным вдохом. Я видел ее нервозность, ее неуверенность, но, несмотря на это, она проявляла заботу, – и на одно сладостное мгновение меня словно коснулся успокаивающий ветер. Я издал странный звук, который был наполовину словом, наполовину выдохом.

Она заколебалась, но продолжала смотреть мне в глаза.

– Габриэль… – прошептала она.